– Ты же знаешь где я, мы с тобой, – это ты взял меня сюда.

Доминик своими пальцами бережно убрал с ее лба влажные волосы и прошептал:

– Ты все еще боишься, Огонек?

– Да, немножко. Нам надо будет сказать отцу Дюбуа, чтобы он начал венчание с тех самых слов, на которых в прошлый раз закончил.

– Он откажется, – прошептал Доминик, поглаживая лицо любимой. – Ты же понимаешь, – это же такая церемония, в которой все освещено долгой традицией, из нее ни одного слова не выбросишь.

– Тогда я скрещу пальцы за спиной, когда она начнется.

– И я тоже, надеюсь, что ангелы не обратят внимания на нашу суеверность.

Его ласки вновь воспламенили их страсть и влюбленные, вновь обняв друг друга, забылись в любовном порыве. Когда все закончилось, Лаура спросила, улыбаясь:

– Ты хочешь спать?

– Нет.

– Вот и хорошо. Я тоже не хочу. Может, давай еще… поговорим?

Солнечные лучи упали на постель. Доминика рядом не было, однако возле ее головы, на подушке, лежало его кольцо. Лаура примерила его на все пальцы по очереди. Кольцо держалось только на большом пальце левой руки и девушка подняла руку к свету полюбоваться тем, как красные лучи сверкают и весело искрятся на рубиновых гранях.

Раздался стук в дверь и, прежде чем Лаура смогла ответить, в комнату проскользнула Ида, неся в каждой руке по ведру воды.

– Хорошо спать прошлой ночью, детка?

Девушка натянула покрывало до подбородка и из-за всех сил, стараясь не покраснеть, ответила:

– Сносно, а ты?

– Глаз не сомкнула, всю ночь пялиться в потолок, – женщина подошла к маленькой деревянной лохани в углу комнаты и вылила туда воду из ведра. – Лучше иди, мойся, пока вода не становится холодной.

– А ты что, не собираешься выйти?

Ида подбоченилась и проворчала:

– Я смотреть на твою задницу с тех пор как тебе год. Моя не думать, что она сильно меняться только потому, что ты поспать с мужчиной.

– Ида!

– Не уметь подождать два дня, чтобы сходить в церковь.

Ничего не отвечая, Лаура завернулась в простыню и подошла к лохани. Она села, но ноги ее так и не поместились там и, сидя в этой нелепой позе, она беззаботно сказала:

– Некоторым следует попытаться раз и навсегда заниматься только своими делами.

– Ну-ну, ладно, – Ида миролюбиво махнула рукой, подошла к столу с остатками вчерашнего ужина и взяла кусок жареного цыпленка. – По крайней мере, вам хватить времени сперва поесть, – довольно пробормотала женщина.

– Доминик сказал, что ничего вкуснее он никогда не ел.

– Я и не удивляться, – Ида стала убирать каюту и начала собирать разбросанную по полу одежду Лауры.

– Ида, не нужно, я сама.

Однако было уже поздно. Ида заметила, что платье порвано и поцокала языком.

– Да, да. У вас быть немного времени, чтобы поесть, похоже, чертовски поспешные молодые люди.

– Послушай, ты меня вгоняешь в краску.

– А-а, у тебя еще есть чувства стыдиться?

– Ну, Ида!

– Я идти тебе за другим платьем, надо, чтобы кто-то объяснил мужчине, зачем есть пуговицы. Ты должна знать. У тебя остаться только два платья, – свернув в узел испорченную одежду, женщина вышла из каюты.

Лаура облегченно вздохнула, когда ее «дуэнья» вышла из комнаты. Придирчивости Иды хватило бы с избытком на двух матерей.

Час спустя, одевшись в свое платье с передником и белым палантином, девушка вышла на палубу. С кормы до нее долетали соленые брызги, в снастях посвистывал ветер и все вокруг словно дышало свежестью, силой и счастьем. Лаура заметила, как сверху ей помахал рукой Тим, и в ту же секунду услышала позади себя голос Доминика.

– Тим почти так же проворен, как и все остальные матросы. Его мать будет ужасно рада и горда, когда увидит его.

Лаура резко повернулась.

Одетый в черные матросские штаны и открытый жилет из черной кожи, Доминик в это мгновение совсем не походил на того изысканного джентльмена, которого она знала в Новом Орлеане. Скорее уж он был похож на самого отъявленного головореза с пиратского корабля. Он наклонился и поцеловал руку девушки.

