Мидир предчувствовал, что посылку с драгоценными саженцами попытаются украсть. Оттого и отправил Дилана перехватить почтовую кибитку. Но мальчишка опоздал. Замечтался, небось, по дороге, сочиняя глупые вирши, или с Анчуткой заигрался. Впрочем, не опоздай Дилан, мог бы и сам замёрзнуть на том поле, вместе с ямщиком. И как бы потом Мидир перед Гвин-ап-Нуддом оправдывался? Владыка Аннуина хоть и сплавил подальше нежеланного внука, но, случись чего, виру потребует разорительную — к гадалке не ходи.

Госпожа Артамонова, в ответ на претензии Мидира, прислала обстоятельное письмо, в котором за фальшивым сочувствием скрывалось искреннее злорадство. Всему виной, сообщила королева неблагих фэйри, грубиян-ямщик. Якобы, на станции встретился ему нищий старик и умолял подвезти до родной деревни. А ямщик, мало того, что обругал бродягу непечатно, так ещё и кнутом огрел. И вот беда — старик-то оказался Полевиком. А эти духи злопамятнее леших. Ямщик должен себя счастливчиком считать, что лёгкой смертью умер.

Мидир потихоньку навёл справки. Оказалось, что Полевик не первый год ходил в должниках у неблагой королевы. Расплатился, стало быть. Ну-ну, посмотрим, кто будет смеяться последним!

Господин Ардагов поднялся из-за стола, отряхнул зелёный атласный шлафрок и вышел на крыльцо, по пути отметив, что пора обновить заклятья на окнах, а то все занавески засижены. Мухи в это лето расплодились в неимоверных количествах, но Этайн запрещала убивать несносных насекомых.

Воспоминания, связанные с женой и мухами, окончательно испортили настроение. Мидир хмуро осмотрел двор, ища, к чему бы придраться. Спаниель Куделька радостно подбежал к хозяину и запрыгал вокруг, тихо повизгивая. Мидир рассеянно потрепал пса по шелковистым ушам. Шерсть Кудельки отливала золотом, как и волосы самого сида. Собственно, из этих волос спаниель и был создан.

В России мужчины стриглись коротко и Мидир, как ни гордился своими косами, счёл за лучшее не выделяться. Сжечь отрезанные волосы представлялось форменным расточительством, но и хранить было опасно. Поразмыслив, Мидир придумал им применение, заодно избавившись от необходимости тратиться на покупку охотничьей собаки.

— Доброго денёчка, барин! — Коренастый овинник Микентий поклонился, едва не ткнувшись носом в вышитые туфли Мидира. — Поздорову ли?

— Спал плохо... — Господин Ардагов потёр виски и зевнул. — Совсем ты за порядком не следишь, Мик. Всю ночь под окнами кто-то шастал. Да и сейчас суеты много, как посмотрю. Распустил ты своих.

В хозяйстве Мидира служили два управляющих — один для людей, а второй для нелюдей. Овинник Микентий, самый ловкий из домашней нечисти, за своё положение держался руками и зубами, ловя не то что каждое слово хозяина, но даже мысли стараясь угадывать.

— Так ведь праздник нынче! — овинник заискивающе улыбнулся. — Канун Купалы. Единую ночь в году наши с лесными заедино гуляют. Вот и готовятся — марафет наводят, чтоб, стало быть, перед русалками во всей красе предстать, — он выразительно подмигнул.

Мидир нахмурился. Самую короткую ночь в году сиды за особый праздник не считали. Хотя порой и выходили из холмов — потанцевать вместе с людьми у костра, увести за собой игрушку на одну ночь... Но это всё развлечения для юнцов. Сам Мидир давно остепенился в счастливом супружестве, ему бегать за полуголыми девками по лесу невместно. В прошлом году они с Этайн гуляли по лугу, плели венки... Но и сего невинного развлечения он теперь лишён! По сердцу полоснула обида. Каковы мерзавцы! Хозяин даже от семейных радостей отлучён, а они с русалками по кустам скакать собрались?!

— Никто никуда не пойдёт! — голос Мидира раскатился по всей усадьбе.

Слуги-люди замерли на месте, обессмысленно уставившись себе под ноги. Домовые, банники и овинники насторожились и потянулись к крыльцу. Все принаряженные, с узелками в руках — видать, гостинцы приготовили. На крышу теплицы опустилась большая сорока. С любопытством завертела головой.

