— Да, таков вывод наших ученых. Они считают, что инициировать ядерные процессы в недрах солнца можно только в результате многоступенчатой операции. То есть изменения на солнце не происходят после первого же удара, для этого нужно произвести серию воздействий, которая и будет стимулировать нарастающую цепную реакцию.

Есть мнение, что «Роковая Звезда» представляет из себя сравнительно небольшое пусковое устройство, которое способно произвести серию выстрелов сверхскоростными ракетами. Их боеголовки скорее всего начинены изотопами кобальта и катализаторами. Последние вступают в реакцию с атомами кобальта, которые обычно имеются в недрах звезд, и порождают другие изотопы, нестабильные и подверженные распаду. А потом реакция становится необратимой, и солнце превращается в гигантскую ядерную бомбу, которая уничтожает все живое на миллионы миль вокруг. Наверняка ракеты не могут быть запущены с корабля вблизи солнца, потому что его экипаж и пассажиры подвергнутся чудовищному удару гамма-излучения еще до завершения операции. Если же устройство находится на поверхности ближайшей к звезде планеты, то операторы установки могут включить автоматическое пусковое устройство и спокойно покинуть это место.

Кеттрик кивнул.

— Ладно. Давайте тогда взглянем на карты. Я знаю мир криннов, наверное, как никто другой в созвездии. Может быть, нам удастся определить самые вероятные места размещения «Роковой Звезды». Кстати, мы можем увеличить свои шансы при помощи спасательных шлюпок, если разместим на них локаторы…

— Только не на обеих сразу. Одну надо придержать на случай, если мы заметим пусковой механизм в каком-то районе, где корабль не сможет сесть. Но одна шлюпка — это возможно. — И Секма расстелил карты планеты криннов на столе.

Большую часть времени прыжка они провели возле этой карты, делая перерывы на еду и сон. В один из таких перерывов Кеттрик неожиданно оказался наедине с Ларис.

Она почти не выходила из своей каюты. Когда Секма сообщил ей, что они не идут на Трейс, на лице Ларис не дрогнул ни единый мускул. Она только сказала: «Жаль, что вы не поверили мне». При этом ее лицо было похоже на непроницаемую маску, каким оно запомнилось Кеттрику в ту злополучную ночь в Ри-Дарве. С той минуты молодая женщина не произнесла ни одного слова. Лишь на короткое время она присоединялась к общим трапезам и сразу же исчезала, плотно затворив дверь своей каюты. Что было причиной такой отчужденности? Была ли то уязвленная гордость от того, что ей не поверили? Отчаяние, что она не справилась с заданием Сери? Или страх перед «Роковой Звездой», боязнь за своего возлюбленного? Кеттрик не мог сказать ничего наверняка.

Когда он неожиданно наткнулся на Ларис в пустом салоне, она подняла на него усталые покрасневшие глаза.

— Прости, — пробормотала она и постаралась незаметно проскользнуть мимо Кеттрика к выходу. Но он задержал ее.

На Ларис был зеленый форменный комбинезон ЗП, который ей одолжил кто-то из экипажа, чтобы она могла сменить свое единственное платье. Но и в мужской одежде Ларис сохранила пленительную грацию, и Кеттрик почувствовал хорошо знакомое ему волнение от близости чудесного тела, которое когда-то дарило ему столько наслаждений. Сейчас она лишь напряглась под прикосновением его руки и попыталась вырваться.

— Пусти меня, Джонни. Нас с тобой больше ничего не связывает. Ничего.

— Верю, — согласился Кеттрик, но не отпустил девушку. Она была так близко, что он ощущал тепло ее кожи и аромат волос.

— Ты когда-нибудь любила меня, Ларис?

— Что за глупый вопрос!

— Да, наверное, глупый. — Кеттрик убрал руку. — Ладно, иди.

Он повернулся и вдруг услышал за спиной голос, пронизанный болью:

— Тебе не стоило возвращаться, Джонни. Почему ты не оставил нас с Сери в покое? Мы были так счастливы…

И с этими словами она ушла, с нескрываемым отвращением пройдя мимо Чайт. Кеттрик вспомнил, что Сери никогда не пускал тхеллов в дом, когда там была Ларис.

