– Я помолился, – сказал Славка, бесстрашно глядя в узкие глаза печенега. – Теперь убивай.

Но вождь копченых опять его удивил:

– Ты – истинно верующий? – спросил он по-ромейски.

Славка промолчал. А чего болтать – все равно убьют. Но тут наконец рискнул подать голос один из пленивших Славку моравов.

– Ты не можешь его убить, – сказал он. – Это наш пленник, а не твой.

Печенег перевел взгляд со Славки на морава. Долго смотрел. Морав под этим взглядом сник, но все же пробормотал еще раз:

– Мы его в полон взяли. Наш он по Закону.

– И в полон ты его тоже по Закону взял? – насмешливо спросил странный вожак степняков.

– Он – нашей веры, – глядя в землю, проговорил морав. – Нехорошо христианину убивать христианина.

– Да ну? – усмехнулся печенег. – А я не знал. Но если тебя это смущает, пусть его убьет вот хотя бы Упайчи, – вождь кивнул на краснорожего степняка, который хотел огреть Славку плетью.

– А можно я его не сразу убью, мой господин? – попросил Улайчи.

– Нельзя, – отрезал вождь. – А теперь, друг мой, – сказал он мораву, – назови еще одну причину, по которой я не должен убивать этого юного храбреца? Он-то меня прикончил бы не задумываясь.

К удивлению Славки, последнюю фразу он произнес по-ромейски.

– Тебя прикончат и без меня! – дерзко заявил Славка. – Тебя выследят и зарежут, как овцу! Тебя и всех твоих воев!

Вожак печенегов на Славку даже не взглянул. Он смотрел на морава.

– Есть и другая причина, – тоже по-ромейски буркнул морав. – Его отец очень богат. Заплатит большой выкуп.

– Насколько большой? – поинтересовался вождь степняков.

– Сто гривен серебра, – ответил морав и покосился на остальных печенегов.

Те слушали с интересом, но, похоже, ничего не понимали.

– А может, и больше сотни, – сказал морав.

– Больше, – уверенно произнес хан. – У этого отрока одна бронь стоит не меньше тридцати гривен. И все же его придется убить. – И приказал по-печенежски: – Улайчи, прикончи его!

Названный неторопливо вытянул саблю. Крутанул вокруг кисти, красуясь.

– На колени, рус! – велел он. – Хан милостив. Ты умрешь быстро. Я разрублю твою башку и накормлю богов твоим мозгом.

– Бронь не попорти, – предупредил кто-то.

Улайчи только хмыкнул и повторил:

– На колени!

Славка покорно опустился. Правда, не на колени, а на корточки. Со спутанными ногами это удобнее.

Моравы мрачно смотрели на него. Видно, уже раскаивались, что приволокли пленника сюда. Интересно, как бы они брали за него выкуп? Пришли бы к отцу, сказали: мы тут твоего сына схитили. Сколько дашь за его свободу?

Тут бы им и конец.

Мысли текли будто отдельно. Ум же Славки точно отмечал каждое движение палача… А в смерть все равно не верилось.

Пока жив – не сдавайся! Так учили Славку сызмала. Пока жив…

Улайчи взмахнул клинком. Ударил, красуясь. Не очень сильно, зато очень умело. Как раз так, чтобы просечь черепную кость…

…Славка собирался с честью принять смерть… Но тело его как бы само, бессознательно, по одной лишь воинской привычке уходить от удара, опрокинулось на спину. Ноги выбросились вверх, навстречу сабле…

Клинок у копченого и впрямь оказался замечательный, и следил за ним степняк хорошо, потому славно отточенное лезвие рассекло путы на ногах Славки, как коса – соломину.

Не встретив ожидаемого сопротивления черепной кости, сабля едва не воткнулась в землю.

Ее хозяин тоже удивился…

Но еще больше он удивился, когда Славка изо всех сил ударил его ногами в бок.

Копченый отлетел… прямо на своего вожака, едва не сбив того с ног.

А Славка вскочил на ноги (удача снова была с ним, раз копченые позабыли связать ему руки) и одним прыжком оказался на спине вожакова жеребца, который, как и следует хорошо вышколенному коню, стоял рядом с хозяином.

