Русская по происхождению, она уже много лет живет в нашей стране, была замужем за шведом, вырастила двоих сыновей… Похоронила мужа не так давно. И теперь подрабатывает, как я понимаю, просто для удовольствия, чтобы не находиться дома. Не думаю, что она сильно нуждается в деньгах, телефон у нее гораздо дороже, чем мой, да и одета Аня тоже дорого и добротно, как здесь принято у среднего класса.

Во мне все еще стынет ощущение грядущего кошмара, все еще никак не может уложиться до конца вся жуть ситуации.

Я сделала все, что возможно, даже выработала верную, на мой взгляд, конечно, стратегию дальнейшего поведения. Но все равно чувствую себя так, словно плитой каменной придавило. Могильной. Не выдохнуть никак.

Может, в самом деле, проговорить свои опасения? Не для того, чтоб пожалели и помогли. Тут никакой помощи не может быть. А для себя самой. Чтоб принять ситуацию.

— Мой… Мой бывший муж вернулся… — Всевышний… Я это сказала. С удивлением прислушиваюсь к собственному дрожащему голосу. Смотрю на Аню, спокойно и участливо глядящую на меня… И неожиданно начинаю плакать.

Навзрыд. Со всхлипами и истерикой, ощущая, что словно лавиной несет, остановиться никак…

Все напряжение, накопленное за этот ужасный день, выходит со слезами, мне ужасно стыдно, что не могу остановиться, не могу проконтролировать это, закрываю лицо трясущимися пальцами, зажимаю рот, но рыдания все равно прорываются.

Занятая борьбой с собой, не сразу понимаю, что меня обнимают.

Аня, наклонившись надо мной, прижимает к груди, гладит по голове и что-то бормочет на русском. Я не понимаю слов, но само их звучание, спокойное, напевное, неожиданно успокаивает.

Ее теплые руки, пахнущие детской присыпкой и молоком, такие добрые и утешающие. Плакать становится легче, это уже не черная истерика, а что-то легкое, светлое.

И не стыдно. Совсем нет.

Я плачу еще какое-то время, пока слезы не пропадают постепенно сами.

— Ну что, девочка, полегче? — Аня тянется за влажными салфетками, вытирает мне лицо, высмаркивает, как маленькую. Потом подталкивает в руки кружку с теплым напитком. — Вот, попей. Силы нужны тебе. Не для себя, для него, — кивает она на закрытую дверь спальни.

— Спаси-бо… — у меня не с первого раза получается выговорить это простое слово, и Аня успокаивающе кладет мягкую ладонь на плечо.

— Ничего страшного, Нэй, поплакать — это первое дело для женщины. У нас со слезами выходит все черное, что копится и отравляет… Когда мой… муж покинул меня, я не могла плакать… Стояла, смотрела, как его жгут… И не плакала.