Второй взгляд был быстрый, но настойчивый. Деметрио понял, что должен действовать, если хочет покончить с этой игрой, поэтому встал, взял тарелку и пошел на кухню вслед за Вероникой. Негр остался за столом куролесить с детьми, дверь почти заглушила их голоса. Она ждала его с горящими глазами, кончик языка поблескивал между зубами. Совершенно спокойно, убедившись, что неразборчивые крики в столовой по-прежнему слагаются из трех голосов, Деметрио набросился на Веронику и стиснул ей грудь.

XXVIII

Деметрио вернулся домой без единой мысли в голове. Он чувствовал тяжесть алкоголя, сонливость и злость. Встав над унитазом, он некоторое время смотрел на свое отражение, пока оно не расплылось от капель мочи.

Проснулся он после восьми. Побродил по дому, дожидаясь аппетита. Устав ждать, остановился у окна, и его зрачки вспыхнули фосфоресцирующим светом закрывающихся магазинов. От Федерико Лакросе машины разбегались в темноту. Он провожал взглядом одиноких пешеходов, пока они не исчезали за углом станции. Они никогда не обменивались ни словом между собой. Деметрио хотелось бы выйти на улицу и заговорить с ними, и еще ему хотелось, чтобы в этот момент кто-нибудь выглянул из его собственного окна и окликнул и его, и прохожего, и поздоровался бы с ними, и предложил им зайти. Он вернулся в гостиную. Посмотрел на часы. Заметил, что по-прежнему не голоден, и решил не ужинать. Еще зевая, но уже предчувствуя утреннее просветление, он сел за стол и взял пригоршню деталей. Тонкоствольная, покрытая туманом сосновая роща на склоне берега была почти готова, пара кедров охраняла спуск к скалам. Поле альстромерий, похожее на скрупулезно исписанный пергамент, как будто разорвалось в преддверии неминуемого урагана и отдавало ветру каждый лепесток. Хаос чувствовался в скалах и в пене, но не хватало главного. Деметрио порылся в изрядно опустевшей коробке. Призрачная фигура с затененным, прекрасным, манящим профилем исчезла.

Они осмелились хотеть друг друга. Их связали необъяснимые, но могучие узы проснувшейся плоти. Он вспомнил поцелуй на ветру, уже по-осеннему колючем, перед тем как они пошли каждый по своей тропинке. Он поцеловал ее спокойно и уверенно, как человек, готовый принять наказание. Но ее взгляд и обнявшие его руки были не так решительны, страх пересиливал эйфорию от разгадки тайны, которую так тщательно скрывали взрослые. Когда они прощались, высокие ели словно наклоняли к ним свои ветви, стараясь защитить. Но когда он остался один на пути к угрюмо поджидавшему дому, он вдруг подумал, впервые с тех пор как они отправились на остров, что его храбрость, возможно, была ошибкой. Отец поджидал на дворе, он первым услышал шаги или почуял его приближение острым нюхом тирана, которому бросили вызов. Он поджидал во дворе у крыльца с длинной кедровой палкой в руке.

Два месяца взаперти. Ночами скрип дерева лишал сна, с которым у Деметрио и без того было плохо. Днем в доме стояла липкая жара и непрерывный птичий гомон. Именно в это время, когда он не мог ни погоняться за кошками, ни ощутить дыхание озера, появилась последняя причина для бессонницы: в одном из шкафов он обнаружил два старинных пазла на пятьсот деталей, отсыревших и покрытых пылью, и занялся ими в надежде довести себя до изнеможения и забыть ее скорбную фигуру в пелене волос, которую увидел тогда в сумерках.

