– Значит, покидает, – решил Тобако. – На фотографии он явно не в России... И даже не в СНГ... Просто на прохожих стоит посмотреть и на архитектуру... Здесь стиль есть...

– Распечатываю основной текст, – сообщил Доктор Смерть.

Принтер снова загудел.

– Дайте-ка мне полюбоваться на Омара Рахматуллу... – из своего привычного угла, где сидел постоянно, подал голос Дым Дымыч Сохатый, как звали обычно Дмитрия Дмитриевича Лосева, командира взвода спецназа ГРУ в Афганистане, откуда он был отправлен сразу на «зону» после «подставы», сделанной ХАДом[3], человек сложной, парадоксальной судьбы и поклонник восточной философии. – Что-то я про него слышал...

Десять человек молча выстроились одной шеренгой посреди поляны. Все в возрасте, который для действующих боевиков становится уже обузой. Они сами еще не знали, что им предстоит, и потому слегка волновались из-за необычности ситуации. Юрка Шкурник вместе с Джабраилом, которого в здешних местах знали все не только по военному, но и по довоенному времени, когда он только изредка появлялся в родных краях, но появлялся со славой, прошли перед строем в одну и в другую сторону. Вроде бы присматривались в темноте. Хотя присмотреться было трудно. Луна упорно пряталась за тучами, и ночь казалась почти непроглядной. Тем не менее Шкурник видел и даже чувствовал, с каким трепетом ждет строй слов Джабраила. Его личных слов они, его бойцы, никогда так не ждали, и оттого раздражение и на Джабраила, и на этих ублюдков возрастало.

– Документы у всех забрал? – спросил Джабраил.

– Забрал... – с усмешкой кивнул Юрка Шкурник. – Только зачем им документы, если они смертники...

Говорил он громко, с каким-то злорадством, и слова эти услышали все. По строю прошло легкое беспокойное шевеление, но вопрос задать никто не решился, потому что Юрка Шкурник на руку всегда был скор. Умением выстрелить первым он и достиг своего нынешнего положения. Но когда другие нашли из такого же положения выход, Шкурнику такой выход не представился. И из-за этого он тоже порой нервничал, от отчаяния называя себя последним борцом за независимую Ичкерию. Хотя того же Джабраила уважали в горах и лесах несравненно больше, чем последнего борца. Уважения и поклонения Шкурнику всегда хотелось и всегда не хватало. Так и сейчас. Все знали, что последний борец просто оказался никому не нужным там, куда перебрались другие, которые не только стрелять умеют, но и головой думают. Однако Табиб мечтал все-таки денег подкопить и перебраться сначала в Грузию, где мог бы сгодиться спецслужбам для борьбы с абхазами или осетинами, а потом, заработав дополнительно, и в Турцию, где к единоверцам относятся снисходительно и не всегда сообщают в полицию, если появляется новый человек с темным прошлым.

– Что, смертники, жить-то хотите? – Юрка Шкурник зычно захохотал, пытаясь издевательством заглушить жгущую душу зависть.

В обычной обстановке он никогда не разговаривал со своими людьми так. Понимал, что может бой случиться, и от пули со спины его не спасет собственное умение стрелять первым. Но сейчас, зная, что этих людей у него забирают, он мог себе позволить и откровенную грубую насмешку. – Вас спрашиваю... А?..

Из строя никто не ответил. Там в самом-то деле стояли совсем никчемные бойцы, положиться на которых в критической ситуации – все равно что не обращать внимания на топор, занесенный над головой. Они и в бою-то патроны не тратят. А когда с них спрашиваешь за это, начинают, наоборот, стрелять изо всех сил... Небо дырявят... Да и старики к тому же, которые приличный марш-бросок уже не выдержат... Терять таких не слишком жалко. Особенно за сто тысяч баксов, которые Джабраил должен был привезти с собой. Раньше, бывало, за пустяки платили больше. За сто тысяч никто свой отряд поднимать бы не стал. Сейчас времена переменились. Приходится так вот, как нищий, удовлетворяться подачкой.