Чайт тихо фыркнула, но ничего не сказала. «Настоящая леди, — подумал Кеттрик, — даром что в шкуре».

Он уселся за стол, налил себе вина, но пить не стал. Так и остался сидеть, уставившись невидящими глазами на бокал и забыв про него.

Через некоторое время он осознал, что впервые с момента своего отъезда с Земли вспомнил девушку по имени Сандра. И на душе стало чуть легче.

На следующий день корабль вышел из гиперпространства.

Перед ними горело Белое Солнце, одно из немногих горячих белых солнц в Хейдесе. Яростный свет безжалостно бил в иллюминаторы дредноута.

Счетчик радиации показывал норму. Белая звезда пребывала в полном здравии.

— Временная отсрочка… — пробормотал обрадованный и в тоже время озадаченный Кеттрик. — Или ошибка?

Секма не ответил.

Они смотрели на мир криннов, плывший словно голубой мотылек в ласковом зареве солнечного света. Корабль сделал широкую дугу, изучая эту небольшую систему. Уже не было сомнений относительно того, какая планета могла быть выбрана в качестве платформы для запуска кобальтовых ракет. Два маленьких внутренних мира представляли собой наполовину расплавленные каменные шары, три внешние планеты не подходили из-за отравленной атмосферы, повышенной гравитации и невыносимого холода. И только в мире криннов можно было спокойно собрать сложное техническое устройство, нацелив его в самый центр солнца.

Сквозь просветы в облаках можно было разглядеть рельеф поверхности планеты. Кеттрик сделал сотни голографических снимков белых пустынь, черных вулканических зон, ребристых горных хребтов, мелких морей, зеленых пятен лесов и джунглей. Когда на следующем витке корабль спустился ниже, он отчетливо разглядел извилистые ленты рек и четкие полосы возделываемых полей.

В коммуникаторе капитанской рубки послышался голос радиста:

— Сэр! Срочное сообщение…

Его тут же прервал чей-то властный и уверенный голос, отчетливо слышимый даже в шипении и треске атмосферных помех:

— «Серебряное Крыло» вызывает крейсер ЗП. Здравствуйте — и прощайте, поскольку мы уже уходим. А вам советую взглянуть на приборы и поразмышлять, дорога ли вам жизнь. Вы опоздали.

Наступившую напряженную тишину развеяли слова оператора радара:

— Капитан, я зарегистрировал вспышку над южным полушарием. Похоже, яхта ушла в гиперпространство.

Люди на мостике застыли, пораженные быстротой, с которой все это произошло. Кеттрик увидел, как лицо Секмы побелело, а на лбу выступили капельки пота. Впрочем, он сам вряд ли выглядел лучше.

Под ними проплывал мир криннов, спокойный и умиротворенный. Полыхало Белое Солнце, выбрасывая в бархатную пустоту гигантские протуберанцы. Все выглядело как обычно и ничего не предвещало надвигающейся катастрофы.

И тут стрелка на счетчике радиоактивности сделала небольшой предупредительный скачок.

Секма первый нарушил тишину. Голос его прозвучал тихо, но достаточно твердо, словно ничего и не произошло.

— Сначала мы, как и запланировано, осмотрим дневную сторону планеты. Не исключено, что мы сможем обнаружить пусковую установку и обезвредить ее до наступления цепной реакции на солнце.

Корабельный штурман, пожилой дарван, коротко спросил:

— И сколько у нас на это осталось времени?

— По прогнозам ученых, этап, когда процесс становится необратимым, наступает приблизительно через двенадцать часов после попадания в солнце первого снаряда, — хладнокровно ответил Секма, будто бы речь шла о каких-то совершенно отвлеченных, чисто научных проблемах. — Но, к сожалению, мы понятия не имеем, когда «Роковая Звезда» выпустила первую свою ракету, так что эти подсчеты ничего нам не дают.

После наступления критического этапа, — продолжил после некоторой паузы Секма, — нарастание цепной реакции становится более стремительным. Радиация становится смертоносной уже через шесть или семь часов. Обычная корабельная защита типа нашей здесь бессильна. Поэтому…

— Поэтому, — продолжил за него штурман, — нам стоит поспешить, не так ли, сэр?