XXIX

Это утро выдалось хмурым и неприветливым. Деметрио стал свидетелем двух происшествий, окончательно убедивших его в том, что он не имеет отношения ни к этому городу, ни к толпам его обитателей, что он определенно далек от всех горестей бесчисленных пешеходов, водителей, торговцев, попрошаек, полицейских, студентов и проституток. Они с Негром начали уборку на проспекте Независимости точно по графику. Ледяной ветер из порта дул не в привычном направлении, а упорно набрасывался на все подряд, заставляя улицу неуверенно покачиваться, вместо того чтобы встряхнуть ее разом; он врывался во флуоресцирующие спецовки Деметрио и Негра, гулял в каждой складке, залезал в штанины и рукава. Они монотонно и молча работали, в пять утра Негр грузил пакеты в задний отсек, а Деметрио, дожидаясь его за рулем, вдруг заметил двух типов, нервно ковырявшихся в дверце серого «форда-фалькона». Они находились на другой стороне улицы, и Негр не мог их видеть, но с переднего сиденья картина открывалась, как на ладони: один из типов стоял впереди и прикрывал напарника, пока тот, изрядно промучившись, не взломал замок и не влез в машину, где возился примерно минуту, а потом пригласил в нее своего приятеля. Только тогда Деметрио понял, что нужно было сообщить Негру, выйти из грузовика самому или хотя бы сейчас, пока машина еще не тронулась с места, перейти улицу и попробовать помешать им улизнуть. Ничего этого он не сделал, даже не шевельнулся, просто следил за резкими маневрами «форда», пока тот не растаял в конце улицы. Деметрио отлично понимал свою задачу: записать нечаянно осевший в памяти номер машины и сообщить об угоне в полицию. Как раз в нескольких метрах от него, перед поворотом на Дефенсу, находился полицейский участок Сан-Тельмо Он знал, что, сам того не желая, отлично запомнил лицо, внешность и даже одежду одного из субъектов и приблизительно — внешность и куртку второго. Но даже не попытался выйти из грузовика, и, когда Негр, наконец, забрался в кабину с другой стороны, не нашел в себе сил рассказать об увиденном.

Второе происшествие случилось, когда сбор мусора подходил к концу, и рассвет лениво и словно нехотя первыми тонкими мазками рисовал утро. Хорошенькая девушка лет пятнадцати или чуть старше, из тех, что нравились Негру, торопливо шла мимо, прижимая к груди папку — девушки такого типа производили бы впечатление взрослых женщин, если бы в их походке не чувствовалось столько радостного смущения. Деметрио хотел было показать ее Негру, занятому пакетами, но увидел, что из подъезда вышел мужчина и пошел за ней. Прежде чем они свернули за угол, преследователь уверенно оглядел ее ноги и обтянутые юбкой ягодицы, прильнул к ней и что-то сказал на ухо. Деметрио видел происходящее болезненно ясно, невыносимо отчетливо: она напряглась и пошла медленнее, немного задрав подбородок; вдруг оба развернулись и пошли обратно, он — держа ее за талию, она — изогнув спину и пытаясь избежать прикосновения ножа. Деметрио продолжал сидеть и смотреть сквозь стекло на искаженное лицо девушки, и в этот момент в его голове прозвучал отдаленный голос. Этот голос уже обретал смысл и складывался во что-то похожее на предостерегающий крик, когда Негр, весь в поту, забрался в грузовик и велел трогаться, быстрее, давай же, чего ты ждешь, поехали. Дни и недели напролет Деметрио будет повторять себе, что это не он, не он, а его руки и ноги, действуя бездумно и механически, повернули ключ зажигания и торопливо повели грузовик, стараясь не пропустить зеленый сигнал светофора.

XXX

Через неделю мне стало легче. Ведь я был на грани срыва, а домашний покой, хоть и злил временами, помог мне прийти в себя. Настоящие беды начались, когда тишина стала невыносимой, а влажная древесина напоминала, что за окном еще лето, и солнце по-прежнему разбивалось о водную гладь, когда я в полной мере понял, что на самом деле один на всем свете.

Именно тогда начались беды. Я и раньше не умел спать, как мой старик — тот заваливался в кровать и, если не использовал ее для выполнения супружеского долга, что случалось очень редко, без задних ног отключался на свои законные шесть часов. Я унаследовал от него почти все недостатки, но тут я пошел в деда Хасинто — он, как мне рассказывали, закончил дни, сойдя с ума от бессонницы. Я никогда не умел спать, но эти два месяца навсегда оставили мне темные круги под глазами. Держаться на ногах удавалось только за счет сиесты, когда после материного обеда, перегруженного калориями что летом, что зимой, я проваливался в сладкий сон. Но через два-три часа просыпался, и бессонница преследовала меня весь остаток дня и почти всю ночь с короткими интервалами забытья, которое обычно прерывала какая-нибудь мысль или внезапный страх. Именно тогда пришло время бед и бездарных попыток от них избавиться. И пазлы. В детстве я сложил их несколько, но мне всегда казалось несусветной глупостью часами восстанавливать уже напечатанную на крышке фотографию, вместо того чтобы играть с кошками или прятаться в укрытии среди елок. Но это, если тебе постоянно не хватает времени, если время для тебя — праздник, которым торопишься насладиться, пока он не кончился; но сейчас, когда казалось, что часы перестали сменять друг друга, что ночь — не сегодняшняя, а та же самая, первая — все тянется и тянется, тогда любое занятие, особенно связанное с наведением порядка, как минимум спасает от безумия…