– Только не рисуй срамные картинки, – предостерег Джоэл, когда Ли навел мыльную пену и проверил опасную бритву.

– Обязательно нарисую! Это тебе наказание за непотребное поведение, – с притворной строгостью пообещал друг.

В тот вечер Джоэл больше не думал. И странным образом простил всю ложь Джолин, пока разговаривал с Ли.

Они не боялись обратиться в эту ночь, Ловцы Снов оставались пустыми. Кошмары не посещали мансарду, и постепенно отступала темная душевная боль, глупая и ненужная. А Джолин… Джолин… Мысли о ее мучениях не покидали даже в минуты забытья. Джоэл болтал с Ли о каких-то пустяках и возвращался к изначальным намерениям спасти Джолин из пекарни, ни в чем ее не обвиняя. Боль стала светлой, дающей силы двигаться дальше. Он поклялся спасти Джолин. Теперь они существовали только втроем в его маленьком мире застывшего времени. Мире, где длился один счастливый миг. И ради этого мира стоило продолжать борьбу.

А пока в ночи только Ли умиротворенно дремал на своей новой кровати, расписанной драконами и цветами. Больше они ничего не боялись, никого не осуждали и никому не завидовали. Для Джоэла рушились всякие преграды и условности, раскрывались все секреты. Кроме одного. Его собственного. И, словно прочитав мысли, Ли вдруг начал тихий предрассветный разговор:

– Джо…

– Не спится? Что такое?

– Нет, ничего, это я так… – слегка засомневался Ли. – Джо, ты что-то обещал рассказать мне тогда, еще весной. Про приют и… и про себя. Может, сейчас не время. Просто я хотел бы окончательно понять, что тебя мучает. И сейчас, и все эти годы.

– Мучает…

– Я знаю про Стеллу. Полагаю, ты боишься потерять Джолин, как ее. Если не на дежурстве, то как-то иначе. Может, поэтому вы избегали друг друга.

– Избегали? Она боялась охотников.

– Но я тоже охотник, а с ней так легко говорил, от меня она как будто и не убегала, – удивился Ли. Возможно, Джоэлу тоже следовало прийти к Джолин. Он в очередной раз обругал себя за ненужную гнусную ревность по отношению к пекарю. Его неземная голубка искала защиты и спасения, а вместо этого он пришел в ночи, как вор, а потом убежал в кабак.

– Я должен поговорить с ней, – сдавленно отозвался Джоэл. – Она ведь… спасла меня. А я… неблагодарный.

– Видишь, ты ее избегаешь. Так, значит, все дело в Стелле и в дежурствах? – допытывался Ли. И в эту ночь доверия не оставалось сил молчать.

– На дежурствах я боюсь потерять тебя, – признался Джоэл, удивляясь, что произносит это вслух.

– И из-за этого ты отправил меня подальше в тот день, когда тебя едва не убил Вестник Змея? – Ли переменился в лице, хмурясь и кривясь. Он давно подозревал, впрочем, все обстояло несколько иначе.

– Н-не совсем, я не отправлял, я словно провалился в другой мир, мир Вестника Змея, и уже не мог с тобой встретиться там, во тьме…

– Мир тьмы… Надо запротоколировать? – с сомнением протянул Ли, на миг превращаясь из чуткого друга в охотника, ведущего сложное дело. Но Стражи Вселенной и мир темных линий едва ли внесли бы ясность.

– Я сейчас не уверен. Это вряд ли поможет в расследовании, – отмахнулся Джоэл. – И да, я боюсь потерять и Джолин, и тебя.

– Не потеряешь. Но откуда такая тревога? Было же еще что-то, кроме Стеллы?

– Да, я многих терял.

– Так что? Расскажешь, что еще тебя мучает? У тебя, кстати, должок. Насчет кошмаров и прочего.

Джоэл замер и испытал малодушное желание наспех одеться и снова сбежать в трактир на Рыбной улице. Или на обугленный пустырь. Куда угодно – лишь бы не рассказывать. Он не стыдился своих воспоминаний, как Ли, но считал, что облечение их в слова принесет невероятную боль. Впрочем, после правды о Джолин, после того, как он признался себе в дурной зависти чужому счастью из-за разговора с Батлером, дела далекого прошлого уже вряд ли ранили бы сильней. Поэтому Джоэл ответил:

– Да, пожалуй, самое время. В голове сейчас такой сумбур, что из нее можно выудить все, что захочешь. Тем более… это же ты.

