– Этим лоботрясам по шее хорошенько бы… – с чувством произнес Мелкий. Его шутливое настроение как рукой сняло.

– Помощь нужна! Беда… Смертоубийство! – стояла на своем незнакомка.

Кулак задумался. Захватил в горсть бороду. Нахмурился.

– Эй, Ингальт! – выкрикнул он наконец.

Проводник приблизился.

– Знаешь ее?

– Нет, – честно ответил уннарец, внимательно оглядев девчонку. – Не могу ж я всех дурочек местных знать…

– Да? Ладно… А до деревни ближайшей далеко идти?

– Не очень. Мили две. Ну, может, две с половиной… Село небольшое. Десятка два дворов.

Кулак снова задумался.

– Чего там… энтого… думать, – развел руками Почечуй. – Земли ландграфа… энтого… Медренского…

– Стало быть, на засаду можем напороться на раз, – подхватила Пустельга.

– Во-во, могем… энтого…

– Что за человек в беде-то? – наклонился к девочке Мудрец.

– Хороший. Глупый, – невпопад ляпнула она.

– Это она про кого? – оскалился Бучило, но никто не поддержал его шутки.

Кондотьер вздохнул:

– Ладно, братцы… Может, я к вечеру раскаиваться буду, но по-иному не могу. Мы хоть и наемники, а все же люди.

Он возвысил голос, отдавая команды:

– Арбалеты изготовить к бою! Мелкий, отзови разъезды! Идем осторожно. Колонна по три. Дистанция два корпуса, следим за лесом. Пустельга!

– Да, командир!

– Ты командуешь арьергардом.

– Поняла!

– Всем! Оружие держать под рукой. Если засада, бой не принимать! Уходим отстреливаясь. Приказ ясен?

– Ясно! Само собой! Понятно, командир! – на разные голоса отозвались наемники.

– Хорошо! – Кулак ободряюще улыбнулся девчонке. – Веди нас, красавица!

– Ага! – радостно кивнула она. Развернулась было.

– Погоди! – окликнул ее кондотьер. – Постой. Кир!

– Да, командир!

– Бери ее в седло.

Молодой человек кивнул.

– Хорошо. А она не испугается?

– А мне откуда знать? – пожал плечами седобородый. – Эй, красавица, на лошадь сядешь?

Девчонка радостно заморгала длиннющими ресницами. Протянула руки:

– На лошадку? Хочу!

Кир подхватил ее, усадил на переднюю луку. Девчонка оказалась легкой, но крепкой – словно выточенная из дерева фигурка. Пахло от нее потом и свежескошенным сеном. Когда парень отвел ладонью выбившуюся из косы прядь, которая щекотала ему нос, она засмеялась, вытащила из волос сухую травинку и бросила под копыта коню:

– Скорее! Поехали!

– Банда! Рысью! Марш! – скомандовал Кулак.

Когда конный отряд, вытянувшись в длинную колонну, ворвался на рыси в деревню, Кир понял, что незнакомка не лукавила. Ну, разве что чуть-чуть ошиблась. Помощь требовалась не одному человеку. Вернее, не только человеку…

Тьяла находится на востоке Сасандрийской империи. Дальше, за Дореной, только Окраина, а там уже и до Степи рукой подать. Кирсьену приходилось иногда видеть кентавров. Если быть честным, то три или четыре раза, не больше. Но не узнать выходца из народа степняков он не мог. Тем паче что конечеловек возвышался над волнующейся, словно море в преддверии шторма, толпой крестьян. Плечи и руки его обвивали веревки, отчего он напоминал муху, спеленутую пауком. Один глаз не открывался вовсе, представляя собой набрякший сливовый кровоподтек. Из-под блестящих черных волос на щеку сбегала струйка крови – скорее всего, камнем приложил кто-то.

А где же человек? Ведь девчонка говорила о человеке? Или перепутала – от деревенской дурочки можно ждать чего хочешь.

Да нет!

Вон, кажется, и человек.

Неподалеку от скрученного кентавра, которого удерживали сразу четыре здоровых мужика, толпа образовывала пустое пространство шагов пять шириной.

Спина девчонки, прижимающаяся к груди Кира, вздрогнула.

Молодой человек вдруг с ужасом осознал, что же именно скрывается за спинами тельбийцев. Наверняка избитый человек. И хорошо, если еще живой.

Бывший офицер ощутил подкатывающуюся к горлу тошноту. Убить вооруженного противника – это обычное дело. Казнить осужденного – занятие, которое не может приносить радость и удовольствие, но иногда бывает необходимо. Но забить толпой одного-единственного, причем уже поверженного противника? Гадость-то какая…

– Банда! – загремел Кулак. – В плети кошачьих сынов! Вперед!

Двадцать коней рванули с места.

Заливисто засвистела Пустельга.

По-дикарски, с гиканьем и уханьем, заорал Мудрец, воздевая над головой меч. Кир в сотый раз успел поразиться неимоверной силище этого костлявого бойца. Двуручник одной рукой? Если бы полгода назад молодому человеку кто-нибудь такое рассказал, он вызвал бы болтуна на дуэль за наглое вранье.

Неизвестно, что произвело большее впечатление на толпу – топот копыт и оскаленные морды коней или отражающее солнечные лучи лезвие двуручного меча. Тельбийцы бросились врассыпную. Справедливости ради стоит заметить, что так поступило бы большинство сельских жителей на всем протяжении материка: от Окраины до Мораки и от Каматы до Итунии. Вид вооруженного всадника превращает крестьянина в суслика, вынуждая искать спасения в собственной норке.

Только один попытался полоснуть косой по ногам вороного коня кондотьера.

Пустельга всадила болт ему в глаз на полном скаку.

Остальные бежали очертя голову, бросая топоры, цепы, вилы… Прыгали через плетни, ныряли в стога в поисках укрытия.

Сколько нужно времени, чтобы от околицы добраться до колодезной площади посреди села? Матерый курильщик не успеет и трубку раскурить. Но этих мгновений хватило, чтобы подворья обезлюдели. Даже дымки, кажется, перестали виться над соломенными крышами.

Около почерневшего от времени сруба остались лишь спутанный кентавр и распростертое в пыли тело в изодранной одежде. Да еще, зацепившись штаниной за кривой кол, свисало с плетня тело застреленного крестьянина.

Кулак соскочил на землю. Наклонился над избитым.

Девчонка рванулась рыбиной, выскользнула из-под руки Кира и побежала к кондотьеру.

Спешились Мудрец, Мелкий, Почечуй и Бучило.

Остальные оставались в седлах, зорко поглядывая по сторонам. Как будто напуганные селяне могли попытаться ударить в спину!

Белый остановил короткошеего гнедо-пегого конька рядом с тяжело дышащим кентавром. Спрыгнул. В руках коротышки сверкнул длинный кинжал.

Взмах!

Оплетающие конечеловека веревки свалились и, будто выброшенная штормом озерная трава, замерли серой грудой у копыт.

Дроу церемонно поклонился, прижав ладони к груди:

– Да осияет животворящее солнце твой след в ковыле, о сын Великой Степи!

Кентавр переступил с ноги на ногу. Его колени заметно тряслись. Дрожь волнами пробегала по спине, как у напуганной пожаром лошади. Ребра, обтянутые светло-желтой шкурой, ходили ходуном. Киру бросилось в глаза, что степняк не просто устал, а, что называется, изнурен. Шерсть свалялась клочьями, торчат маклаки, гребенкой проступил хребет.

И тем не менее кентавр нашел в себе силы склониться в изысканном поклоне, вытягивая передние ноги вперед, как цирковой конь.

– Да укроет листва твои тайные и явные тропы, о сын Вечного леса!

Кир удивился. Он и представить не мог, что эти два народа знают о существовании друг друга. А тут такая трогательная встреча. Словно старые друзья и союзники. А может, в стародавние времена они вместе сражались с расширяющейся империей Сасандры? Хотя теперь их взаимная любовь выглядит несколько смешно. Во-первых, от Степи до гор Тумана ехать не один месяц, а во-вторых, что Белый сражается бок о бок с людьми, что кентавр, скорее всего, из тех полутора сотен степняков, что генералы перегнали в Тельбию для помощи пехотным частям. Дезертир? Похоже. Тогда и побитый селянами человек наверняка тоже дезертир. Бывший гвардеец скривился. Кто же любит нарушителей присяги? И тут резанула непрошеная мысль: «А ты сам, господин т’Кирсьен делла Тарн, как тут очутился? Разве удрать из Аксамалы не значило нарушить присягу?»

Тем временем кентавр обратился к Белому, возвышаясь над ним, словно Клепсидральная башня: