...Ну, а в комнате белой, как прялка, стоит тишина.
Пахнет уксусом, краской и свежим вином из подвала.
Помнишь, в греческом доме, любимая всеми жена, —
Не Елена, другая, — как долго она вышивала?
Золотое руно, где же ты, золотое руно?
Всю дорогу шумели морские тяжелые волны.
И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно,
Одиссей возвратился, пространством и временем полный.
Осип Мандельштам
...Да примет небо карандаш
И содрогнется от курсива:
Ты Богу душу не отдашь,
Она — у сына.
Сергей Соловьев
...Ранним субботним утром 12 мая 2001 года я появился в Москве. Оглядываясь на все с таким чувством, словно я отсутствовал здесь не менее полувека, я опустился в ближайшее метро и, доехав по кольцевой линии до станции «Курская», перешел на радиальную.
...Голос в динамиках объявил станцию «Крестьянская застава» («Все стоят по местам! » — мысленно добавил я недостающую часть команды), и увидел, как в вагон вошла элегантная крашеная блондиночка в аккуратном бежевом костюме и позолоченных босоножках. Вынув из висевшей у нее на плечике черной кожаной сумки на длинном ремешке блестящую черно-белую книгу с мелькнувшей на обложке фамилией — Б. Акунин, она бросила на мою бородатую физиономию и свернутый в рулон полушубок одновременно и подозрительный, и заинтересованный взгляд и, закинув ногу на ногу, села напротив под красивым рекламным плакатом с изображением белоснежного средневекового замка и опоясывающим его слоганом: «СМЕКТА. Мощная защита от поноса».
Передо мной, как на экране видеомагнитофона, поплыли лица командира Муромского, замполита Огурцова, капитан-лейтенанта Димы Рябухина, матроса Кошкина, акустика Михаила Озерова, кока Валентина Ивановича и всех тех подводников, с кем я целых шесть месяцев находился бок о бок в их экстремальном походе по враждебным и опасным глубинам Мирового океана. Мне почему-то остро захотелось хоть на миг вернуться обратно.
— Станция «Братиславская»! — объявил диктор, и, не забыв подхватить свои чемодан и полушубок, я выскочил из вагона на платформу и поспешил к выходу из метро.
День разогревался все сильнее и сильнее, майское солнышко радостно раздувало свои лоснящиеся щеки, веселя мир своим теплом и добродушием. Размахивая дипломатом, я мигом пересек пару зазеленевших дворов и через несколько минут уже стоял перед дверями Ленкиной квартиры с купленным по дороге букетом каких-то неведомых мне, но симпатичных цветочков. Хотя в моем кармане уже давно лежал свой собственный ключ, мне очень хотелось, чтобы дверь мне открыла сейчас сама Ленка и я увидел бы перед собой ее широко распахнутые от неожиданного счастья заплаканные за время разлуки глаза. Наверное, я был немножечко позер и эгоист, если успевал рисовать себе в подсознании такие сценки, но что поделаешь — говорю все, как было на самом деле.
И я не без волнения надавил на кнопку звонка. Раз, другой, третий...
Дверь не открывалась. Я позвонил несколько раз еще, а потом вынул из кармана ключ и отпер дверь сам. В квартире никого не было. Походив по пустым комнатам, я сел на диван и некоторое время сидел, думая, куда могла в субботнее утро уйти Ленка. Потом взял лежащую возле телефона записную книжку и начал просматривать номера телефонов ее подруг и коллег по работе. Можно было позвонить ее родителям, но мне сейчас не хотелось вести долгих разговоров, объясняя, кто я да откуда свалился...
Наткнувшись на имя одной из учительниц ее школы, с которой я несколько раз виделся, встречая иногда Ленку после уроков, я придвинул к себе аппарат и набрал ее номер.
— Да? — послышался в трубке знакомый голос. — Слушаю.
— Добрый день, — поздоровался я и, напомнив, кто я такой и где мы когда-то познакомились, поинтересовался, где могу увидеть Ленку.
— Как? — удивилась она. — Вы разве ничего не знаете? Ее же еще вчера утром увезли в больницу. Прямо с первого урока, да.
— В больницу? — испугался я. — В какую? Где она находится?
— Она... Она находится на улице Шкулева, дом номер 4. Это больница... больница номер 68, — прочитала она, похоже, записанный на чем-то адрес. — Это недалеко от станции метро «Печатники». А можно и от «Кузьминок», там почти одинаково.
— Спасибо... А вы случайно не знаете, что у нее?.. У Лены?..
— Ну как это не знаю? Я только что туда звонила. У нее мальчик, здоровый малыш, вес — три килограмма шестьсот граммов...
— Мальчик? — опешил я. — Так она в роддоме?
— Ну да. И сегодня на рассвете родила...
«Сегодня родила... На рассвете... А какое у нас сегодня число? — напряг я память. — Двенадцатое мая. Двенадцатое. Так... Отнимаем девять месяцев, и получается... Ну да, точно — та самая ночь с одиннадцатого на двенадцатое августа, блин! Выходит, сегодня я стал отцом? Ну, дела-а-а!.. И чего же я тогда здесь торчу, как пень, нужно мчаться в Печатники, и немедленно. Немедленно!..»
Я еще раз крикнул в трубку «спасибо» и положил ее на аппарат. Поглядел на прихваченный по дороге букетик и сунул его в вазу на столе — пускай ожидает хозяйку дома, а в больницу надо привезти ей настоящий букет.
И выйдя из дома, побежал обратно ко входу в метро.
...А через час с небольшим дежурная медсестра родильного дома при больнице № 68 Юго-Восточного округа города Москвы уже передавала Ленке в палату большущий букет ярко-красных роз и записку:
«Прости, но, кажется, я опять на один день не уложился в отпущенные тобой полгода, хотя и очень старался не опоздать. Но теперь я здесь и, надеюсь, что навсегда. Люблю тебя и больше не оставлю одну ни на сутки. Целую твои глаза, губы и испачканные чернилами пальчики. Страстно хочу тебя видеть. Сына думаю назвать — Николай».
... Радуйся, Николае, великий Чудотворче!
Калининград — Москва