А где же ландграф? А еще говорили, что ждет…

Только Кир вздумал обсудить отсутствие хозяина замка со спутниками, как тяжелый занавес, прикрывавший, оказывается, потайную дверь, колыхнулся и оттуда стремительной походкой вырвался невысокий человек в черном сюрко,[31] отделанном серебряным шнуром. Он пробежал едва ли не вприпрыжку наискось через залу и уселся на хозяйское кресло.

– Кто такие? – отрывисто бросил он. – Зачем здесь? Отвечайте! Ну!

«Неужели сам ландграф?» – подумал Кир. И все же решил уточнить:

– Я имею честь видеть перед собой ландграфа Медренского?

– Да! Я – Вильяф Медренский, милостью Триединого правитель здешних земель! А вы кто такие?

– Т’Кирсьен делла Тарн, – шаркнул ногой молодой человек, прижал ладонь к груди. Добавил как можно значительнее: – Я с юга. С секретной миссией.

– Да? – в глазах ландграфа промелькнула нешуточная заинтересованность. – Ну и?

– С очень секретной миссией, – подчеркнул бывший гвардеец.

– Я слышал. Дальше! Что за миссия?

Кир многозначительно вздохнул, внимательно рассматривая графа. Бородка клинышком, седые виски, лицо моложавое, без лишних морщин. Но глаза красные, припухшие. Значит, спит Медренский мало – либо находятся дела поважнее отдыха, либо совесть замучила.

– Ваша милость прославился далеко за пределами Тельбии как борец с империей, – медленно проговорил парень. – Слухи по земле не ползут, а летят, как лучшие борзые коты.

– Ну-ну… Складно говорите, господин…

– Делла Тарн, – подсказал тьялец.

– Вот-вот. Имечко-то у вас не южное. Восточное. Что скажете?

– А я и не говорил, что родом с юга. Я сказал, что с юга прибыл.

– Да?

– Именно.

– Горазды вы болтать, юноша. А я должен время терять, слушая вас. Не понимаю, зачем я вообще вас принял. Кто бы подсказал?

Кир скрипнул зубами. Издевается над ним ландграф, что ли? Или проверяет таким образом? Ладно. Обиды можно засунуть куда поглубже. Тем паче что настоящий лазутчик так и поступил бы. Для их братии слово «честь» не более чем пустой звук.

– Я уполномочен сделать вам предложение, ваша милость, от которого трудно отказаться.

– Да неужели?

– Я на это рассчитываю.

– Рассчитываете? Ну-ну… Ландграф Вильяф, значит, старая дева, которую засватали наконец-то… Отказаться ну никак!

– Те силы, которые стоят за мной, не привыкли, чтобы им отказывали, – раздельно проговорил Кирсьен.

– Да? Вот те на! Что ж за силы такие, господин делла Тарн? Чем они так славны?

– Вы, должно быть, знаете, ваша милость, кто вот уже на протяжении пяти сотен лет постоянно противостоит Сасандре? Ее алчности, наглости, безудержному напору.

– Вот как? – Ландграф побарабанил пальцами по подлокотнику кресла. – Кажется, вам удалось меня заинтересовать.

– Я искренне рад.

– А зря! Я еще не сказал «да».

– Вы не сказали «нет».

– Возможно. И все-таки я бы хотел знать…

– Айшаса.

Короткое слово прошелестело под сводами залы, подобно сорвавшемуся в полет нетопырю.

– Айшаса? – переспросил Медренский.

– Именно, ваша милость.

– Айшаса… – задумчиво повторил ландграф. – Значит, вы хотите меня убедить, господин делла Тарн, что великому южному королевству есть дело до ма-а-аленького тельбийского графства и его ничтожного правителя?

– Не такое уж маленькое ваше графство. И не такой уж ничтожный правитель, если меня отрывают от выполнения важного задания и отдают приказ разыскать его во что бы то ни стало и…

– И сделать предложение, от которого невозможно отказаться? – прищурился Медренский.

– Именно.

– И в чем же суть его? Предложения этого?

– Айшаса предлагает вам помощь и поддержку. Золото и опытных помощников…

– В обмен на… Ну, смелее, господин делла Тарн!

– Да почему же обязательно в обмен на что-то? – Кир поднял глаза к грязному, закопченному, заросшему паутиной потолку. – Мы делаем одно дело. Ваша борьба с империей отвечает интересам Айшасы. А в подтверждение моих слов…

– Да? Будет даже подтверждение?

– Несомненно, господин граф, несомненно.

– В золоте или в серебре?

– В золоте! – Тьялец решил не мелочиться. Врать так врать. Когда-то в детстве он услышал и запомнил на всю жизнь слова, что самой отчаянной лжи проще всего поверить.

– И оно с вами? – подался вперед Вильяф.

