– А ты как здесь оказалась? – удивился я.
– Как все, по распределению. После Тимирязевки сюда в совхоз послали, вот я и тружусь.
– Серьёзно? Как интересно. Значит, ты дипломированный агроном, получается?
– А что ты так удивился? Аграрный сектор один из важнейших участков народного хозяйства.
– Поражён. А комсомол?
– И комсомол тоже. Но, если говорить, положа руку на сердце, я единственная согласилась, вот на меня и повесили комитет комсомола. Кто-то же должен. Я вообще-то специализируюсь на почвоведении и агрохимии. У нас в совхозе большой опытный участок, вот там и тружусь. У нас и опытное тепличное хозяйство имеется.
– Нравится?
– Конечно, нравится. Работа у меня интересная.
– Надо же… – покачал я головой. – Мы с тобой, значит, практически коллеги, оба химики. Я же в химико-технологическом учусь.
– Это я знаю.
– На последнем курсе.
– Да, это тоже знаю, – кивнула она.
– Хм… И что вы там выращиваете в теплицах своих? Бананы и ананасы, когда в СССР производить начнут?
Она засмеялась:
– Да-да, сначала яблони на Марсе вырастим. Ну, вот, собственно, наше общежитие.
Мы остановились перед небольшим одноэтажным железобетонным зданием, точно таким же, как медпункт.
– Сейчас девчонки дадут мне по мозгам, что спать мешаю, хожу так поздно.
– Часто тусуешься?
– Чего-чего? – насмешливо переспросила она.
– На танцы часто бегаешь?
– Вот ещё, – пожала она плечиками.
– Не ври, ты очень хорошо танцуешь.
– Ну спасибо, – она засмеялась. – Вруньей обозвал. Это я просто в детстве на танцы ходила, на народные правда. Ты, кстати, тоже неплохо справлялся, особенно с этой своей скользящей походкой.
– С лунной.
– Вот-вот, с лунной, да.
– Люсь, – встал я напротив неё. – А у тебя парень есть?
– Что-что? – округлила она глаза.
Она отступила на шаг и покраснела. Это даже в свете тусклого фонаря было заметно.
– Просто ты такая девушка замечательная.
– Григорий, ты чего?
– Вот бы мне такую в своё время, – скорее себе, чем ей сказал я. – Я бы горы свернул.
Она, молча и ничего не понимая, смотрела широко раскрытыми глазами.
– И сколько тебе ещё осталось по распределению? – сменил я тему.
– Вообще-то год, но меня председатель сватает… то есть уговаривает оставаться. И директор совхоза тоже. Дом, говорит, дадим, жениха подыщем… А ты не знаешь, куда после института?
Она улыбнулась.
– В Тольятти, на «Куйбышевазот».
– Ого, вам заранее говорят что ли, куда отправят? – удивилась Люся.
– Нет, но я знаю, – кивнул я. – Много чего знаю. Бомбы нейтронной, например, не будет. Так что можешь не переживать. Слушай, спасибо тебе, что вступилась за меня, а то Гуськов мне бы все жилы вытянул.
– Да нет, так-то он нормальный дядька.
– Я знаю, что говорю. Спасибо. Слушай, приходи завтра на танцы, ладно?
– Опять? – удивилась она.
– Ну, а что, неплохо же было сегодня.
– А девушка твоя тоже придёт? – усмехнулась Люся.
– Так, не зли меня, я же сказал, это не моя девушка.
– Ладно, – невинно улыбнулась она. – Не хочешь говорить про свою девушку, не надо.
– Ох, доиграешься ты, Люся, – ответил я с притворной строгостью, она прыснула.
– Не знаю про завтра, – вздохнула она, посерьёзнев. – Меня тут заставили доклад писать к конференции, а время поджимает уже. Так что не уверена, что смогу. Может, в воскресенье? Слушай, а на следующей неделе «Белый Бим Чёрное ухо» привезти должны. Премьера, между прочим. Читал?
– Было дело.
– Ну, вот, – улыбнулась она, – кино сняли. Я тебя приглашаю. Пойдёшь?
– Обязательно. Если ещё здесь буду…
– Так вы же ещё две недели вроде должны работать… – растерянно ответила она.
