— Это Молдер.
— Да, я узнала…
— Он жив, Скалли.
— Кто?
— Беглец в серебристой «сьерре». Я только что разговаривал с ним по телефону.
— И что он сказал?
— Сказал, что ранен. Потом связь прервалась. Я не успел ничего выяснить. Ты сейчас где?
— В Джорджтауне. В лаборатории университета. Я тоже кое-что нашла.
— Больше серебристой «сьерры»?
— Да нет, много меньше, и цвет совсем другой. Сине-зеленый. Это было в той колбе, которую ты мне подсунул. Так вот, там очень необычная смесь культур. Ты знаешь, что такое кокки?
— Маленькие смешные человечки, вызывающие ангину.
— Правильно. Как все бактерии, они размножаются делением. Кроме того, в них живет какой-то удивительный бактериофаг, который их не убивает. Так вот, некоторые из этих кокков при делении дают не два новых кокка, а две хорошенькие сине-зеленые водоросли. Или, во всяком случае, что-то, очень похожее на СЗВ. Представляешь?
— Еще нет.
— Курица сносит яйцо, а из него вылупляется маленький дирижабль.
— Ты хотела сказать — динозавр?
— Подумаешь — динозавр… Короче, сейчас доктор, которая любезно согласилась мне помочь, попытается заразить этими кокками белую мышку.
— Чтобы воспитать из нее подводную лодку «Джерри»?
— Молдер, тебе не кажется, что мы как-то слишком нервно смеемся?
— Я вообще не смеюсь. Беглец сказал мне, что трое суток провел в воде…
Улицу Пандора Молдер нашел сразу, а вот дом 1616 пришлось поискать. Узкий фасад был втиснут между какими-то невзрачнейшими домами, у одного из которых окна первого этажа замазаны были краской, а у второго окон первого этажа не было вообще.
Наконец он обнаружил то, что искал. Там даже имелась вывеска: «Камеры хранения „Зевс“», — но такая запыленная, что сливалась со стеной. Дверь была заперта, но с первого же взгляда стало ясно, что один из двух ключей на колечке с номером 1056 как раз от этого замка.
Молдер вошел внутрь.
Темно и пусто. В луче фонаря — пыльное стекло будочки охранника. Там много дней никто не сидел.
Шаги отдавались очень гулко. Пол деревянный и сухой. Такие дома горят, как свечи…
Коридор уходил вглубь, широкий, как переулок. Такой же длинный. Наверное, этот дом простирается до центра квартала. Если не пронзает его насквозь.
Слева на двери был номер 1001, справа 1060. Потом пара дверей 1002 и 1059. Ячейки в камере хранения, чем, по сути, и является этот дом. Потом справа несколько дверей было без номеров, и сразу — 1056.
Молдер достал ключ.
За дверью не было тихо. Жужжал электромотор, и что-то булькало. Шелестели лопасти вентилятора. И еще текла вода по трубам. Стоял знакомый запах: фекально-затхлый. Со слабым миндальным привкусом.
Почему-то сразу же появилась резь в глазах.
Молдеру вдруг очень захотелось включить свет. Но делать он этого не стал, решил обойтись фонарем.
Похоже, что несколько хранилищ, чьи двери были лишены номеров, объединили с этим в одно большое помещение. В два ряда стояли большие, от потолка до пола, металлические стеллажи. На них что-то поблескивало стеклянно…
Это были гигантские аквариумы. Часть их была пуста, просто мутная зеленоватая вода, и все. Но дальше там что-то будто бы проглядывало… Молдер сглотнул. В какой-то момент он, несмотря на всю свою солидную теоретическую подготовку, на мощный практический опыт, едва не сделал то, что сделал бы на его месте шестиклассник Фокс: он ущипнул бы себя за руку и заорал.
Но Молдер не ущипнул. Наверное, помешал фонарь. Он просто стоял и смотрел, пытаясь убедить себя, что не спит.
В аквариуме на дне лежал голый человек. Лицо его было спокойно, мышцы расслаблены. Пузырьки, поднимающиеся из трубочки аэратора, чуть колебали его волосы.
И, кажется, медленно-медленно вздымалась грудь.
Никаких дыхательных трубок. Ничего, кроме мягких плетеных металлических рукавов, закрывающих плечи, локти и предплечья. Возможно, просто грузы, чтобы не всплывало тело…
Молдер повел лучом фонаря. Еще один… и еще… и еще.
Пятеро.
