Провалится и в воду упадёт;

               Но кто не лжёт,

Ступай по нём, пожалуй, хоть в карете». —

          «А какова у вас река?» –

               «Да не мелка.

Так видишь ли, мой друг, чего-то нет на свете!

Хоть римский огурец велик, нет спору в том,

Ведь с гору, кажется, ты так сказал о нём?» –

«Гора хоть не гора, но, право, будет с дом». —

          «Поверить трудно!

     Однако ж как ни чудно,

А всё чудён и мост, по коем мы пойдём,

     Что он Лжеца никак не подымает;

          И нынешней ещё весной

С него обрушились (весь город это знает)

          Два журналиста да портной.

Бесспорно, огурец и с дом величиной

     Диковинка, коль это справедливо». —

          «Ну, не такое ещё диво;

          Ведь надо знать, как вещи есть:

     Не думай, что везде по-нашему хоромы;

               Что́ там за домы:

     В один двоим за нужду влезть,

          И то ни стать, ни сесть!» –

     «Пусть так, но всё признаться должно,

     Что огурец не грех за диво счесть,

          В котором двум усесться можно.

Однако ж, мост-ат наш каков,

Что Лгун не сделает на нём пяти шагов,

               Как тотчас в воду!

     Хоть римский твой и чуден огурец…» –

     «Послушай-ка», тут перервал мой Лжец:

«Чем на мост нам итти, поищем лучше броду».

Орёл и Пчела

Счастлив, кто на чреде^[18] трудится знаменитой:

          Ему и то уж силы придаёт,

Что подвигов его свидетель целый свет.

Но сколь и тот почтен, кто, в низости сокрытый,

     За все труды, за весь потерянный покой,

     Ни славою, ни почестьми не льстится,

          И мыслью оживлён одной:

          Что к пользе общей он трудится.

Увидя, как Пчела хлопочет вкруг цветка,

Сказал Орёл однажды ей с презреньем:

          «Как ты, бедняжка, мне жалка,

     Со всей твоей работой и с уменьем!

Вас в улье тысячи всё лето лепят сот:

          Да кто же после разберёт

          И отличит твои работы?

          Я, право, не пойму охоты:

Трудиться целый век, и что ж иметь в виду?..

Безвестной умереть со всеми наряду!^[19]

          Какая разница меж нами!

Когда, расширяся шумящими крылами,

          Ношуся я под облаками,

          То всюду рассеваю страх:

Не смеют от земли пернатые подняться,

Не дремлют пастухи при тучных^[20] их стадах;

Ни лани быстрые не смеют на полях,

          Меня завидя, показаться».

Пчела ответствует: «Тебе хвала и честь!

Да продлит над тобой Зевес^[21] свои щедроты!

А я, родясь труды для общей пользы несть,

          Не отличать ищу свои работы,

Но утешаюсь тем, на наши смотря соты,

Что в них и моего хоть капля мёду есть».

Заяц на ловле

     Большой собравшися гурьбой,

     Медведя звери изловили;

     На чистом поле задавили –

          И делят меж собой,

          Кто что́ себе достанет.

А Заяц за ушко медвежье тут же тянет.

          «Ба, ты, косой»,

Кричат ему: «пожаловал отколе?

     Тебя никто на ловле не видал». —

     «Вот, братцы!» Заяц отвечал:

«Да из лесу-то кто ж, – всё я его пугал

     И к вам поставил прямо в поле

          Сердечного дружка?»

Такое хвастовство хоть слишком было явно,

     Но показалось так забавно,

Что Зайцу дан клочок медвежьего ушка.

     Над хвастунами хоть смеются,

А часто в дележе им доли достаются.

Щука и Кот

Беда, коль пироги начнёт печи сапожник,

     А сапоги тачать пирожник,

     И дело не пойдёт на лад.

     Да и примечено стократ^[22],

Что кто за ремесло чужое браться любит,

Тот завсегда других упрямей и вздорней^[23]:

          Он лучше дело всё погубит,

               И рад скорей

          Посмешищем стать света,

     Чем у честных и знающих людей

Спросить иль выслушать разумного совета.

          Зубастой Щуке в мысль пришло

     За кошачье приняться ремесло.

Не знаю: завистью ль её лукавый^[24] мучил,

Иль, может быть, ей рыбный стол наскучил?