– Должны…
Мой молодёжный кураж, кажется, пошёл на убыль. Побалдели, бывает, но сказки только в книжках случаются, это я знал. А значит, нужно было готовиться к жестокой реальности, а именно к тому, что вся эта ностальгическая сказка запросто может развеяться и испариться.
– В любом случае, Люся, я рад что с тобой познакомился. Жалко, что этого раньше не произошло, честное слово.
– Да когда раньше-то? Несколько дней назад? Вы же только недавно приехали.
– Нет, жалко, что лет пятьдесят назад мы с тобой не встретились. Неважно, не парься.
Она нахмурилась.
– Не заморачивайся то есть. Не бери в голову.
– Понятно… что ничего не понятно. Да, лет пятьдесят назад было бы любопытно встретиться. Только мне пока ещё двадцать три только. А тебе?
– А мне семьдесят три, – развёл я руками.
– Ну, для дедушки ты неплохо сохранился, – улыбнулась она. – Ладно, шутник. Мне пора. Пока, дедуля, спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – кивнул я.
Целоваться не полез. Мне бы хотелось, конечно, но решил, что не стоит всё портить. Стоял и смотрел ей вслед. Она дошла до двери и остановилась, обернулась и взмахнула рукой.
– Я тоже рада, – сказала она, – что мы познакомились.
Перед тем, как уснуть, я улёгся поудобней и почувствовал, что мне хорошо. Несмотря на общее помещение, снующих однокурсников, растянутую сетку и проявляющуюся время от времени боль в затылке, я чувствовал себя в своей тарелке. Дома. Чего давненько уже не было в моём собственном времени, в будущем. Спокойствия в будущем точно было мало.
Ну, значит, решил я, если утром картина мира не изменится, буду жить так, будто вот это всё и есть реальность, а то что осталось в Москве будущего было бредом и наваждением. А ещё, когда закрыл глаза, я представил Люсю с этим её смешным мультяшным именем, тяжёлыми тёмными волосами и большими голубыми глазами. Хорошая девочка.
А потом я уснул, и всю ночь мне что-то снилось, но когда проснулся, ни один из снов вспомнить не смог. Народ собирался на завтрак, и я, вскочив с постели, побежал умываться. Затылок уже практически не болел, а настроение с самого пробуждения стало приподнятым. Нет, там, в будущем был комфорт, достаток, и много разных приятных ништяков. Но там не было одной очень и очень важной вещи. Там у меня практически не было будущего.
– Ну, стало быть, начнём обживаться, да? – подмигнул я своему отражению над умывальником.
После завтрака я отправился на почту и приобрёл несколько газет. Нужно было плотнее окунуться в общественно-политический контекст. В юности я этим порой пренебрегал, так что теперь мне предстояла серьёзная работа над собой.
Деньги, немного, правда, но обнаружились. Я вспомнил, что бумажник находился в боковом кармане бесформенного брезентового рюкзака. Так что на газеты мне хватило. Взяв «Труд», «Комсомольскую правду» и «Советский спорт», я пошёл обратно в казарму.
Столетие со дня рождения железного Феликса Дзержинского, доклад Андропова к годовщине, председатель Верховного суда США у Брежнева… Интересно, а где Картер с нейтронной бомбой. Девочка Люся что, «Голос Америки» слушает?
Я шёл и на ходу просматривал заголовки, как Листик из «Незнайки», изредка поглядывая под ноги да по сторонам. Проезжали трактора, проезжали грузовики и мотоциклы, выдавая сизые облачка пахнущие бензином. Проходили пешеходы. Проехал жёлтый милицейский уазик. На него я обратил внимание, поскольку, кроме Гуськова, ехать на нём было некому.
Ну, проехал, да проехал, мало ли какие у представителя власти дела могут быть. Но, проскочив мимо меня, машина метров через двадцать остановилась и, коротко проскрежетав передачей, сдала назад.
Уазик тормознул рядом со мной, пассажирская дверь приоткрылась, и из неё выглянул перегнувшийся с водительского места Гуськов.
– Физкульт привет, – кивнул я, не сбавляя шаг.
– Стоять, Стрелец! – окликнул меня участковый.
– Не по уставу обращаешься, – пожал я плечами, продолжая шагать дальше.
– Эй, Стрелец, я шутки что ли шучу? Стой сказал!
Он выскочил из машины и бросился за мной.
– Стрелец! Стоять!
– Именем закона что ли? – усмехнулся я, остановившись и повернувшись к нему.