– Да ты тетка ли? – спросил с сомнением старший.

Видно, он углядел в движениях Витька сугубо мужскую угловатую размашистость. И щетину на щеках, хоть он и побрился недавно.

– Не совсем, – признался Витек.

– Вот оно что! – понимающе протянул тот. – Таких гостей у нас еще не было. Ну что, ребята, – полуобернулся он к своим, – нальем липовой тетке?

– Да хрен с ней! – загудели те.

Только одна совсем синяя бомжиха, похожая на кривоногого толстого пинчера, возразила заплетающимся языком:

– Еще чего! Гоните ее в шею! Не надо добро на извращенцев переводить – у нас настоящие бабы имеются!

– Уймись, старая! – прикрикнули на нее. – Не жадничай!

Она больше не возникала, но продолжала бормотать что-то невнятно-матерное себе под нос.

– Ладно, – подытожил Лупоглазый, – будем считать, что у нас сегодня день трансвестита. Или пидора? Как вас правильно называть? – спросил он у Витька.

– Трансвестит – не пидор, – мрачно возразил тот. – Трансвестит – это баба в мужском теле. Или наоборот.

– А пидор?

– А пидор – он пидор и есть. Мужик, который любит мужиков.

– Сложно как у вас все, – сказал Лупоглазый и налил синего пойла в Витьков стакан. – Пей, поправляй свое трансвеститское здоровье!

Витек с сомнением понюхал жидкость. Пахло вкусно – спиртом, немного бензином и еще какой-то химией вроде дихлофоса. Но все равно он не решался осушить стакан первым.

– А что это? – спросил он. – Что-то цвет подозрительный.

– Не бойся, не отравишься!

– Сначала вы.

– Осторожный, блядь! – засмеялся старший. – Умереть боится. Да ты уже умер, земеля, только не знаешь об этом!

«Прямо философ, нах! – подумал Витек. – Может, ты уже и умер, а я еще нет». Но говорить ничего не стал – не хотелось пустого спора. Он ждал. Остальные бомжи смеялись, широко открыв пасти. Витьку показалось, будто у некоторых зубы и языки слегка синеватые. Не от пойла ли?

Они сдвинули стаканы и дружно выпили синюю бормотуху.

Ничего не произошло. Никто не упал замертво, не стал биться в мучительных судорогах, роняя синюю пену с губ. Наоборот, двое протянули посуду за новой порцией. Но старший не налил.

– Перекур, – объявил он, и те убрали руки.

Витек поколебался еще секунду и выпил из своего стакана. По вкусу это было похоже на крепкую плохо очищенную самогонку. Он крякнул, поблагодарил Лупоглазого и пошел дальше. По всему телу растеклось приятное тепло, появилась уверенность в собственных силах, жизнь обрела цель и смысл. После самогона так не бывает.

Когда он переходил улицу на зеленый свет, из-под ног у него вдруг выбежала курица и помчалась на противоположную сторону. «Живая кура в Москве! – удивился Витек. – Из цирка, наверное, сбежала». Никто из прохожих не обратил на нее внимания, а Витьку она показалась немного странной. Он присмотрелся и увидел, что у куры только одна нога. Она не бежала, а прыгала, а чтобы не упасть, помогала себе крыльями. Получалось почти так же быстро, как если бы у нее были две ноги.

Он решил, что птица, наверное, потеряла ногу во время выступления – слон наступил или тигр откусил – и ее за непригодностью к дальнейшей артистической карьере, и чтобы зря не переводить пшено, отпустили на свободу.

Но на другой стороне улицы одноногие куры стали попадаться ему все чаще и чаще. Значит, дело было не в цирке.

Большинство птиц передвигались не поодиночке, а парами, и зрелище это было еще более странным. Куры сплетались шеями, обнимали друг друга крыльями и ноги переставляли по очереди, переваливаясь с боку на бок. Теперь им уже не надо было держать равновесие двумя крыльями, а скорость передвижения увеличилась. Одноногие куры свободно разгуливали повсюду наподобие голубей.

Люди крошили им хлеб и куры охотно его клевали, хотя тут и там стояли кормушки-домики с надписью: «Для одноногих кур. Охраняется государством».

