На столе, на газетке лежало сало, зелёный лучок, нарезанный хлебушек. До моего прихода дамы вели под сенью лимона неспешную беседу.

– Приятного аппетита, – пожелал я.

– Ага, спасибо. А ты к кому, парень? – с полным ртом спросила полноватая дама с пышной причёской.

– Я ваш новый сотрудник, – я старался быть приветливым.

Вытерев рот явно казённым полотенцем, которых, наверняка, не хватает, чтобы раздать проживающим, пышноволосая дама пристально меня осмотрела.

– Экий жених! – высказала своё экспертное заключение женщина.

– Для дочки твоей прямо-таки подойдёт! – заметила другая дама. – Вот только рыжий… Не нравится мне рыжие…

И сверкнула глазом.

– Я тоже рыжих не люблю, – сказал я, и дамы громко, с хрюканьем рассмеялись.

А приятные мадамки. Понятно, что нашли себе теплое местечко, где и работа такая, что захочешь и не найдешь, чем заниматься. Однако, все ли так в их трудовой деятельности? Меня тут пугали чуть ли не фронтовыми условиями, а тут надо же – мамзели под лимоном чаи гоняют?

– Дамы, а не угостить ли вас молочным шоколадом? – спросил я, доставая из внутреннего кармана плитку "Алёнки".

Лакомство несколько подтаяло, несмотря на то, что на улице пасмурно. Но разве это остановит сластен?

– Гляди-ка, Никитична, а он ещё и щедрый. Для Ленки твоей само то в женихи, горе только, что рыжий, – балагурила женщина с короткой стрижкой.

– Все правильно! Рыжие – все бесстыжие, – поддерживал я атмосферу.

– Это точно. Был у меня один рыжий…

– Ну, Ивановна, при живом-то муже! – насмешничала вторая, не забывая при этом прикладываться к салу.

– А ну… Муж, если что, подвинется, у нас кровать широкая!

– Так у такого молодца и невеста, поди, найдётся. Вот была бы я годков на двадцать моложе… – крашеная не договорила, обе дамы залились громким смехом, вновь изредка нечаянно похрюкивая.

Смеялся и я. Даже не для того, чтобы понравиться этим женщинам, рядом с которыми, наверняка, мне придётся теперь периодически держать оборону в общежитии. А потому, что было с ними как-то очень легко, непринуждённо. В кабинете директора я был словно в строгом костюме-тройке, а сейчас перед этими женщинами стою в одних семейных трусах с дырками, по-свойски, по-домашнему, да почесываю пузцо.

Слава богу, только воображаемое.

– Садись, сотрудник, сальца попробуй. Ты такого в жизни не ел. То моя родная сестра с Полтавы переслала, на Украине живёт, да я и сама оттуда. Приехала на Аврору посмотреть двадцать лет назад – и вот… Аврору увидела, а потом увидела пеленки, распашонки, и мужа своего-педаравика. Ой, передовика! – сказала полноватая женщина, одновременно накладывая аккуратно порезанные ломтики сала на кусок хлеба.

Не скажу, что такого сала я, как мне обещали, не ел в своей жизни. Хотя в этой ещё точно не ел, а вот в прошлой моя бабуля в деревне держала свиней. И умела так засмолить сало, что оно в прямом смысле таяло во рту, а шкурка становилась мягкой, удивительно вкусной.

– Ну что, Никитична, доброго молодца накормили, теперь давай решать, с кем его спать укладывать, с тобой али я на что сгожусь, – кумушки загоготали.

Веселые они, горазды поржать.

– Милые дамы, а чего директор наш так сегодня боится за общежитие? – как только женщины отсмеялись, спросил я.

Лица их посерьёзнели, веселье моментом испарилось. Даже я несколько напрягся. Неужели всё настолько плохо, что эти жизнерадостные дамы испугались?

– Так дипломы сегодня вручали. Значит, будут пить, лазить к девкам. А у нас и так одна курвина написала заявление, что её изнасиловали, – серьезным голосом сказала Никитична. – Ивановна, сегодня же Степан дежурить будет?

– Так кого ещё поставят? Только он, может, и совладает, – тоже абсолютно серьёзно отвечала Ивановна.

– Кто такой Степан? – поинтересовался я.

