Утром прощались. Олег уходил своей дорогой, как он сказал, в Муромскую землю, в село Карачарово помочь какому-то немощному, который тридцать три года не мог встать с печи.

Мы посовещались и решили отправиться на базар за припасами, но не успели выйти со двора, как нас окликнули. У меня упало сердце. К нам приближалось человек десять стражников, и хотя вид у них был такой же затрапезный, как у вчерашних, возглавлял их высокий плечистый молодой мужик с черноволосой непокрытой головой, мелкими и резкими чертами лица, носатый и хищноглазый. Одет он был в начищенную кольчугу и дорогие порты, на ногах ладно сидели воинские сапоги.

— Никак на суд княжеский зовут? — сказал Всеслав.

Данило незаметно кинул ему калиту с деньгами и замахал за спиной рукой: уходи, мол, пока тебя не увидели. Но Всеслав и так все понял — натянул пониже капюшон своего балахона и коричневой тенью мелькнул за забором.

— Ты Данило?

— Ну, я.

— Князь просит тебя к себе.

— Князь… Я-то думал, он великокняжеский посадник. А коли не пойду?

Черноволосый усмехнулся.

— Коли не пойдешь, тогда других попросит тебя привести. В железах. Ну, а князем сам повелел себя называть. Ослушаешься — накажет, и неслабо.

— А Владимир-солнышко знает ли, что у него новый удельный князь появился?

— Когда надо, узнает. Так идете?

— Эй, Асан, дай мы их сами уговорим, — угрожающе проговорил кто-то из стражников.

— Молчать, собаки! — вспыхнул черноволосый. Видно, его боялись, потому что тут же отодвинулись. — Надо будет, сам сделаю. Пошли! — Уже с приказом обернулся он к нам.

— Ну пошли, князю отказывать нельзя, — хмуро согласился Данило.

Княжеский терем за крепким забором стоял высокий, в два или три поверха, — сразу не разберешь, потому что к парадному входу в горницы вело высокое резное крыльцо с остроконечной кровлей. На просторном дворе я увидел несколько отдельно стоящих строений — хором, конюшен, амбаров, некоторые соединялись с теремом переходами. Здесь было многолюдно — сновала челядь, бахвалились друг перед другом именитые дружинники, неподалеку упражнялись в воинском искусстве княжеские ратники, среди которых было немало степняков. Данило, увидев воинов, стал еще мрачнее — снаряжены они были не в пример лучше городской стражи и сражались с умением.

— Данило!

К нам спешил дружинник огромного роста в богатых одеждах, с перстнями на толстых пальцах.

— Ты какими судьбами у нас? — Пробасил он. Они обнялись, троекратно облобызались.

— Проездом, Адальберт. А ты как здесь оказался?

— Князь службу предложил, вот и пошел к нему.

— Переветник, стало быть.

— Почему ж переветник? Мы воюем за того, кто платит. Присягу Владимиру не нарушил, служу его вассалу. Эй, Сванарг, посмотри, кто тут!

Подошли еще двое или трое, долго хлопали друг друга по плечам, шутили, пока Асан не поторопил, напомнив, что нас ждут.

Дорогой Данило пояснил:

— В дружине князя Владимира вместе служили. Все они из варяг. В битве воины знатные, но служат за деньги. Среди гридней и дружины приметил много пасынков варяжских.

— Чьих пасынков?

— Пасынками, Иванко, зовут наемников. В Киеве даже живут в отдельном тереме, своей общиной, народ их не слишком жалует за буйство, потому как пограбить и поиздеваться горазды. Владимир-солнышко, как на великокняжеский престол взошел, изгнал их в Византию, да отписал царьградскому василевсу, чтобы не пускал их обратно на Русь, но многие остались.

Мы поднялись в сени, из которых широкие передние двери вели в княжеские палаты. Стоявшие по обеим сторонам дверей гридни распахнули створки и мы увидели просторную богато расписанную горницу, в дальнем конце которой стоял то ли трон, то ли просто кресло, накрытое дорогими мехами. На нем сидел посадник — невысокий немолодой мужичонка с реденькой бородкой и маленькими бегающими глазками, одетый в богатое, расшитое золотым шитьем и жемчугом платье и в сафьяновых сапогах с высоченными каблуками. Он в нетерпении барабанил пальцами по подлокотнику. Рядом стояли дюжий воин в сверкающем бахтереце, и невзрачный старикашка, одетый настолько убого, что, если бы не властный, уверенный в своем положении взгляд, его можно было принять за дворню, невесть как попавшего в княжеские палаты. За ними висели тяжелые бархатные занавеси.

Мы поклонились, Асан отошел и встал за троном.

— Ты — Данило, светлокняжеский дружинник, — обличающе ткнул перстом в моего друга посадник.

— Да, гм… княже.

— А почему торговым гостем на городских воротах прикидывался, какой-такой у тебя хозяин? Не лазутчик ли ты?

— Купцом, чтобы поскорей пропустили, а насчет хозяина аль лазутчика — навет. Вот Иванко, ученик мой, не даст соврать.

— Не-е, не было такого, — подтвердил я.

— Не ты ли обоз вел, что намедни степняки пограбили?

— Нет, мы с Иванкой про тот обоз слыхом не слыхивали.

— Не-е, — опять встрял я.

Глазки-буравчики Асана перебегали с моего лица на данилово и обратно. Он нагнулся и что-то прошептал посаднику на ухо.

— Почему драку в корчме устроил, моих стражников побил?

— Что ты, разве то драка? Так, забава молодецкая. Я думал, твои стражники поразмяться, удаль показать хотят.

— А зачем их покалечили?

— Не-е, не было такого, — неуверенно пробормотал я.

Посадник щелкнул пальцами. Из-за бархата вытолкнули вчерашнего наглого стражника с замотанной грязной тряпкой головой. Он тут же наставил на меня палец.

— Вот этот меня давеча по кумполу блюдом треснул.

— А что в нем было?

— Да ничего.

— Это я знаю. Я про блюдо спрашиваю.

— Тоже, вроде, пустое было. Но тяжелое.

— Пшел вон.

Стражник, отвешивая поклоны, торопливо попятился. Посадник вздохнул.

— Вот с такими людьми приходится работать. Только и думают, как на базаре с торговок полушку содрать да пьяного ограбить. Позор! Куда ты смотришь, Асан? — Начальник стражи поклонился, прижав ладонь к груди. — Ладно, я добрый, я всех прощаю. Вас тоже. — Он вдруг уставился на Данилу. — Пойдешь ко мне на службу? Я о тебе наслышан. Возьму воеводой, вместо этого. Платить буду втрое.