– Ладно, не дрожите, я пошутил. Я просто продаю вас Джабраилу. Пусть он теперь за вас, никчемных, отвечает. Я даже не знаю, чего он от вас хочет, слово командира даю. Я бы за таких и денег платить не стал. Скажи, Джабраил, всем, чтобы слышали.

Джабраил остановился рядом с Юркой Шкурником, затылок которого едва доставал ему до плеча. Руки за спину убрал и шеренгу оглядел. Но слова подбирал, как показалось, долго, хотя наверняка должен был продумать свою речь заранее:

– Я скажу... Про новую амнистию все, я думаю, слышали?

Джабраил коснулся болезненной темы. Об амнистии в отряде разговаривать было нельзя. За это расстреливали сразу, стоило кому-то шепнуть Табибу. Шеренга шевелилась, но не отвечала.

– Вот я и плачу вашему командиру деньги, чтобы по домам вас распустить... – продолжал между тем Джабраил, чувствуя, как напрягся рядом с ним сам командир боевиков. Юрке Шкурнику говорили, что Джабраил задумал какую-то сложную операцию, связанную с амнистией. Но не следовало бы здесь, рядом с остальными, поднимать эту тему. Мало ли что кому-то в голову попадет и как прочно там осядет. – Вы, я слышал, все имеете строительные специальности. Так?

– Так вроде... – несмело раздалось из строя.

– Вот я и хочу сделать из вас строительную бригаду... Вместе будете... Как сейчас... Но уже закона бояться перестанете... Вас такое устроит?

Ответить сразу никто не решился. Потом на вопрос Джабраила прозвучал встречный вопрос:

– Так что с амнистией-то?

Так и должно было быть, понял Джабраил. Этим людям сейчас не до строительства, не до чего-то иного, и объяснять им что-то, тем более брать с них какие-то обязательства – дело бесполезное. У них у всех сейчас сердце бабочкой трепещет. На что угодно пойдут, чтобы их отпустили. Но одно спросить необходимо. Вернее, потребовать, и достаточно категорично:

– Я плачу деньги и ставлю вам свои условия... Условия категоричные, за ослушание – смерть. Итак. Вы сдаетесь сегодня же... Сдаетесь без документов, потому что ваш командир забрал их. Но подтвердить вашу личность смогут другие люди. И вы вынуждены будете получать новые документы. По получении документов из вас будет организована строительная бригада, которая поедет на заработки в Москву... Запомните, не свои дома ремонтировать, потому что ремонтировать у вас просто не на что, а поедете на заработки в Москву. Многие из вас знают хромого Александэра... Знаете?

– Знаем, – не очень уверенно ответили из строя.

– Его сын владеет в Москве строительной фирмой. Он возьмет вас к себе на работу.

– И в Москве мы будем?.. – опять прозвучал невнятный вопрос.

– В Москве вы будете просто строителями. Только работать, и больше ничего... Согласны?

– У нас там будет оружие?

– Вам там не понадобится оружие...

Строй загудел...

– Согласны?

– Еще бы.

– Согласны.

– Согласны.

– Хоть сейчас.

– Именно, сейчас! – твердо сказал Джабраил. – У выхода с поляны, на нижней тропе вас ждет капитан милиции Ахмат Хамкоев. Вы все его хорошо знаете... Он отведет вас в отделение. Два-три дня отсидите, пока разберутся. Оружие сдадите. Можете идти.

Строй повернулся резко и перестал быть строем. Это уже толпа рванулась к выходу с поляны, и каждый стремился обогнать другого. Вышла из-за туч луна и хорошо осветила путь вчерашним боевикам.

– Зачем тебе это надо? – скривив рот и скосив глаз, ехидно спросил Юрка Шкурник. – Хочешь на строительстве заработать?

– Да. Кто-то из русских писателей сказал, что человек за свою жизнь обязан построить дом, посадить дерево и вырастить ребенка. Мой построенный дом разрушила война, мои деревья вырублены на дрова, мои дети растут за границей без отца... Хочу наверстывать упущенное.

Юрка Шкурник хмыкнул, конечно же, не поверив...

– Давай паспорта.

Юрка Шкурник долго копался у себя в объемном вещевом мешке и выложил на пенек стопку из десяти паспортов.

– Жалко отдавать, самому бы сгодились...