Вечером пыль далекой планеты Армару ложится багровыми вуалями на улицы города-порта Кел'таар. Два кадета Звездного Флота — Сергей и Илья — сидели за металлическим столиком на веранде паба гостиницы "Песок и Плазма". Внутри гремела музыка, пахло жареным мясом и спиртом из местных грибов.

Они праздновали завершение миссии — скучной дипломатической инспекции. Хотелось забыться.

— Глянь, — сказал Илья, кивнув подбородком.

Сергей повернул голову и увидел девушку. Аборигенка. Она сидела в тени, в длинном, свободном плаще, из-под которого виднелись покрытые татуировками плечи и шея. Линии и знаки шли вдоль ключиц, обвивали руки, исчезали под тканью.

— Это же... — начал Сергей.

— Да. Эпос Гейхайлу. У них это традиция. Хранительницы. Песнь народа записывается на теле. Ее нельзя читать чужим. Даже фотографировать запрещено.

— Ну так что ж, значит, не судьба.

— А если... — Илья усмехнулся, — если я уведу ее? Просто познакомимся, пофлиртуем. Она, скажем так... расслабится. Я сделаю пару снимков. Для науки.

Сергей скептически посмотрел на друга:

— Это звучит паршиво, Илья.

— Это звучит как приключение.

Илья вернулся в их номер под утро. Волосы взъерошены, взгляд слегка затуманен, на лице — смесь гордости и смущения. Сергей выглянул из под одеяла, скрывая мягкую невольную улыбку.

Он молча протянул Сергею планшет. На экране — четкие снимки. Ряды символов, изогнутых по изгибам тела, древняя поэзия, которую никто из Сообщества никогда не видел. Слова живут на коже — строки об изгнании богов, о море и женщине, что несла в себе голос планеты.

Сергей смотрел, не мигая. Затем отложил планшет.

— Ты сделал, как хотел. Теперь...

— Что? — Илья уселся на кровать.

— Оставь ей что-то. На память.

— В смысле?

Сергей поднял с тумбочки ракушку. Илья всегда носил её — тёмная, с радужным переливом, привезённая с Земли.

— Положи рядом. Не как оправдание. Просто — как знак. Чтобы она знала, что это было больше, чем просто трюк. Может быть, в этом будет хоть капля уважения.

Илья долго смотрел на ракушку. Потом встал.

— Ладно. Ты прав.

Он вернулся в номер, где спала девушка. Спокойная, как вода в луже после дождя. Он медленно положил ракушку на подушку рядом с ней.

Задержав взгляд на ее лице, Илья вдруг почувствовал странное жжение в груди. Не вожделение, не гордость — что-то другое. Стыд, может быть. Или осознание, что он прикоснулся к чужому священному — и теперь навсегда останется чуть-чуть сломанным.

Он вышел, не оборачиваясь.

Спустя много лет, став лингвистом и исследователем культур, Илья будет выступать на конференции, рассказывая о поэзии Армару. Но никогда не покажет те фотографии.

Они будут храниться в его личном архиве.

И каждый раз, когда он будет их открывать, он будет видеть не символы и строки, а спящую девушку и ракушку на подушке — единственное, что он смог тогда подарить в ответ.