– Однако приятно сознавать, – продолжал фон Райнгард, – что вы меня поддерживаете. Уверен, что ваше влияние окажется очень полезным для поддержания спокойствия. С вашей стороны также очень любезно, что вы пригласили меня на обед, предоставили возможность посетить этот очаровательный замок и в непринужденной обстановке познакомиться с членами вашей семьи. – Он по очереди обвел всех взглядом, улыбаясь чуть ли не по-королевски, потом его глаза чуть-чуть сузились. – Надеюсь, познакомиться также наконец и с вашей невесткой. Она англичанка, не так ли?

– Катрин родилась в Англии, но получила французское гражданство, – быстро сказал Гийом. – Уверен, она скоро подойдет, не так ли, Шарль?

Шарль опять испытал что-то близкое к панике.

– Она не очень хорошо чувствовала себя с утра, папа. У нее болела голова. Не знаю, присоединится ли она к нам.

– Действительно? – Голос фон Райнгарда прозвучал очень мягко, но нельзя было не распознать сокрытые в нем жесткие нотки. – Очень жаль. Надеюсь, не я являюсь причиной «недомогания».

Наступило неловкое молчание. Казалось, что даже вековые стены замка затаили дыхание.

Потом как артистка, дожидавшаяся своего выхода в нужный момент, Кэтрин открыла дверь и вошла в салон.

– Слава Богу, что ты передумала и спустилась, – шепнул ей Шарль. – Ты знаешь, он заметил и ему это не понравилось.

– Вот как, – холодно произнесла Кэтрин.

Они находились в спальне на своей половине. Вечер прошел без осложнений. Фон Райнгард держал себя приветливо, а де Савиньи проявили себя радушными хозяевами, хотя Кристиан вел себя тише обычного, а Кэтрин почти не разговаривала. Гийом держался дипломатически, а Луиза – как очаровательная хозяйка. Обед хоть не был верхом совершенства, отличаясь от кухни довоенного времени, тем не менее был прекрасно продуман и приготовлен. Кухарка Анжелина сотворила чудеса из овощей, выращенных в садах имения, а также порадовала всех своими необыкновенными соусами, пусть в них теперь и не было столько сметаны, как в прежние дни. Как и предсказывал Гийом, фон Райнгард высоко оценил коньяк «Шато де Савиньи». Возникло лишь несколько неловких моментов: некоторое замешательство в разговорах, что можно было истолковать по-разному, но и это удалось сгладить, и только почти откровенные предупреждения фон Райнгарда оставили неприятный осадок.

– Насколько я понимаю, несколько дней назад был сбит вражеский самолет приблизительно в тридцати милях отсюда, – заметил он как бы между прочим. – Если пилот окажется поблизости, то я искренне надеюсь, что в этой общине не найдется дураков, которые помогут ему.

– Может быть, он погиб? – прямо спросил Гийом.

– Мы так не считаем. Во всяком случае, среди обломков не было найдено трупа.

– Ну, он долго не смог бы протянуть на открытых полях. Стояла сырая и страшно холодная погода.

– Это верно. И все же если кто-то его прячет, то мы скоро узнаем об этом. И тогда уж расправимся с виновниками. Мы не можем позволить, чтобы такого рода действия оставались безнаказанными.

– Несчастный, – пробормотала Луиза. – Как ужасно, если его ранили, и он оказался голодный и холодный в чужой стране.

Фон Райнгард посмотрел на нее почти равнодушно– Луиза могла сказать и не такое, и ей все сходило с рук. Но его ответ кривотолков не вызывал.

– Вы не должны думать о нем как о человеке, похожем на ваших сыновей, мадам, – он не таков. Он враг. Надеюсь, вы не испытываете соблазна помочь ему.

– О, нет. Конечно, нет, – ответила Луиза, очаровательно улыбаясь. Шарль с беспокойством посмотрел на Кэтрин, опасаясь ее реакции.

Но Кэтрин не сказала ничего. По напряжению мускулов на ее лице и по тому, как она сложила руки на коленях, так что ногти впились в кожу, он понял, что она заставила себя смолчать, и был благодарен ей за это. Но он все равно беспокоился, не произнесет ли она что-либо непростительно опрометчивое, и поэтому чувствовал себя в большом напряжении.

Теперь, в шелковой пижаме, он откинулся на подушки, наблюдая, как готовится ко сну Кэтрин.

Она сидела возле трюмо, одетая в скрывающее всю ее стройную фигуру переливчато-голубое кимоно, которое он купил ей еще до войны на Востоке. Но он видел под одеждой напряженность плеч, и волосы она расчесывала чересчур резкими взмахами.

– Ты поступила правильно, Катрин, – сказал он. – Как и все мы. Ничего другого сделать нельзя.

Она не ответила. Он попытался заговорить снова.

– Нам надо быть благоразумными, моя дорогая. Знаю, тебе это не нравится. Но что хорошего, если еще больше прольется французской крови? Жизнь должна продолжаться.

Она опять не ответила, и он почувствовал, как в нем нарастает раздражение. Как смеет она сидеть и не обращать на него внимания? Господи, она же ведь его жена! Он имеет право на уважение. Он хотел сказать что-то особенное, а вместо этого услышал свой брюзжащий голос.

– Как папа уговорил тебя прийти? Меня ты и слушать не хотела.

Кэтрин пристукнула расческой с ручкой из слоновой кости по туалетному столику и повернулась.

– Он не уговорил меня. Я пришла, потому что сама решила так сделать.

– Ах, вот как? Тогда объясни, какое же соображение заставило тебя так поступить?

– Я поняла, что у меня нет выбора… Я могу действительно поставить жизнь Ги в опасность, если не соглашусь принять участие в этой отвратительной игре, которую ведет твоя семья. Он мой сын, наполовину англичанин… а англичане, по крайней мере, не прекратили борьбу. Мы все еще воюем со свиньями типа фон Райнгарда, что делает нас уязвимыми. Я не беспокоюсь за себя – в самом деле, не беспокоюсь, Шарль. Лично я скорее умру, чем стану раболепствовать перед нацистами, как, похоже, готовы делать вы. Но Ги совсем ребенок. Я не могу им рисковать.

– Хорошо. Рад, что ты образумилась.

– Не рано ли ты радуешься? Я не уверена, что образумилась в твоем понимании. Да, я боюсь за него, и поэтому согласилась на эту омерзительную сделку. Но не стану прикидываться, что горжусь своим поступком. А ты гордишься им, Шарль? Ты гордишься капитуляцией Франции?

– Я делаю то, что нужно, – ужаленный, отпарировал он. – Я стараюсь спасти людей, защитить имущество.