Я наблюдал, как Джун опирается на свою руку, как это сделал бы любой другой, и почувствовал укол грусти. Но больше всего я злился. Я всегда знал, что моя мать стеснялась моей руки, но мне почему-то никогда не приходило в голову винить ее за это. Я всегда разделял ее точку зрения, что я поступил с ней несправедливо или, по крайней мере, что вселенная и биология поступили с ней несправедливо. Но я никогда не винил ее. Даже когда я понял, что большая часть моего заикания, похоже, зависит от нее и ее реакции, я никогда не чувствовал, что она была неправа.

Почему это было так? Отчасти потому, что кое-что из того, что она делала, на самом деле было для моего же блага, например, настаивала на том, чтобы я научился печатать. Но некоторые из ее уроков казались мне откровенно жестокими. Мне все еще было тяжело смотреть ей в лицо.

Ник и Джун все еще разговаривали, обсуждая какую-то кузину, которая вернулась домой из колледжа беременной, а я снова оказался за роялем Регины, лениво играя и размышляя о своих отношениях с матерью, пока Джун не вбежала в комнату и не села на скамейку рядом со мной.

- Научи меня, - сказала она.

- Я н-не знаю, как играть.

- Ты играл, когда я вошла.

Я покраснел.

- Просто собачий вальс. Это единственная мелодия, которую я знаю.

- И что? - спросила она, как будто это было что-то несущественное. - Научи меня.

Я наиграл ей мелодию, но, когда мы сидели бок о бок, крепко держась за клавиши, наши ладони оказались слишком близко друг к другу. Она встала и пересела слева от меня.

- Между нами говоря, из нас получается цельный игрок, - сказала она, не то чтобы ее это беспокоило, но как будто она находила это забавным.

Мы играли собачий вальс снова и снова, пока не заиграли синхронно.

- Ребята, возможно, вы захотите расширить свой репертуар, - сказал Ник со своего места на диване. - Эта песня очень быстро устарела.

- Ты знаешь какие-нибудь песни, красавчик? - спросила она.

- В скамье есть ноты.

Мы с Джун посмотрели друг на друга, заинтригованные. Не говоря ни слова, мы оба встали и повернулись, чтобы поднять крышку. Внутри было полно музыкальных книг.

- Среднее, среднее, среднее, - бормотала Джун, просматривая их. - Ага! Здесь написано «новичок».

Мы отодвинули скамью и сели обратно, бок о бок. Она положила ноты перед нами и открыла на странице посередине. Мы наклонились поближе, чтобы изучить ее.

- Черт, - сказала она. - Почему-то я думала, что новичку будет немного легче, чем сейчас. - Она посмотрела на меня. - Ты умеешь читать ноты?

- Вроде того. Я два года играл в группе в средней школе.

- Я тоже! - сказала она. - На чем ты играл?

Я поднял правую руку. Свою единственную руку.

- Угадай.

Она приложила палец к подбородку и задумчиво наклонила голову.

- На трубе или на ударных.

- Даже не выстукивание как таковое. Бас-барабан. В каждой песне. - У меня была только одна рука, и я никогда не мог играть на малом барабане или литаврах достаточно хорошо, чтобы перекричать других ребят. - Мне удалось сыграть на колокольчиках в паре легких песен. Но в 90 процентах случаев это был бас-барабан. Я устал от того, что ничего не делал, а только отбивал каждый первый и третий удар по этому большому барабану. А как насчет тебя? На чем ты играла?

Она подняла здоровую руку и пошевелила пальцами.

- Валторна.

Позади нас Ник фыркнул.

- Да, она устроила настоящий скандал из-за того, что ей разрешили играть. Уговорила моих родителей купить ей собственный духовой инструмент. А потом, всего через два года, она перестала.

- Духовые инструменты отвратительны, - сказала она, обращаясь скорее ко мне, чем к нему. - Я давилась каждый раз, когда мне нужно было прочистить клапан для сплевывания. - Она указала на одну из записей в раскрытой книге. - Я знаю, что это Си.

- «Гризли-Белые-Делают-Фиолетовые-Аэропланы», - продекламировал я, указывая на скрипичный ключ.

- Пробелы в басовом ключе – «А-Свинья-Ест-Газон».

Мы оба посмотрели на пианино перед нами.

