Елчанинов начинал терять терпение.
– Да чего вы боитесь? – рассердился он. – Хотите оставаться в этом подвале, так оставайтесь.
– Да, я лучше останусь здесь... пан пришел освободить меня, видит Бог, я благодарен ему, но пан не знает, от каких людей он хочет увести меня! Может быть, это западня!
– Вы с ума сошли! С какой стати я вас буду ловить в западню?
– Не вы... не вы... я хочу сказать, что для самого пана, может быть, устроена западня.
Эти слова как громом поразили Елчанинова, и ему пришло на ум: а что как они – правда?
В самом деле, все как будто шло у него до сих пор слишком хорошо. К тому же Станислав вовремя напомнил ему о Кирше, да и сам он невольно вспомнил об участи, которую готовили Варгину. Сам он был третьим из тех людей, про которых сказал управляющий: «А теперь возись с ними!»
Неужели опасения Станислава справедливы? Да нет же, не может быть! Ведь тут Вера, а она не может стать предательницей; для этого слишком ясен и светел ее взор, слишком чист и прекрасен! Что она сама может не знать! Пустяки это все!
Елчанинов вспомнил, что трусость заразительна, и с досадой на себя, что чуть было не поддался испугу Станислава, с силой схватил его за руку и проговорил:
– Так я насильно уведу вас отсюда!
– Я боюсь... я не хочу... я стану кричать, – окончательно обезумев от страха, чуть не во весь голос сказал Станислав.
Елчанинов едва успел выхватить платок из кармана и сунуть его в рот обеспамятевшему поляку, а затем схватил его, как ребенка, на руки.
К счастью, Станислав затих и не барахтался, так что Елчанинов мог прихватить фонарь; он со Станиславом на руках направился к двери и толкнул ее ногой, чтобы отворить ее.
Однако дверь не поддалась.
Елчанинов толкнул еще раз – дверь не отворилась!
Тогда он выпустил из рук Станислава, попробовал толкнуть дверь рукой, – крепкий железный болт, задвинутый по ту сторону, держал ее.
Елчанинов растерянно оглянулся.
Станислав бледный стоял сзади него.
– Я говорил вам, пан! – произнес он, успев уже освободиться от платка.