Когда на спине жеребца оказался чужой, тот, опять-таки как подобает хорошо обученному коню, тут же извернулся, по-змеиному выгнул шею и нацелился хватануть Славку за ногу.

Славка саданул его между ушей, выдернул из притороченного к седлу колчана стрелу и безжалостно воткнул ее в круп жеребца.

Жеребец вскрикнул от боли и рванулся с места. Миг – и он вылетел из рощи и галопом понесся вверх по пологому склону прочь от реки.

Ошарашенные печенеги опомнились быстро. И стремглав бросились за беглецом. Однако Славке все же удалось выиграть шагов двести. Вдогонку ему летели стрелы, но почти все они пели намного выше приникшего к гриве Славки. Никто из стрелков не хотел подбить коня своего вождя.

Жеребец взлетел на кручу. Впереди лежала степь, за ней – полоски возделанной земли, а дальше, примерно в тридцати-сорока стрелищах, – темнел крохотный зубчатый кубик-городище.

Славка оглянулся – и сердце его возликовало. Печенеги отставали. Конь вождя был лучшим в разбойной ватажке копченых. И сейчас он не скакал – летел над густой, по пояс человеку, зеленой травой. Жеребец был так же хорош, как Славкин «хузарин». А может, и лучше. Печенежские стрелы больше не долетали до Славки.

Славка сдернул с шеи петлю с обрезком веревки, сунул в седельную сумку. Пригодится. Снова глянул назад: погоня еще больше отстала. Конь, которого Славка больше не понукал, сбавил ход: пошел коротким скоком.

Славка не препятствовал. Он был занят исследованием захваченного имущества. Первое – небольшой круглый щит. Таким не примешь прямой удар, но скользящий отвести можно. Второе – полный колчан боевых стрел. Всяких: легких тростниковых с шиловидным наконечником, крепких широкожальных срезов, но больше всего было обычных, бронебойных, с круглыми и гранеными, смазанными воском наконечниками, с тщательно отполированными древками и еще более тщательно вклеенными под малым углом, чтобы закручивать стрелу в полете, белыми и черными перьями.

Такая стрела, посланная сильной и умелой рукой, за двести шагов пробивает не слишком крепкую бронь.

Третьим трофеем был лук. Это был главный трофей. Круто изогнутые «рога» стягивала крепкая, в палец, тетива из скрученных льняных нитей. Древесную основу усиливали изнутри роговые пластинки, а снаружи, в изгибах «рогов» и на «спинке» лука, наверняка были наклеены пучки тонких прозрачных волокон – расплющенных и расчесанных сухожилий. Но увидеть их Славка не мог, потому что сверху лук был весь, кроме рукояти, оклеен тонким красным шелком, разрисованным белыми и синими узорами. Чудесная вещь. Славке тут же захотелось попробовать ее в деле. А почему – нет?

Славка чуть потянул узду и конь послушно перешел на шаг. Рысью в такой густой траве – никак.

Славка для пробы натянул тетиву. Его собственный лук, доставшийся ворогам, был малость потуже. Но у этого плечи длиннее и изгиб покруче, так что шагов на четыреста-пятьсот стрелу метнуть можно. Другое дело, что, стреляя по такой крутой дуге, в цель даже Йонах не попал бы. Опасный перестрел – вдвое короче. Славка глянул назад: погоня приблизилась, но была еще достаточно далеко. Славка пошарил в седельных сумах, нашел кус вяленой конины, каменной крепости лепешку и фляжку разбавленного вина. Откусил, отхлебнул – и почувствовал себя почти счастливым.

Пострелять Славке не удалось. Со стороны реки раздался звук рога, и гнавшиеся за Славкой (а их было десятка два) развернули коней.

Славка подавил искушение пуститься вдогонку.

Спрятав лук, он повернул коня и шагом двинулся к городищу. Ему будет о чем рассказать в Киеве.

Киев.

Лето 975 года от Рождества Христова

– Если ты хочешь сказать, боярин, что мой брат врет, так и говори, – негромко произнес воевода Артём.

Он стоял по левую руку от князя. По правую сидел воевода Свенельд. В совете он – выше всех, кроме Ярополка. У Свенельда – свои земли, мечом завоеванные. Своя сильная дружина. Иной раз и не поймешь, кто кому служит: Свенельд – великому князю или Ярополк – Свенельду.