Спустя некоторое время, Лаура обнаружила иллюстрацию, на которой была изображена алая роза. Вспомнив сон, она вслух прочитала:
– «О Роза алая, сколь хрупок твой наряд!
Когда в объятья лепестков твоих атласных
Случайно занесенный бурею ночной
Бессильный мотылек своей любовью страстной
Навеки смог разрушить твой покой…»
[4]В полном замешательстве она захлопнула книжку и встала.
Что ей делать с Домиником Юксом? Никто раньше ей не посылал целую повозку роз. Только абсолютно уверенный в своей силе человек осмелился бы на такой романтический и сумасбродный поступок, но тогда почему он послал в качестве своего доверенного лица этого глупого Рената Белуши?
Час спустя Лаура, все еще думая о загадочном французе, вошла с сумрачным лицом в Базилику Святого Людовика и прошла к месту в храме, издавна принадлежавшему их семье.
Бормоча вполголоса слова молитвы, девушка на самом деле еле слушала священника.
Отец Дюбуа воскликнул по латыни:
– Давайте помолимся!
Опустившись на колени, Лаура обнаружила, что оказывается у нее в руках вовсе не молитвенник, а книжечка стихов. Открыв ее наугад, девушка обнаружила, что перед ней вновь тот самый стих, который смутил ее в саду:
«…своей любовью страстной,
Навеки смог разрушить твой покой».
И вновь, в ту же секунду, образ Доминика Юкса завладел ее мыслями. Она снова увидела его в кафе, услышала глубокий, красивый голос: «Ради некоторых вещей можно пожертвовать всем».
Почти с суеверным страхом и отчаянной надеждой Лаура оглянулась на людей, стоявших вокруг нее, однако, ни его горящих темным пламенем глаз, ни жаркого любовного шепота – ничего этого рядом не было. Девушка даже чуть не засмеялась, поняв, что хотела увидеть своего знакомого в церкви. Подумать только, она надеялась, что человек, подобный ему, будет в церкви – ха!
Прозвучали последние слова молитвы и, сказав, наконец, «Аминь», Лаура подняла лицо и стала ждать, пока храм опустеет, а затем, взволнованно прижимая книгу к груди, девушка направилась к алтарю.
– Вы хотите исповедаться, дитя мое?
– О, отец Дюбуа, я вас совсем не вижу.
– Я не причиню вам вреда, – произнес священник, появляясь из тени кабины для исповеданий. Затем он всунул руки в рукава своей сутаны и взглянул на стоявшую перед ним девушку. – Чем могу помочь вам, дитя мое?
– Мне нужно с кем-то поговорить, может быть с Господом, – однако, когда священник кивком пригласил ее в исповедальню, Лаура отрицательно покачала головой. – Я не нуждаюсь в исповеди.
– Мы все в ней нуждаемся. Входите, я давно уже не слушал вас. – Отец Дюбуа скрылся в кабине.
Все еще немного колеблясь, девушка последовала за ним в затемненное помещение.
– Я даже не захватила свои четки, – прошептала она, а затем вздохнула и приступила к исповеди, – прости меня Господи, за то, что я согрешила… но совсем не так, как думают обо мне люди. – Когда ответа не последовало, Лаура сказала: – Я несколько раз курила и, может быть, общалась с недостойными людьми, хотя и знала, что не должна была так делать. Однако, я… – тут она сделала глубокий вдох и продолжила, – однако, я не отдавала себя никому, неважно, что обо мне говорят!
– То, что говорят люди, действительно неважно. Я здесь, чтобы слушать вашу исповедь.
– Но я ничего не совершила, меня обвиняют за грехи моей матери.
– Капитан Дефромаж тоже вас обвиняет?
Лаура отшатнулась.
– Что вы знаете о нем?
– Я знаю, что ваш отец хотел, чтобы вы вышли за него замуж, и знаю так же, что, по вашему мнению, капитан виноват в том, что вы потеряли свой корабль. Два дня назад вы разорвали свою помолвку.
– Но не было никакой… – она сжала губы. Глупо и бесполезно что-либо объяснять. Сожалея о том, что вообще она пришла в церковь, девушка встала, чтобы уйти.
