– Мимо проходит колонна работников торговли! Уже в первые месяцы текущего года было реализовано… – вещал диктор.

Мы подходили все ближе к эпицентру шествия, после которого колоны распадаются и люди расползаются. Тут культоргам и парторгам нужно не зевать – хотя бы собрать все транспаранты и флаги, чтобы сохранить имущество, частью до Дня Победы, но, скорее, до Дня Социалистической Революции осенью.

Шествие на 1 Мая было не просто манифестацией с красной ленточкой на груди и с плакатами. В обязательном порядке подводились некоторые итоги трудовой деятельности предприятий и организации Ленинграда. Интересно, а что могли бы сказать про студентов ЛЭТИ?

"Студентами института было прогуляно: 315 лекций, 123 коллоквиума, 618 семинаров. Выпито… Выкурено сигарет… Из них Marlboro…"

Ну, этого, конечно, никто в громкоговоритель не скажет. С другой стороны, ну как молодёжи не веселиться?

– Делюга есть, – шептал мне прямо в ухо Витёк, любитель иногда вставить словечко из воровской фени. – Пришла партия левайсов, фирмовых. Восемнадцать пар отдают за одну норковую шубу. Ждать долго не будут, Илья Федорович ждёт от нас действий. Там мани хорошие.

Я старался не показывать своего недоумения. Делишки-то попахивают навозной фермой. В дневнике моего предшественника не было ни одного слова про то, что он занимается фарцой – но намёки я уже накануне слышал. Просто Чубайсов не делал глупостей и не упоминал в своём дневнике про тёмные делишки.

– Нет времени на всякие глупости, – сказал я.

– Глупости? Ты что, уже помешался на своём дипломе? Пойди к Батону, придумай что-нибудь, что кому-то нужна норковая шуба. У него же есть выходы на ГУМ, – как само собой разумеющееся сказал Витёк.

Батон – это мой отец. И у нас с ним никогда не было разговоров на предмет фарцы. Да, казалось, мой отец может достать всё что угодно. И у мамы, насколько я знаю, очень недешёвое пальто на зиму есть. В Советском Союзе мало иметь деньги, нужно ещё и найти, где и что купить. Аркадий Борисович Чубайсов знает злачные места.

– Что по мани? – спросил я.

– Какие мани, Тольчик? Восемнадцать фирмовых джинсов! – шептал прямо на ухо мне Витёк, периодически оглядываясь по сторонам.

Людям было не до нашего разговора, все шли вперёд, предвкушая следующий этап маёвки. Некоторые уже начинали сбегать в подворотни, покидая колонну – это те, кому не терпится накатить – беленькой или портвейна. Такие бегунки, весьма вероятно, быстренько хряпнут азербайджанского креплёного и вновь вольются в стройные ряды празднующих Первомай. Лишь только одно изменится – станут громче кричать приветствия и лозунги! Ну и радость, счастье, эйфория! Если присмотреться, то шествие все больше становится “счастливым”, еще бы с десяток километров, и все прямо на ходу в пляс пойдут, а после захрапят на асфальте.

– Ну так как, ты в делюге? Там верняк. Только я предупреждаю, что выйти без последствий не получится, Илья Федорович – мужик суровый, – сказал Витёк и, не дожидаясь моего ответа, будто бы и нет у меня никаких вариантов, отправился к Катьке.

Вроде бы, Витёк даже собирался жениться на Кате, как только защитят диплом и он, и она. Нет, Витёк – далеко не последняя скотина, хотя и есть в нём гнильца. Но вот что касается коммерческой жилки, то тут Витька мало кто догнать бы мог. Однако одно дело – та жилка, другое – нарушение закона.

Мне деньги нужны! Очень, но… фарца может закрыть мне дорогу наверх, или в крайней степени усложнит ее.

– Вот ты где! – схватила меня под руку Таня. – А я там со своими. А вы идёте на маёвку? А давай с тобой сбежим! Чувак, не робей! Когда такое будет, что я тебе себя предлагаю?

Она ухмыльнулась, скрывая смущение под напускной крутостью.

– У меня после Дня Победы предзащита диплома, готовиться нужно, – сказал я.

Таня вмиг потупила глаза, даже отстранилась.

– Что еще? Я же… – сказала Таня.

– Ну? Ты чего? – я приобнял девушку. – Мы с тобой уже поговорили.

– Да! – резко сказала Таня, так что впереди идущий мужчина даже обернулся.

Девушка так держала свою руку, чтобы нет-нет, но коснуться моей. Я усмехнулся и взял Танину ручку. Она встала на носочки и потянулась к моему уху. Пришлось остановиться, чтобы девчонка не упала.

– Я согласна! – заговорщицки Таня мне сказала.

– Так и я не против? Но согласна на что? – спросил я.

Эти девушки… Пять жизней проживи, и можешь не угадать, на что именно она “согласна”. Мужское мышление более прямолинейно. Мы понимаем все однозначно.

Таня остановилась, серьезными глазами, человека принявшего, может и самое главное решение своей жизни, сказала:

– Ты мне нужен. Я хочу быть с тобой, пусть день, ночь, неделю… Сколько получится. Но быть с тобой и быть твоей. И честно-честно, я не буду просить замужества, или настаивать, требовать… Ты только честно скажи, когда соберешься уходить от меня… – на глазах Тани проступили слезинки. – Ну вот… Я это сказала.

– Что будет завтра никому не известно, – несколько слукавил я. – Давай жить настоящим. И сейчас я не хочу на маевку, я хочу побыть с тобой. И какой будет твой положительный ответ?

– Положительный ответ? – Таня рассмеялась, искренне, как могут только счастливые женщины. – С тобой, хоть в Америку.

Ой! Таня прикрыла рот и стала оглядываться.

– Как? Согласна проследовать за мной даже в эту грязь загнаивающегося запада? – рассмеялся я.

Я удобнее охватил руку девушки и мы стали пробираться через потоки людей, на выход.

Шествие двигалось по Невскому проспекту, уже в сторону Обводного канала, не так далеко от моего дома. В том, что родителей не будет дома, причём до позднего вечера, я был уверен. Так почему бы и да!

– А мы… К тебе домой? – спрашивала Таня, проявляя волнение.

– Да. Ты же не против? – уточнил я. – У меня есть отличный учебник по сопромату, почитаем, повысим свой уровень образования.

– Чего? Сопромат читать будем? – Таня залилась смехом. – Да пусть и сопромат, но, главное, что вместе.

Мы влетели на третий этаж, так скоро, насколько это возможно, при этом не расцепив руки. И вот уже в квартире, спешно разулись, установилась пауза, мы смотрели друг другу в глаза. Медленно, не прерывая зрительного контакта, я взял Таню за руки, спиной вперед повел ее к дивану.

– Ты хочешь? – спросил я.

– А ты? – задала свой вопрос Таня.

– Хочу.

– И я хочу – тихо прошептала Таня, начиная расстёгивать на своей блузке пуговицы.

Она была всё в той же короткой юбке с пуговицами спереди, в которой встречала меня у парадной. Я стал Тане помогать расстёгивать пуговицы на ее юбке. Случайное касание моих рук заставляло девушку вздрагивать, я также был на взводе.

И вот, оно, женское тело, и мое, мужское. Я любовался Таней, оставшейся только в нижнем белье, и здесь и сейчас она казалась мне самой красивой.

– Продолжай! – сказала Таня и зажмурила глаза.

Я продолжил, только чуть пришлось повозиться с лифом, но справился. Помнят еще руки, ну или голова… Или чем я сейчас думаю, да думаю ли вообще? Чувствую и это кайф!

Таня казалась девушкой зрелой, и даже можно предугадать, что в будущем она будет иметь проблемы с весом. Бедра широковаты, но в остальном… А разве бывает молодость не прекрасной? Вот и Таня была красивой, здесь и сейчас – желанной.

Девушка вдруг жадно впилась меня губами и стала даже покусывать. Я отвечал на поцелуй, хотя ее покусывания становились не всегда казались приятными.

– Что? Я что-то не так, да? – говорила Таня, стараясь при этом прикрывать особо интимные свои места.

Может, я и еще чего хотел, но было достаточно и того, что есть – молодое женское тело, трепещущее от моих прикосновений. И я прикасался, к Тане, она была неловкой, но старалась отвечать на мои ласки. А после я уложил ее на диван, стараясь не смотреть на расширенные и, казалось, немигающие глаза девушки. Она ничего не предпринимала, только обнимала меня за плечи. Чувствовалась неопытность.