- Так какая из них Си? - спросил я.

Она пожала плечами.

- Черт меня побери, если я знаю.

Я поник, чувствуя себя побежденным, хотя и не мог сказать почему. Не то чтобы я ожидал, что достану ноты и смогу их воспроизвести. И все же....

- Эй! - воскликнула Джун. - Мы должны вот так вместе брать уроки! Ты играешь правой рукой, а я - левой. Насколько это может быть сложно?

Охренеть, как сложно, было моей первой мыслью.

- Ты серьезно?

- Почему нет?

- Хватит, - сказал Ник, вставая со своего места на диване. - Давай сходим куда-нибудь поужинать, прежде чем ты попытаешься завербовать Оуэна в Лондонский симфонический оркестр.

- Зануда, - сказала она, но сменила тему.

Я не подумал заранее о том, как все будет происходить в ресторане, когда мы с Джун войдем туда вдвоем. Официантка сначала растерялась, но быстро пришла в себя. Молодой человек, который проводил нас к нашему столику, казалось, не мог отвести от нас взгляд. Джун посмотрела прямо на него, когда мы сели. Ее взгляд был таким же пронзительным, как у Ника.

- Нападение акулы, - сказала она. Она указала на меня. – На него тоже.

Глаза парня расширились. Он переводил взгляд с меня на нее и обратно, вероятно, пытаясь решить, насколько серьезно воспринимать ее слова.

- В самом деле? Типа, та же самая акула?

Она фыркнула от отвращения.

- Конечно, нет. Ты когда-нибудь видел акулу, которая могла бы перекусить две руки сразу? - Она покачала головой, глядя на Ника. - Ты можешь в это поверить?

Парень побагровел и убежал. Я задумался, были ли мои щеки такими же красными, как у него.

- Прекрати, - сказал Ник Джун.

- Он первый начал.

Нам удалось сделать заказ без происшествий. Только когда принесли наши салаты, Джун наклонилась вперед, чтобы посмотреть на меня. Ее движения и взгляд были так похожи на взгляд Ника, что это нервировало меня.

- Знаешь, что не дает мне спать по ночам?

Я посмотрел на Ника, ища помощи. Он бросил на меня взгляд, который говорил: «ты сам по себе». Я повернулся к Джун.

- Понятия не имею, - признался я.

- Интересно, может, на самом деле я правша.

Я посмотрел на ее ампутированную правую руку, которая удерживала ее вес на столе. Левой рукой она держала вилку над тарелкой с салатом.

- Ты серьезно?

- Подумай об этом. Доминированию рук не научишься. Это наследственное, и только около 10 процентов людей - левши. И это. - Она указала вилкой на свою укороченную руку. - В зависимости от того, какой источник просматриваешь, статистика составляет от одного к двенадцати сотням до одного к полутора тысячам. Это означает, что вероятность того, что я на самом деле левша, составляет примерно один к тринадцати тысячам.

- Вероятность работает по-другому, - сказал Ник.

Она полностью проигнорировала его и указала на мою правую руку.

- У тебя гораздо больше шансов, чем у меня.

Я посмотрел на свою правую руку, внезапно оценив ее больше, чем раньше.

- Наверное, мне это и в голову не приходило.

- Она использовала эту маленькую уловку, чтобы уговорить наших родителей купить лучший протез, который можно было купить за деньги, еще в средней школе, - сказал мне Ник. - А через три месяца она перестала его носить.

- Не совсем.

- Достаточно быстро.

- Он был тяжелым!

- Да, я знаю. Ты жаловалась на это каждые пять минут.

Мне казалось странным, как они могли ссориться, и в то же время было очевидно, что они любят друг друга. Я не думал, что Ник на самом деле был так зол на нее, как притворялся, и она, похоже, не принимала близко к сердцу ничего из того, что он говорил.

- По чему ты скучаешь больше всего? - спросила она меня за первым блюдом. – В смысле, что из того, что ты не можешь делать, что по-настоящему сводит тебя с ума?

- Жаль, что я не умею забивать гвозди. У меня все стены пустые, потому что я не могу вбить гвоздь, чтобы повесить картину. - Она понимающе кивнула, и я рассмеялся. Это был нелепый разговор, но я все равно спросил: - По чему скучаешь ты?