– Люди говорят, что вы соблазнили несчастного Дефромажа.
– Соблазнила?! Так уже ходят сплетни?
– А разе это неправда?
Лаура попыталась сдержать нарастающий гнев.
– Я… собиралась одно время выйти за него замуж, но быстро передумала.
– А говорят, что вы использовали капитана, чтобы поставить своего отца в затруднительное положение.
– Я не желаю слушать это, святой отец!
– Вы никогда не думали о том, чтобы постричься в монахини?
От этого неожиданного вопроса Лаура сначала даже растерялась. Почему священник не может понять, что она нуждается в покое, отдыхе, а не в новых заботах!
– Это послужит вашей же пользе, дитя мое, – произнес отец Дюбуа, – никто не осмелится плохо отзываться о монахине.
На секунду Лаура, как будто со стороны увидела себя, укрывшейся под безопасным монашеским одеянием, но в следующее мгновение красивое лицо Доминика Юкса вновь заслонило все другое. Девушка в отчаянии прижала ладони к лицу.
– Ваш отец все еще на плантации?
– Да, у нас еще осталась одна, – тихо ответила Лаура, – все остальные папа продал в прошлом году, чтобы заплатить налоги.
– Вам следует как-нибудь написать ему и сказать, что вы собираетесь пойти в монастырь. Он не должен думать, что вы хотите выйти замуж за капитана, который находится у него на службе.
Все это время Лаура отчаянно пыталась изгнать образ Доминика Юкса. Наконец, она растерянно сказала:
– Но папа надеется, что я буду содержать магазин. Я не могу идти в монастырь.
– За магазином может последить Сент Джон.
На руке у Лауры все сильнее горело то место, которое поцеловал Доминик Юкс.
«Доминик Юкс, почему ты не оставишь меня в покое?»
Прежде, чем она ответила, отец Дюбуа продолжал:
– Сегодня днем, дитя мое, я отведу вас к матери настоятельнице. Не тревожьтесь, вместе мы поможем вам выбраться из этой грязи.
Лаура пришла домой как раз вовремя, чтобы увидеть, как от калитки отъезжают два рыжих мула, запряженных в грузовую повозку. На тротуаре, возле ограды, стояли около двадцати огромных бочек и с полдюжины десяти галлоновых бочонков, помеченных каким-то товарным знаком и с надписью «табак».
В тот момент, когда девушка подошла к дому, Сент Джон как раз входил внутрь, покачиваясь под тяжестью одной из бочек.
– Сент Джон! Немедленно поставь!
– Уи, только внесу, мадамуазель Лаура.
Девушка загородила ему дверь.
– Ты купил все это у месье Юкса?
– Я не купил табаку у него. Слуга попытался обойти ее, но девушка встала у него на пути и притворила дверь.
– Тогда, где ты это взял?
– Я уроню бочку, если мадмзель не отойдет от двери.
– Отлично, только бросай ее на улице.
– Мадмзель очень строгая.
– Я могу стать еще более строгой, если ты внесешь эту гадость в мой магазин.
Недовольно ворча, Сент Джон поставил бочонок на тротуар и, подбоченясь, посмотрел на свою хозяйку:
– Барка, ее украли пираты, потом вы выбрасывать лучший луисвильский табаку, и ваш папа разоряется еще больше. Времена сильно суровая. Я покажу мадмзель книги.
– Я не собираюсь смотреть твои дурацкие книги.
Сент Джон успел схватить хозяйку за подол платья, прежде чем она успела уйти.
– Если мадмуазель не продавать табаку, ей нечего кушать. Магазин – он пуфф! Вот так!
– Ты купил табак у Доминика Юкса?
– Мадмзель больше заботится о своей папе или гордости?
– Ну, конечно, об отце.
– Тогда я вам что-то скажу. Месье Ю, он давать этот табак, чтобы сказать, что он извиняться. Он говорить, что неправ, когда отобрал трубку мадмзель и прожигать ее платье. Он говорить, чтобы вы курить сколько хотите, а остальное продавать проклятым янки.
– Он невыносим, этот человек! Я сейчас подожгу все, что тут находится на мостовой!
– Хорошо, что Сент Джон остальное занес внутрь.