Он пристально рассматривал их, еще не зная, что хочет увидеть. Клейма? Следы уколов? Признаки насильственной смерти? Лица были умиротворенные…
Движение на краю поля зрения заставило его бросить руку к пистолету — и лишь потом обернуться.
Один из «утопленников» подложил ладонь под щеку и вновь замер. Грудь его приподнялась и опала. Струя выдоха приподняла легкую муть со дна, прогнала маленьким ленивым смерчем.
Молдер понял, что сам он уже давно не дышит.
Почему я без фотоаппарата, подумал он. Отныне — всегда иметь в кармане маленькую японскую «мыльницу»… Он знал, что и это благое пожелание останется лишь пожеланием.
В который раз он ловил себя на странной притупленности восприятия. Видимо, сознание куда-то пряталось от очевидности, не делая различия между фантазией, экстраполяцией — и грубой реальностью. Ну вот же оно, сказал он себе, то, что ты так бешено ищешь… подтверждение…
Он еще раз обвел лучом аквариумы. Еще раз. И еще.
Ну! Радуйся же!
Бесполезно.
Тупица.
Секара прислонился к стене. Надо дать телу отдых. Короткий, ненастоящий. Просто — постараться вернуть себе обычный темп восприятия. Чтобы все вокруг не плыло тягуче-плавно…
Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.
Боли нет. Боли просто нет и уже никогда не будет. Боль — это из прошлой жизни, из минувшей жизни… из жизни. Потому что это — не жизнь.
За что? Чем я помешал?..
Стоп. Без эмоций. Эмоции опять вгонят в панику. А паника может погубить всё окончательно.
Надо пробираться к Терри. У Терри я отлежусь. Мне надо-то всего два-три дня. А потом что-нибудь придумаем вместе…
Билет в Бразилию, например.
Он знал, что его догонят и в Антарктиде.
Но все равно — что угодно, кроме трусливой и мелкой сдачи. Не хочу. Вам нужно меня убить — так хоть вспотейте. Сам я не приду к вам.
Даже если это будет казаться наилучшим выходом…
К Терри к Терри к Терри к Терри…
Через весь город. Марш.
— Молдер! Молдер! Мне откуда-то звонили…
— Что? Не понимаю. Подождиии, я убавлю звук…
— Молдер, мне звонили по секретному телефону. Никто не знает, что он есть у меня…
— Секрееетный телефоооон? Ааа откуу-уда он у у у тебяяяя?
— Мне его поставили пришельцы!
— Тааак…
— Что у тебя с голосом?
— Этоо мааалёнькие сиине-зеееленыые чееловеечкии, оони пооявляюютсяя оот моороженноогооо… Ктоо звоонил? Приишееельцыы?
— Я не знаю! Но мне показалось, что я почувствовала запах «Морли»!
— Поо теелеефооонуу?
— Это же секретный телефон!
— Иизвииинии, нее соообраазил. Чтоо оон хоотеел?
— Чтобы я поехала в Нью-Йорк и в два часа ночи пошла в Центральный парк в бикини и с корзинкой для пикников!
— Заа этиим яявно стооит праавительствоо. Чтоо ты наамереенаа прееедприиняять?
— Я в панике! У меня нет ни одного приличного бикини…
— Скалли… агент Скалли…
— Да? Что? Звонок? Опять звонок?
— Вы так стонали.
— Простите, я не хотела. Ужасно мягкий диван… Который час?
— Скоро полночь. Вы проснулись?
— Да. Да, доктор Карпентер. Вполне, — Скалли улыбнулась. — Я в полном порядке.
Если не считать того, подумала она мрачно, что сны тебе посылают из фирменного магазина «Зигмунд Фрейд и компаньоны»…
— Я бы на вашем месте умылась, — сказала доктор Карпентер. — Холодной водой. Потому что… В общем, вам потребуется вся острота восприятия.
— Хорошо…
Умываясь, Скалли посмотрела на себя в зеркало. У кого-то она уже видела такое выражение лица…
— Итак, — приступила доктор Карпентер, — вы знаете, что ДНК состоит из четырех нуклеотидов: аденина, гуанина, цитозина, тимина. Первичный элемент генетического кода — триплет — состоит из трех нуклеотидов, стоящих рядом. Это все давно известно. А главным образом, известно то, что этих маленьких китов всего четыре, не больше и не меньше. Для всех организмов на Земле они едины. Исключений до сих пор найдено не было. До сих пор — подчеркиваю.