— Все слышали?! — Мидир осмотрел лохматую толпу. — Праздник отменяется. Кто выйдет ночью за ворота, тот может не возвращаться!

— Да как же это?.. Помилуй, батюшка! — забормотал разом спавший с лица Микентий.

— Помилуй! — заголосили остальные. — Обычай ведь!.. Спокон веков!.. К справедливости твоей взываем!

— Я всегда справедлив, но сегодня я ещё справедливее! — Мидир топнул ногой. — Блуда не потерплю! Чтоб отныне у каждого домового и дворового непременно жена была. Как это по вашему? Домовуха?

— Кикимора, — услужливо подсказала сорока.

— Вот, чтобы каждый женился на кикиморе! И гуляйте потом на здоровье, но только с жёнами!

Над толпой прокатился протяжный стон. Деревни господина Ардагова не бедствовали, и домашние нечистики замухрышками не были. Все как на подбор — упитанные и горластые.

— Это что, бунт? — В небесно-голубых глазах Мидира полыхнули молнии.

— Никак нет, ваше высокородие! — залебезил Микентий. — Этот стон у нас песней зовётся.

— Да нет у нас кикимор! — взвыл протолкавшийся к крыльцу рослый домовой. — Хоть все подворья обыщи! Нету!

— А нет, так будут! — скрипуче хохотнула сорока. — В аккурат к вечеру татарский коробейник до вашей деревни доедет. Он кикиморами торгует — оптом и враздробь. Ведьмы по три шутки покупают за пять пудов муки.

Толпа онемела.

— Так дорого? — удивился Мидир. — Ну, за оптовую закупку коробейник должен скидку дать. А ежели у кого со средствами туго, я готов одолжить. Не чужие, рассчитаемся.

Он не успел моргнуть, как на дворе опустело. Желающих оказаться в должниках у хозяина не было. Все знали, что Мидир способен потребовать в счёт долга отражение звезды из крещенской проруби или того хуже — череп петуха, зарытого под порогом чьей-нибудь бани.

— Анчутка, иди сюда! — Мидир поманил пальцем сороку.

Та снялась с крыши, кувыркнулась в воздухе и приземлилась уже тощим бесом в красном длиннополом армяке, подпоясанным плетёным из соломы кушаком. Из-под армяка виднелись большие птичьи лапы с перепонками, как у гуся. Из-за этих лап беса дразнили Беспятым, но господин Ардагов к водоплавающим птицам относился с уважением и обидное прозвище никогда не употреблял.

Анчутка служил Мидиру на птичьих правах — за еду в голодные зимы и блестящие безделушки круглый год.

— Чего желаешь, господин мой?

— Как там Дилан поживает?

— Мается, — Анчутка вздохнул. — Ему хозяин приказал цветок папоротника отыскать. Перед королевой решил выслужиться, сморчок недосоленный!

— При чём здесь королева? — насторожился Мидир.

— Так ей кто-то сказку про Аленький цветочек рассказал. Мол, краше его во всём свете нету. А Макарыч сдуру и сунулся — наверняка, говорит, это про цветок папоротника сказка. Вот королева и потребовала, чтобы ей этот цветок отыскали.

Мидир мрачно кивнул. Что Почечуев вхож к Элис Робертовне — не секрет. При такой-то жене! Именно Степанида Аполлинаровна поставляет неблагой королеве травы и готовые зелья. Даже странно, что она до сих пор не раздобыла цветок папоротника. Ведь с такой редкостью Элис наверняка выиграет «Войну цветов». Разве что добыть эту редкость чревато неприятными последствиями?

— Расскажи мне про цветок папоротника. Что это и как его добывают?

Анчутка вдохновенно поднял глаза к небу:

— Сам не видел, врать не буду, да мне тот цвет без надобности. А только говорят, что расцветает папоротник один раз в году — в ночь на Купалу. Выстреливает бутон из земли с треском, будто из мушкета пальнули! А раскрывается золотым и кровавым пламенем. Оттого и зовут его жар-цвет. Пока он цветёт, клады из земли поднимаются, загораются синими огоньками. Ежели хочешь добыть цветок, в Купальскую ночь иди в лес, в самую чащобу, прихватив с собой белую скатерть и нож. Ищи заросли папоротника попышнее, очерчивай круг ножом, расстилай скатерть и сиди в круге, глаз с папоротника не спуская. Как только распустится цветок, в тот же миг срывай его и спеши домой, накрывшись скатертью.

— Да при чём здесь скатерть? — не понял Мидир.