– Нет, конечно. – Кир развел руками, изображая недоумение. – Времена нынче неспокойные, а у меня всего лишь два спутника и телохранителя. – Он кивнул на Кулака и Мудреца. – Но я охотно провожу вас, господин граф, туда, где нам никто не помешает.

– Вот как? Провожу? Надо ехать куда-то?

– Увы… Иногда приходится прикладывать усилия. Но вы можете взять с собой полдюжины верных людей. Надеюсь, этого достаточно, чтобы не опасаться подвоха?

– Полдюжины? Да? Конечно-конечно… Вильяф Медренский с полудюжиной людей выезжает из замка потому, что ему сделали предложение, от которого жадному и тупому ландграфу никак невозможно отказаться. А потом известный от Каматы до Гронда кондотьер получает свой честно заработанный мешочек со звонкими солидами…

– Что? – не понял Кир.

– Что слышал! – отрезал Медренский, хлопая в ладоши.

Кулак зашипел, хватаясь за меч. Мудрец поднял двуручник над головой, готовый в любое мгновение обрушить его на врага.

Занавеси сразу в трех углах упали, открывая прятавшихся до поры до времени арбалетчиков. Десяток на первый взгляд. Еще двое выглянули из камина. Вот и полная дюжина получается.

– Это недоразумение, господин граф! – воскликнул Кир.

– Заткнись, мальчишка! – сурово оборвал его хозяин замка. – Перехитрить меня вздумал? Точнее, не ты вздумал. Кулак, если не ошибаюсь? Кондотьер на службе Сасандры?

– Он расторг договор! – пытаясь спасти положение, быстро выкрикнул молодой человек.

– Как бы не так! – загремел голос из-за спины.

Кирсьен обернулся.

Засунув большие пальцы за широкий пояс, к ним приближался высокий, широкоплечий, догола выбритый мужчина. Вороненый хауберк плотно обтягивал мускулистый торс. Лицо его, золотисто-коричневое, как корочка на хорошо прожаренном цыпленке, перекосилось от смеси ненависти и торжества.

– Я довольно хорошо знаю «Уложение о кондотьерах Альберигго». И слишком хорошо этого однорукого мерзавца, – проговорил, скалясь, бритоголовый. – Он служит Сасандре в лице генерала дель Овилла. Не правда ли, мой юный дружок?

Черные глаза, не мигая, уставились на Кира.

– Ну, ты и козел душной… – клокочущим от сдерживаемой ярости голосом проговорил Кулак. – Эх, повстречаю я тебя еще, Джакомо, на узкой дорожке.

– Ты? Меня? – показал длинные зубы Джакомо Череп. – Нет. Это вряд ли. Потому что из этого замка ты не выйдешь.

– Довольно болтовни! – решительно вмешался ландграф. – Оружие на пол!

Мудрец посмотрел на Кулака.

Кондотьер медлил. И Кир его понимал. Попадать в лапы Черепа не хотелось и ему. Наверняка он не простил им победу в поединке у переправы через Арамеллу. Да и Медренский не производит впечатление благородного человека. Можно броситься в последний, отчаянный бой, но это – верная смерть. С десятка шагов арбалетчики не промажут. Каждому по четыре болта. Более чем достаточно. А с другой стороны, если сдаться, можно ли рассчитывать на снисхождение? Вряд ли… Разве что на отсрочку приговора. А там и друзья, оставшиеся за пределами замка могут догадаться, прийти на выручку.

Фальчион Кулака звякнул о плотно утоптанный земляной пол.

Мудрец с долгим вздохом опустил двуручник, бережно уложил его у своих ног.

Следуя примеру старших товарищей, Кир расстегнул перевязь.

Джакомо Череп, запрокинув голову, довольно расхохотался. И его смех не сулил пленникам ничего хорошего.

Виржилио дель Ланца имени своего не любил. И скажите на милость: как можно любить подобное чудовище? Будто журавли клекочут, отправляясь на зимовку. А сколько пришлось натерпеться из-за него отпрыску обедневшего (да что там обедневшего? Обнищавшего, если говорить как есть) дворянского рода из окрестностей Виньолы? Да, кстати, если кто не слыхивал о таком каматийском городе, то не удивительно. Он одинаково далек и от мьельского тракта, и от браильского, а раскинулся на берегу узенькой извилистой речки почти на границе с Уннарой. Земля в окрестностях Виньолы каменистая, дожди идут редко, зато саранча, провались она в Ледяную Преисподнюю, давно стала привычным гостем. Потому и собранного урожая пшеницы едва хватало, чтобы прокормить местных жителей, виноград вызревал плохо и даже самая лучшая лоза, привозимая из Мьелы, мельчала и хирела, лук и маслины вырастали маленькими и горькими. Многие, очень многие юноши из бедных, но знатных родов уезжали в поисках счастья в столицу, блистательную Аксамалу. Не избежал этой участи и Виржилио.