Наконец в зал вошла секретарь и объявила, что суд идет. Все присутствующие встали. Дверь в глубине зала открылась, появилась судья – Нина Петровна Сорокина – женщина лет сорока пяти, полная, пышногрудая, в черной мантии. Чем-то она напоминала продавщицу из продовольственного магазина.

Виталий несколько раз посещал судебные слушания и знал характер Сорокиной, как она не любит адвокатов, старается ставить их на место, учит чему-либо, придирается к мелочам, используя служебное положение. Ведь, хотя и говорится, что все участники судебного процесса равны и никакой разницы между прокурором и адвокатом в нашем правосудии нет, в суде всегда идут навстречу прокурору, стороне обвинения. Что же касается просьб и ходатайств со стороны защиты, то все делится на два, а то и на три – только одна треть удовлетворяется, в остальном отказывают. Поэтому Виталий чувствовал себя не очень уверенно. Кроме того, переживал – дело было первым.

Заседание шло по традиционной схеме. Сначала – допрос подсудимого. Огурцов коротко рассказал суть дела, строго следуя схеме, которую, в соответствии с планом и стратегией защиты Натальи Михайловны, накануне подготовил Виталий. Судья молча выслушала Огурцова. Затем слово было предоставлено прокурору, который зачитал обвинение. После прокурора выступал потерпевший. Это был мужчина лет сорока, худощавый, с темными усами и абсолютно лысый. «И что она в нем нашла? – подумал Виталий. – Наверное, пьяные были, она и начала с ним заигрывать… А может, хотела подразнить мужа…»

Тем временем потерпевший излагал свою версию. По его словам, он пришел отдохнуть, и ни с того ни с сего ревнивый муж набросился на него с пистолетом и выстрелил. Наличие ножа в его руках потерпевший, естественно, отрицал.

Затем слово было предоставлено прокурору. Он задал несколько ничего не значащих вопросов. Наконец наступила очередь защиты.

Козырев встал, одернул пиджак и начал задавать вопросы. Первый касался ножа и был простым.

– Потерпевший, объясните, пожалуйста, каким образом вы на стадии следствия говорили, что у вас в руках был кухонный нож, так как вы боялись за свою жизнь, а сейчас, в судебном заседании, вы говорите, что никакого ножа не было. Почему появились противоречия я ваших показаниях?

Судья начала пролистывать том уголовного дела, нашла место, где находились протоколы допросов, проводимых следователем, и стала внимательно их перечитывать.

Тем временем потерпевший невнятно стал объяснять, что он все перепутал, что его не так поняли. Но расчет адвоката был верен: ему удалось привлечь внимание судьи к тому, что показания в ходе следствия потерпевшим были изменены.

– Теперь у меня вопрос к моему клиенту, подсудимому Огурцову, – продолжил Козырев. – Ваша честь, я могу его задать?

– Да, можете, – кивнула судья. – Задавайте.

Виталий повернулся к Огурцову:

– Скажите, пожалуйста, почему вы вытащили ручку-пистолет и стали стрелять в потерпевшего?

Огурцов, заранее знавший, что этот вопрос будет ему задан, поднялся и ответил:

– Я видел, что над моей жизнью нависла реальная угроза, поэтому и выстрелил.

– Значит, как я понимаю с ваших слов, была реальная угроза со стороны потерпевшего, который шел на вас с ножом?

Далее адвокат задал еще несколько вопросов своему клиенту.

Затем стали выступать свидетели, участники злополучного застолья. Каждой из женщин адвокат задавал один и тот же вопрос – видели ли они, как потерпевший шел на его клиента с ножом, и не считают ли они, что действия Огурцова были самообороной. Наконец, когда вопрос задавался очередной свидетельнице, судья резко оборвала адвоката:

– Послушайте, – раздраженно произнесла она, – суду и так ясно, к чему вы клоните – к самообороне. Можно уже не задавать этот вопрос.

Виталий сел. Он перехватил недовольные взгляды Огурцова и его жены. Вероятно, они чувствовали, что судья не на их стороне.