– А я даже и не слышала, как ты подошел, – улыбнувшись, воскликнула она.

– Я подкрался словно змея.

– Ну, тогда мог бы, и поцеловать украдкой.

– Я взял себе за правило никогда не целовать женщин на глазах у экипажа, а то они будут ревновать.

– Ну и сколько же ты женщин целовал тайком, во время своих поездок?

– Ты что, ревнуешь?

– Нет… То есть, да.

Доминик прикоснулся ладонью к ее щеке.

– Не нужно, ничего такого не было.

– А я тебе не верю.

– Что мне сделать, чтобы заставить тебя поверить?

Лаура озорно улыбнулась и ее золотистые глаза словно облили его теплым светом.

– Тогда поцелуй.

– Но, дорогая…

– Ну, хоть немножко.

– И ты поверишь во все, что бы я ни сказал?

– Да. Ты даже сможешь мне сказать, что самой молодой из твоих пассажирок было девяносто шесть лет, она была лысая и с густыми усами, я и тогда тебе поверю.

Доминик прижал ее спиной к мачте и горячо поцеловал, причем его ладони скользнули на бедра Лауры и он прошептал, неохотно оторвавшись от ее губ:

– Не буду тебя обманывать, ей было девяносто девять, у нее была борода, одна волосинка на голове, и ее деревянные зубы клацали всякий раз, когда я ее целовал.

– Ты все-таки ужасный человек.

– Вот-вот, то же самое и она мне говорила.

Засмеявшись, Лаура повернулась и оперлась на перила ограждения. Доминик подошел следом за ней и, став позади, положил руки на ограждение по обе стороны от нее.

– Клянусь всем, что у меня есть, что на тебя смотреть одно удовольствие, Лаура Бретон Шартье, когда ты вот так стоишь, и ветер играет твоими волосами и треплет твои юбки.

– Ты бы не очень пялил на меня глаза, мой любимый пиратский капитан, потому что я могу запросто растаять от огня, которым ты меня жжешь.

– Ну, тогда дай я тебя обниму, чтобы ты не улетела, словно струйка пара.

– Ах, нет, не забывай, что твои люди могут приревновать.

– Да их подружки не так уж и далеко, они могут потерпеть, пока мы не достигнем Грант Терра.

– Грант Терра? А я думала, мы плывем в Новый Орлеан?

– Мы не можем плыть прямо по реке, пока Клейборн не примет мою клятву на верность и мою присягу, что форт Сент Филипп просто сметет нас с поверхности моря. Придется нам идти дорогой пиратов, через залив Баратария и дальше по протокам.

– Ой, я и забыла про старого Клейборна.

– Чш-ш-ш… не надо печалиться, пройдет очень мало времени и я стану честным матросом, и на моем гафеле будет развеваться звездно-полосатый флаг, вместо Красного Дракона. Тебе не придется стыдиться за то, что ты носишь мою фамилию.

– Я бы гордилась твоей фамилией независимо от того, под каким флагом ты плаваешь.

– Неужели тебе неважно, что я незаконный сын, которого лишили права носить знатную фамилию Лаффит?

– Юкс – достаточно знатная фамилия, Лаффит для меня ничего не значит. Мне очень жаль Александра Лаффита за то, что с ним случилось, но я люблю Доминика Юкса.

Снова нежно обняв девушку, он посмотрел ей в глаза с таким волнением и такой благодарностью, что она чуть не заплакала.

– Когда ты со мной, все призраки моего прошлого исчезают и больше никогда не будут тревожить меня.

– Мои тоже перестали меня беспокоить с тех пор, как ты вошел в мою жизнь, Доминик, дорогой мой Доминик! Только с тобой я почувствовала себя до конца счастливой.

Прикоснувшись губами к мочке ее уха, мужчина прошептал:

– А когда я тебя встретил, то почувствовал себя так, словно после долгих дней скитания по волнам, вдруг оказался в безопасной бухте. С тобой в мою душу пришел покой.

– Наверное, это Господь нам помог сделать так. – Лаура прижалась головой к его груди.

И вдруг она представила, как его шхуна ведет сражение с кораблями противника. Девушка вспомнила все ужасные истории, которые она слышала о морских сражениях, об огне, крови и страданиях.