Витек присел на скамейку в сквере у Большого театра и стал крошить перед собой булку, которую не доел вчера. К нему тут же припрыгала одноногая кура рябой окраски и принялась клевать крошки. У нее был крепкий клюв, стучавший по плитам, словно отбойный молоток. Казалось, что из-под него летят осколки камня и она их тоже глотает.

«Мощная птица, – подумал Витек, – даром что калека. Не такая ли выклевывала печень у Прометея?»

Вскоре кура подобрала все крошки. Она подняла голову и вопросительно посмотрела на Витька сначала одним глазом, а потом другим. «Еще хочет», – понял тот и пошарил по карманам. Как он и думал, там ничего не оказалось. Но намерения у курицы были другие.

– Ну что, курчавенький, нос повесил? – вдруг спросила она.

«Так она еще и говорить умеет», – почему-то почти не удивился Витек и забыл поправить ее, что он вовсе не курчавенький.

– Да так, – неопределенно ответил он, – жизнь задолбала.

– А ты давай к нам! – предложила кура. – Будешь на полном гособеспечении.

– Куда это к вам? – не понял Витек.

– К одноногим.

– У меня пока что две ноги, – мрачно ответил Витек на неудачную, как он подумал, шутку.

– Сделаем одну, – вполне серьезно пообещала курица.

– Зачем это? – обалдело спросил Витек.

– Станешь участником городской программы по привлечению туристов, – пояснила птица. – Нигде в мире нет одноногих кур – а здесь они есть! Нигде в мире нет одноногих бомжей, а здесь они будут. Ты сделаешься первым и главным. Тебе дадут почетный первый номер и поставят персональную кормушку с водкой и колбасой. Не жизнь – малина!

– Так это городские власти вас – того… обрезали? – догадался бомж.

– Не они сами, но по их поручению. Сначала мы не хотели, но потом поняли, что так даже лучше – полная свобода и кормежка до отвала. Нестись, опять же, не обязательно – только по любви. По старости не зарежут и на гриль не насадят. Разве это не стоит потери одной ноги?

– Ну, у вас, может, и стоит, – неуверенно сказал Витек, – а у нас – нет. Нам пока гриль не грозит.

– Ты так думаешь? – насмешливо спросила кура. – Смотри, как бы тебя не обошли. Я слышала, что уже собираются…

Только она хотела еще что-то добавить, как мимо пропрыгал одноногий клерк с черным портфелем. Следом пробежали два других клерка, обнявшись и по очереди переставляя ноги. На ходу они разговаривали по мобильным телефонам, перекрикивая один другого.

У Витька глаза полезли на лоб.

– Вот, так и есть, – сказала кура, – не соврали – началось. Взялись уже и за клерков.

– А им-то это зачем? – удивился Витек. – У них же вроде все есть.

– Все да не все, – снисходительно объяснила кура. – За ипотеку они. Процент для них теперь будет ниже и срок больше. Да и сумму можно взять другую, уже не на квартиру, а на целый дом.

«Что творится на белом свете! – ужаснулся Витек. – Все посходили с ума. Не пора ли отсюда куда-нибудь сваливать?»

– Ну, так ты надумал? – уже несколько агрессивно поторопила его кура. – Будем ногу резать?

– Вряд ли, – ответил Витек. – На своих двоих как-то привычнее.

– Не хочешь, значит? – уточнила она.

– Нет, не хочу.

– Ау меня задание, – сурово сказала кура, – уговорить тебя. Мне надо, чтобы ты согласился. Других вариантов нет.

«Кто это дал ей такое задание? – удивился Витек. – Мало ли в городе бомжей кроме меня?»

– Я не согласен, – повторил он.

– Ладно, – угрожающе сказала кура, – обойдемся без согласия.

И, полуобернувшись назад, крикнула:

– Тащи его, ребята!

Со всех сторон к Витьку сыпанули одноногие куры, до той поры мирно копошившиеся на газонах, и облепили с ног до головы. Витек едва не задохнулся от перьев и едкого запаха куриного помета. Он отбивался, но безуспешно – их было слишком много. Куры ухватили его клювами за одежду и куда-то поволокли, помогая себе крыльями.

– Стойте! – закричал он. – Я знаю одного человека, который подойдет вам больше, чем я. Он еще и песню все время напевает: «Хорошо тому живется, у кого одна нога. Тому пенсия дается и не надо сапога».