Судья объявила перерыв, предупредив, что после перерыва будут прения сторон. Значит, скоро дело будет закончено…

В перерыве Огурцов пошел покурить. Виталий решил, что должен быть рядом и как-то приободрить своего клиента. Он остановился неподалеку. Рядом с Огурцовым стояла жена, вытирая слезы носовым платком.

– Да что вы раньше времени своего мужа хороните! – Виталий подошел к ним вплотную.

– Да все уже понятно, – покачала головой женщина. – Вы же видите, что судья настроена против нас. Даже слова сказать не дает! Все идет к тому, что моего мужа накажут. А в колонии, вы ведь понимаете, он не выдержит, даже если ему четыре года дадут! Ему и одного там не продержаться! У него здоровье слабое, он там погибнет! – Женщина снова заплакала.

Адвокату неприятно было слышать такие слова. Почему они не верят в удачу? Хотя, на самом деле, на их месте он вел бы себя так же…

– Не паникуйте раньше времени! – проговорил он. – Предположим, дадут срок. Но если бы потерпевший умер? Была бы другая статья, чистое убийство, и срок был бы другой. Видите, я работаю, делаю все, что могу…

– Конечно, мы это видим, – ответила женщина, – только все равно все против нас складывается. Не верят они нам, и все тут! Господи, – она неожиданно повернулась к мужу и, обняв его, уткнулась в его плечо, – как же я без тебя жить буду?

Адвокат отошел в сторону.

Вскоре перерыв закончился, все вернулись в зал судебного заседания. Начались прения сторон. Первым выступал прокурор. Он коротко зачитал то же самое, что читал в начале заседания. В конце он добавил стандартное предложение:

– С учетом вышеизложенного и по совокупности действий считаю гражданина Огурцова виновным в совершении преступления по такой-то статье и прошу назначить ему наказание в виде шести лет лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строго режима.

Прокурор закрыл папку и сел. Тут же раздался плач жены Огурцова.

– Слово предоставляется защите, – услышал Виталий. Он тут же поднялся и начал свою речь, направленную на оправдание своего клиента. Говорил он минут десять, перечисляя все факторы, которые могли с положительной стороны характеризовать Огурцова. Затем он перешел к характеристикам с места работы и с места жительства, еще раз сказал, что Огурцов нарушил пределы самообороны и действия Огурцова ни в коей мере не являлись умышленным нанесением телесных повреждений. В конце он добавил, что Огурцов раскаялся в совершенном действии, признал себя виновным, и, сделав паузу, чтобы выделить самое главное, попросил суд назначить для Огурцова наказание, не связанное с лишением свободы.

– Вы закончили? – спросила судья.

– Да, ваша честь, – кивнул Козырев.

Судья поднялась и, захлопнув папку с делом, громко объявила:

– Суд удаляется на совещание! Приговор будет объявлен завтра в двенадцать часов.

Выйдя из здания суда, Козырев тут же поехал на работу. В консультации он сразу пошел к Наталье Михайловне.

– Как дела? – спросила она.

– Да не очень… Прокурор попросил шесть лет лишения свободы в колонии строгого режима.

– А ты что?

– Я говорил о самообороне. Но судья нам не верит.

– Ничего, не волнуйся. Ранее клиент не привлекался, характеристики положительные – шанс есть.

– Но какой?

Наталья Михайловна пожала плечами:

– Ничего говорить не будем, чтобы не сглазить.

– Приговор завтра в двенадцать, – добавил Виталий.

– Ну вот завтра мы все и узнаем, – улыбнулась Наталья Михайловна.

Ровно в полдень Виталий был в суде. Он заметил, что Огурцов был одет по-другому – какая-то дешевая куртка, старые ботинки, в руках тот же рюкзак с вещами… Да, скорее всего Огурцова все же арестуют в зале суда, так как приговор будет связан с лишением свободы.

В коридоре появились два милиционера. Один из них держал наручники. Они шли, останавливаясь у каждой двери, как бы решая, куда им нужно войти. Вот они приближаются к дверям того зала, где будет проходить оглашение приговора Огурцову… Адвокат заволновался. «Да, похоже, все складывается не в нашу пользу», – подумал он.