Не много посидел

И тут же на другой овин перелетел.

     Увидя то, хохлатая наседка

     Толкует так с своей кумой:

     «За что́ Орлы в чести такой?

Неужли за полёт, голубушка соседка?

          Ну, право, если захочу,

     С овина на овин и я перелечу.

     Не будем же вперёд такие дуры,

     Чтоб почитать Орлов знатнее нас.

Не больше нашего у них ни ног, ни глаз;

     Да ты же видела сейчас,

Что по́ низу они летают так, как куры».

Орёл ответствует, наскуча вздором тем:

     «Ты права, только не совсем.

Орлам случается и ниже кур спускаться;

Но курам никогда до облак не подняться!»

     Когда таланты судишь ты, —

Считать их слабости трудов не трать напрасно;

Но, чувствуя, что́ в них и сильно, и прекрасно,

Умей различны их постигнуть высоты.

Бочка

     Приятель своего приятеля просил,

Чтоб Бочкою его дни на три он ссудил.

          Услуга в дружбе – вещь святая!

Вот, если б дело шло о деньгах, речь иная:

Тут дружба в сторону, и можно б отказать;

          А Бочки для чего не дать?

     Как возвратилася она, тогда опять

          Возить в ней стали воду.

И всё бы хорошо, да худо только в том:

Та Бочка для вина брана откупщиком,

И настоялась так в два дни она вином,

     Что винный дух пошёл от ней во всём:

Квас, пиво ли сварят, ну даже и в съестном.

          Хозяин бился с ней близ году:

     То выпарит, то ей проветриться даёт;

          Но чем ту Бочку ни нальёт,

     А винный дух всё вон нейдёт,

И с Бочкой, наконец, он принуждён расстаться.

Старайтесь не забыть, отцы, вы басни сей:

     Ученьем вредным с юных дней

     Нам сто́ит раз лишь напитаться,

А там во всех твоих поступках и делах,

     Каков ни будь ты на словах,

     А всё им будешь отзываться.

Волк на псарне

Волк, ночью, думая залезть в овчарню,

          Попал на псарню.

     Поднялся вдруг весь псарный двор.

Почуя серого так близко забияку,

     Псы залились в хлевах и рвутся вон на драку;

     Псари кричат: «Ахти, ребята, вор!»

          И вмиг ворота на запор;

          В минуту псарня стала адом.

               Бегут: иной с дубьём,

                    Иной с ружьём.

«Огня!» – кричат: «огня!» Пришли с огнём.

Мой Волк сидит, прижавшись в угол задом.

     Зубами щёлкая и ощетиня шерсть,

Глазами, кажется, хотел бы всех он съесть;

     Но, видя то, что тут не перед стадом,

          И что приходит, наконец,

          Ему рассчесться за овец, —

               Пустился мой хитрец

                    В переговоры,

И начал так: «Друзья! К чему весь этот шум?

     Я, ваш старинный сват и кум,

Пришёл мириться к вам, совсем не ради ссоры;

Забудем прошлое, уставим общий лад!

А я, не только впредь не трону здешних стад,

Но сам за них с другими грызться рад,

          И волчьей клятвой утверждаю,

     Что я…» – «Послушай-ка, сосед»,

          Тут ловчий перервал в ответ:

           «Ты сер, а я, приятель, сед,

     И волчью вашу я давно натуру знаю;

          А потому обычай мой:

          С волками иначе не делать мировой^[16],

     Как снявши шкуру с них долой».

И тут же выпустил на Волка гончих стаю.

Ручей

Пастух у ручейка пел жалобно, в тоске,

Свою беду и свой урон невозвратимый:

          Ягнёнок у него любимый

          Недавно утонул в реке.

Услыша пастуха, Ручей журчит сердито:

     «Река несытая! что, если б дно твоё

               Так было, как моё

          Для всех и ясно, и открыто,

И всякий видел бы на тенистом сем дне

Все жертвы, кои ты столь алчно поглотила?

Я чай бы, со стыда ты землю сквозь прорыла

     И в тёмных пропастях себя сокрыла.

          Мне кажется, когда бы мне

     Дала судьба обильные столь воды,

          Я, украшеньем став природы,

          Не сделал курице бы зла:

     Как осторожно бы вода моя текла

     И мимо хижинки и каждого кусточка!

     Благословляли бы меня лишь берега,

     И я бы освежал долины и луга,