– Так расскажешь? – Ли выжидательно повернулся на своей кровати и подпер рукой голову, всматриваясь в лицо. Он готовился выслушать что угодно. И Джоэл понял, что настало время поделиться, хотя он не причислял себя к хорошим рассказчикам.

– Расскажу… Расскажу о том, как я… как я стал охотником… Вернее, не совсем… О том времени, когда я впервые встретил настоящего друга.

– Так вот в чем дело! Он был похож на меня?

– Да. И нет… В общем, только не перебивай.

– Хорошо, – кивнул Ли и умолк. Джоэл несколько раз вдохнул и выдохнул, наводя относительный порядок в голове, а потом речь полилась сама собой, как будто повествовал не о себе, а о ком-то другом.

– В приюте имени сестры Джоэлины было очень тесно. У нас стояли двухъярусные односпальные кровати. Но из-за количества сирот на каждом ярусе спали по двое. Получалось, что в комнату вмещалось вдвое больше тощих, никому не нужных мальчишек. Мы почти не видели внешний мир. На улицу нас выводили редко: там сложнее следить за группой непослушных детей, поэтому и общались мы только между собой. Ни заботы, ни понимания… Вместо матерей – воспитательницы. Но какие это матери – надсмотрщицы. А уж про воспитателей-мужчин лучше вовсе не рассказывать, что они творили…

– У вас там было как в тюряге, – все-таки перебил Ли. Джоэл только обрадовался: рассказ уходил явно не в ту сторону. Ему не хотелось пересказывать, как их били то розгами, то палками за малейшую провинность, как кормили пригоревшей овсянкой и тухлым мясом. Такие истории поведал бы, наверное, каждый сирота.

– Да, немного похоже. Иерархия как в тюряге: старшие издевались над младшими, проверяли, кто может стать их подручными, кто будет объектом издевок. Я был крупным и сильным, не примыкал ни к одной банде. И бил первым. Так уж мне повезло. Никто не смел красть у меня полотенца или башмаки, – не без хвастовства заметил Джоэл, но голос предательски сорвался, выдавая с головой. – Зато мой сосед по койке рос хилым. Ему доставалось, но он молчал. А я злился и мстил за него как умел. За это меня частенько сажали в карцер.

Джоэл помнил стены без окон и темноту, глухую темноту вокруг. Он и не предполагал, что во взрослом возрасте добровольно пойдет в такие же клетушки, которые в Цитадели выписывали охотникам. В приюте их хотя бы не пристегивали кожаными ремнями.

– Не представляю, что ты был хулиганом! – не верил пораженный Ли.

– Я и не был. Дрался-то я не за себя. Но бил крепко, всегда до крови, так что в карцер сажали за дело. Но я терпел, потому что у меня был друг. Ну, так я и привык защищать его. – Джоэл признался легко и буднично и продолжил: – Он спал, а я слушал его дыхание. И каждый вечер обещал себе, что мы сбежим из приюта и будем неразлучными напарниками, охотниками Цитадели. Только… сбежать мы не успели.

– Его… – Ли вытянулся и осторожно сжал руку Джоэла, поддерживая и немо прося рассказать до конца.

– Да, его убили сомны, – шепотом охнул Джоэл и замолчал, крепко зажмурившись, но потом продолжил, снова тоном сказителя, будто случилось все не с ним: – Ловцы Снов давно не меняли. И один из ребят превратился. Начался пожар – наверное, от опрокинутой лампы. Была суматоха. Воспитатели не пытались никого спасти, боялись только за свои гнилые шкуры. А на окнах висели решетки. Все кинулись к дверям, случилась давка. Мы с другом не могли бросить младших, начали вытаскивать их. Его ведь всегда били, тут бы сломаться и озлобиться, а он продолжал защищать более слабых. Мы заходили в дым и выносили малышей, вытаскивали из-под кроватей, из шкафов. Они ведь… так боялись, прятались. А мы думали, что раз мы старшие, значит, сильные, значит, должны справиться. И друг не отступил, пошел со мной, сказал, что никогда не бросит… Мы почти справились, вытащили кого сумели. Но потом… из дыма вышло чудовище. Я не успел, ничего не успел сделать. Сомн оказался быстрее.

Воцарилась давящая тишина, последний заслон раскололся фарфоровой плиткой. Все тайны иссякли, не уходило лишь тягучее чувство старой утраты, такой же невосполнимой, как и смерти всех близких людей. Все они оставляли выболевшие отметины на полотне души, и оно постепенно чернело от горя и разлук, которые устраивала жадная вечность. Но рядом еще оставался Ли, который рассеял неловкое молчанье короткой искренней фразой: