Полтора года разницы!

Ладно, моя мама видит в Серафиме себя любимую.

Да-да, она так и сказала.

Видимо, поэтому отец так побледнел, вспоминая их молодость «до нас».

— Чувствую ноющим членом, что Кузнецова со своей подружкой совершит очередной пиздячок! — надрывно произношу в потолок.

Надо быть глухим, чтобы не услышать женский смех перед моей дверью. Я занял комнату Лёхи. У него в доме высохли полы. Тем более ему «тяжело» что-то стало здесь с приездом девушек. Понимаю. Очень понимаю. Вот трахну секретаршу на том самом столе – сразу полегчает и фантазия перестанет меня преследовать по пятам, донимаю лютой болью в яйцах.

После того как входная дверь с глухим звуком отрезала уличный шум и домовую тишину, рывком сбрасываю с себя тонкое одеяло.

— Миш, в дом кто-то забрался, — встречаю мать с ружьём на плече. Уже не страшно. Привыкаешь к подобному за много лет. — Прихлопну, подлеца!

— Ма-а-ам, — смеюсь в голос, что аж стены трясутся. — Девушки решили ночью погулять.

— Я Лёльке бутылочку вина дала, — качает головой она. — Ох, как бы беды не случилось с ними!

— Понял, — набрасываю на плечи ветровку и надеваю сапоги. — Верну в целости и сохранности.

— Что-то сердце не спокойно, — причитает. — Иди, сыночек. Они точно на речку пошли. Предчувствие.

С маминым «предчувствием» лучше не спорить.

Я шёл медленно, наполняя лёгкие «деревенским воздухом». Как подумаю, что ещё не скоро смогу выбраться из душного города – на душе становится как-то тошно. Не получается у меня работать здесь, как у Алексея. Мне привычней у руля. Так и разделился наш семейный функционал.

Когда передо мной открылась картина, как Серафима мешкается снять с себя трусики с кружевными вставками по бокам – лишился контроля над своим телом.

Смотрел, смотрел, смотрел… То, что я видел (а видел я только её, не замечая присутствия подруги) – сразило меня наповал.

Её грудь идеального для моих лапищ. Именно такую хочется сжимать перед сном в своей руке и плавно уплывать в сон. Сосочки переливаются в лунном свете, открывая женскую сексуальность Серафимы с другого для меня ракурса.

Хочется подойти поближе, да колется.

Случайно задел какой-то куст. Первая заметила Ольга. Она привлекла внимание Кузнецовой.

То, что я видел дальше, только ухудшало моё положение. Видеть, как подпрыгивают сиськи в воздухе, а Серафима при этом выполняет приёмы против огромного медведя, считая меня таковым – долго держался, чтобы не засмеяться до икоты.

Решил выйти и сразу получил три мощных щелбана по лбу. Не ожидав нападения, завалился на спину. Ударился затылком и на несколько секунд или минут выпал из реального времени.

— Надеюсь, что не убила, — Серафима меня сейчас доведёт до инфаркта! Её тугой сосок щекочет мне подбородок, когда она пытается меня перевернуть на бок и осмотреть затылок. — Божечки кошечки!

От выстрела в воздух Ольга вскрикивает, а Кузнецова наваливается всем телом, вновь не думая о последствиях. Я же кайфую от ощущения на языке тугой горошинки, что моментально втягиваю в себя под протяжный женский стон.

— Лёлечка, пошли со мной, девочка моя. Авось, у них что-то сложится.

МАМА!

Рекомендую заглянуть в ТЕСТ НА ОТЦОВСТВО.

На ночь глядя порог дома Соболевых переступила приёмная дочь маминой подруги. Зареванная. Преданная своим парнем и лучшей подругой. «Изменил мерзавец такой хорошей девочке!», — синхронно поддерживали несчастную мои родители.

— Сын, что я тебе вдалбливал в твою умную голову перед поступлением в медицинский? — деловито интересуется отец.

— Припомни, — складываю руки на груди, искоса поглядывая на Злату. От её ответного взгляда в жилах кровь стынет. Точно ведьма!

— О женской и мужской репродуктивных системах, их взаимосвязи и последствиях, сынок.

— Вспомнил, — ухмыляюсь я.

— Не о том, дурень, — даёт мне подзатыльник. — Мне в отделение нужна молодая кровь. Покажи Злате кафедру гинекологии. Такие люди как она на вес золота в нашей семье.

Выполнил всё, как было велено. Местами пришлось переусердствовать ради достижения результата... Батя мне голову оторвёт!

Продолжить чтение ЗДЕСЬ

Глава 12

Глава 12

Серафима

Перед тем как прильнуть к Потапову, я услышала над нашими головами выстрел и истеричный Лёлин вскрик.

Почувствовав тёплое влажное покалывание на ореоле соска, судорожно втягиваю прохладу леса через ноздри. В следующую секунду из меня вырывается протяжный стон моего удовольствия, что простреливает сладкой болью в промежность.

Мой босс приласкал мою грудь!

Левую, если быть точной.

— Лёлечка, пошли со мной, девочка моя. Авось, у них что-то сложится, — зажмуриваюсь до белых пятен, чтобы раствориться на своём боссе и исчезнуть под покровом ночи.

— Да-да, — мямлит подруга.

По шороху травы и удаляющимся голосам, приоткрываю один глаз.

Поверьте, что для меня это было, как отказаться от ужина и лечь спать голодной!

— Божечки кошечки, что же вы делаете?.. — аккуратно высвобождаю из его рта сосок. Знали бы вы, как мне тяжело не поддаться соблазну и напроситься на обоюдное согласие в виде секса. — … Михал Михалыч?..

Давай, Серафима, прекращай стонать на боссе!

Очнись!

Ну же!

— Твою мать, Кузнецова, — рычит мне куда-то в шею Потапов и сжимает сосок второй груди, перекатывая его между подушечек пальцев.

Опомнившись, залепила ему звонкую пощёчину.

Я же согласия не давала!

— Бля-я-ять, — под отборный последующий мат, громко стонет от боли.

Неужели снова приложился головой?

«Конечно», — горько усмехаюсь про себя. — «В здравии он ни за что бы на меня не посмотрел как на женщину».

— Нужно к вашей голове, Михаил Михайлович, приложить подорожник! Должно полегчать! — обхватив руками своих «девочек», пытаюсь подняться.

Да, куда там!

Потапов – мальчик тоже немаленький, чтобы с него спрыгнуть и остаться в трусах. Если вы о них ещё не забыли, то они снова куда-то сползли.

— Лежать, — шипит мне губы, перекатывая на спину. — Ночью. В одних трусах. За подорожником?!

— Вы ранены, — ерзаю под ним. — Кто знает, какова была сила моих ударов вам по голове… И уберите уже эту палку!

— Это не палка, — в темноте его глаза как два тёмных оникса, что устремлены мне на губы. — Скатать рулончиком не получится.

— Я тоже уже не девочка, а шуточки про мужскую эрекцию отпускать так и не научилась, чтобы не краснеть, — по выражению его лица он меня хочет то ли убить, то ли поцеловать. Не знаю даже, что лучше в сложившейся ситуации.

— Что вообще это всё было? — дышать в разы становится легче.

Потапов, опираясь на руки, решил всё-таки подняться. Вот только не учёл, что я как лежала, так и продолжаю лежать на земле.

Он смотрит сверху-вниз так, что у меня пальчики поджимаются, а в груди и внизу живота разливается томительное тепло.

Бляха-муха!

Осталось только гостеприимно развести ноги, Серафима!

— Самооборона, — перекатываюсь на бок и чуть ли не ползком до берега, где остались мои вещи.

По тропинке к нам бежит Алексей.

— Ребята-а-а-а! — чтоб я провалилась. — Мать кипиш навела. Слышал выстрел отсюда. Ой… Э-э-э. Убивайте друг друга дальше. Извините за беспокойство.

— Вежливый какой, — уже рычу в голос волчицей, наплевав на всё на свете. Потапов уже успел всё разглядеть. Ничего нового он там не увидит.

Накидываю на дрожащее тело просторное хлопковое платье. Не пытаюсь смотреть в лицо мужчине, потому что мне СТЫДНО.

Надо сделать себе в уме зарубку. Этот день отмечу «разноцветным», потому что у меня проснулась совесть за своё поведение. Юмором теперь не прикрыться. А крыть больше нечем!