– Военник наш, ну тот, что детишек научает, как противогазы надевать да автомат разобрать. Лихой мужик, хоть и не фронтовик, но в армии офицером был, – поведала мне пышноволосая Никитична.

Уже неплохо, значит, мне не одному бегать по этажам. Да и наличие на дежурстве в общежитии преподавателя, которого уже знают здесь все, каждый шкодник, – это само по себе помощь. Насколько я себя помню, подчиниться какому-то чужому, даже если он будет бить себя в грудь и доказывать, что он преподаватель и право имеет – сложно. А я сам хоть и был в молодости хулиганом, но таким, с понятием и с уважением к возрасту и статусу людей.

– Что ж, милые дамы, вечером встретимся. Я же правильно понимаю, что мне нужно подходить к семи часам? – спросил я, намереваясь уже покидать столь интересное общество.

– Подходи, сотрудник, хлебнёшь и нашей жизни, – философски заметила Ивановна.

Время было раннее, ещё не стукнуло десяти часов утра, потому я успевал ещё съездить домой и даже немного вздремнуть, предполагая, что ночью полноценно поспать не получится. Думал, что сегодня же договорюсь с директором насчёт того, чтобы отдать в ремонт “Волгу”, что стоит на балансе училища. Но дождёмся, когда Семён Михайлович будет в более адекватном настроении. А то ещё ненароком рассоримся с ним вдрызг. А мне не хотелось бы иметь в родном ПТУ врагов. Хотя, полагаю, что обойтись без конфликтов возможно только в одном случае – если я лягу под систему и просто перестану хоть что-то делать, не работая, а отбывая своё рабочее время.

А уж этого точно не будет.

Уже дома, лежа на диване с деревянными подлокотниками иразглядывая замысловатый узор на настенном ковре, я размышлял о том, когда смогу приступить к другим, сопутствующим моей цели миссиям. Мне нужно что-то сделать с самыми гнусными преступниками нынешнего времени. Обучение в школе милиции предполагало изучение многих дел прошлого. Так что о деятельности некоторых преступников я знал, как и о предателях Родины, я знал.

Можно ли жить спокойно и добро наживать, если точно знаешь, что подонки топчут землю и скоро будут всячески отравлять жизнь нормальным честным людям, каким был, да и здесь буду, и я? Вопрос, на который у меня лишь один ответ. А еще нужно как-то ликвидировать “кружок по интересам”, который вот-вот должен быть создан в Ленинграде. Из него вышли всякие рыжие, а ещё опозорившие великого советского писателя Аркадия Гайдара его потомки. И ещё немало сволоты. Нужно думать.

Пообедав приготовленной вчера Таней курицей, я, взяв палку финского сервелата, чтобы кумушки на вахте оценили, поехал снова в общежитие.

Впереди только хардкор, но я готов!

– Ты это что, сотрудник, такое приволок? – спросила Ивановна, когда я с выдохом облегчения поставил большую сумку у стола вахтёра.

– Пепси-кола, – невозмутимо ответил я.

– Ты меня прости, сотрудник, а не уссышься – столько пить? – не преминула задать вопрос и Никитична.

– А я ещё сменные штаны с трусами взял. Так, если случится неожиданность, – не остался я в долгу.

Действительно, я притащил с собой почти двадцать бутылок советской пепси-колы. Я не знаю, как это делает мой отец, талант у него, наверное, такой – умеет доставать любые продукты и большинство дефицитных вещей. Но, что касается пепси-колы, то это, по словам моего родителя, напиток в доме крайне нужный и полезный. Чем именно он полезный, я не знаю. Но мне, человеку из будущего, было намного приятнее пить "Дюшес" и "Буратино". Однако в этом времени “Пепси”, если появляется на прилавке, нещадно бьёт вкуснейшие советские газировки.

Что-то я не могу припомнить больше ни одной американской компании, которая смогла бы пробиться на советский рынок и даже открыть здесь собственное производство. В Новороссийске завод по производству пепси-колы работает в три смены, выдаёт до двухсот тысяч бутылок за одну смену. И этого, оказывается, крайне мало. Стоимость одной бутылки – сорок одна копейка, на секундочку, это недешево. А советские напитки стоят почти вдвое дешевле.

– Степан, – ко мне подошёл мужик и протянул ладонь для пожатия.