Он молчал, изучая меня взглядом. Я понимал его сомнения — за один день я изменился кардинально. Но объяснить правду я не мог.

— Хорошо, — наконец сдался он. — Но если тебе снова станет плохо, никаких возражений — сразу в больницу.

— Договорились, — кивнул я. — А теперь покажи мне, что умеет делать сын Нормана Озборна в свободное время.

Гарри ухмыльнулся, и знакомые огоньки тревоги в его глазах сменились азартом.

— Ну раз ты настаиваешь... — он достал телефон. — Знаю одно место. Правда, туда пускают только с восемнадцати, но думаю, мы справимся.

Пока он звонил, я исследовал свои новые ощущения. Слух стал невероятно острым — я различал шаги прохожих на тротуаре, гудение электропроводки в стенах, даже биение сердца Гарри. Зрение тоже изменилось — в полумраке комнаты я видел так же отчётливо, как при дневном свете.

— Готово, — сказал Гарри, убирая телефон. — Есть одно местечко в центре. Дорого, но весело. Познакомишься с интересными людьми.

— Какими интересными? — спросил я, следуя за ним к выходу.

— Увидишь, — загадочно улыбнулся он. — Только обещай мне не шарахаться при первых же неожиданностях. И не задавай лишних вопросов.

Что-то в его тоне насторожило меня. Новые инстинкты, дар паука, подсказывали, что не всё так просто. Но любопытство взяло верх.

— Интрига, — усмехнулся я. — Люблю интриги.

— Тогда поехали. И да, Питер... — Гарри остановился у двери. — То, что ты сегодня сделал с Флэшем... Это было круто. Давно пора было поставить этого качка на место.

— Спасибо, — ответил я. — Но это только начало.

Гарри посмотрел на меня странным взглядом, но ничего не сказал. А я подумал о том, что он даже не представляет, насколько это было правдой. Настоящее только начиналось.

Выходя из клуба, я почувствовал лёгкое покалывание в затылке. Чувство опасности. Инстинкт паука.

Дальше была ночь, полная приключений, опасностей, элитного алкоголя, прекрасных дам и крайне интересных знакомств по всему городу.

Первой остановкой стал бар на крыше небоскрёба, куда мы попали благодаря связям Гарри и его платиновой карте. Место кишело людьми, которые явно принадлежали к совершенно иному социальному слою — дизайнерская одежда, дорогие часы, разговоры о сделках на миллионы.

— Виски или коньяк? — спросил Гарри, подводя меня к бару.

— Виски, — ответил я, оглядываясь по сторонам. Новые чувства работали на полную катушку — я слышал обрывки десятков разговоров одновременно, различал тончайшие оттенки запахов, видел мельчайшие детали в лицах людей.

Бармен, не глядя на документы, поставил перед нами два стакана с янтарной жидкостью. Я отпил и почувствовал, как алкоголь разливается по телу, но опьянения не наступало. Видимо, новый метаболизм справлялся с ним слишком быстро.

— Гарри Озборн! — раздался женский голос. К нам подошла высокая блондинка в платье, которое стоило больше, чем месячная зарплата обычного человека. — Давно не виделись, красавчик.

— Фелиция, — улыбнулся Гарри. — Познакомься, это мой лучший друг Питер.

Фелиция окинула меня оценивающим взглядом, и я заметил хищные нотки в её улыбке. Что-то в ней настораживало, заставляло паучий инстинкт напрягаться.

— Питер Паркер, — представился я. — Приятно познакомиться.

— Взаимно, — её рукопожатие было крепким, почти вызывающим. — А ты не так прост, как кажется на первый взгляд.

Мы проговорили с ней минут десять о всякой ерунде, но я чувствовал, что она изучает меня, словно добычу. Когда она отошла, Гарри наклонился ко мне.

— Фелиция Харди. Её отец — крупный антиквар. Сама девушка... скажем так, любит острые ощущения.

— Какие именно? — поинтересовался я.

— Лучше не знать, — усмехнулся Гарри. — Пошли дальше, ночь только начинается.

Следующим пунктом стал подпольный покерный клуб в районе доков. Здесь атмосфера была совершенно иной — табачный дым, приглушённый свет, напряжение можно было резать ножом. За столами сидели люди, от которых исходила опасность.

— Уверен, что мне сюда стоит заходить? — тихо спросил я у Гарри.

— Доверься мне, — подмигнул он. — Здесь можно встретить очень влиятельных людей. И заработать неплохие деньги, если повезёт.

Мы присоединились к одному из столов. Ставки были серьёзными — сотни долларов за раздачу. Но благодаря обострённым чувствам я мог читать противников как открытую книгу — учащённое сердцебиение при блефе, микровыражения лиц, даже запах пота от нервозности.

За два часа я выиграл почти пять тысяч долларов.

— Как ты это делаешь? — прошептал Гарри, когда мы отошли от стола. — Ты раньше в покер не играл!

— Везёт новичкам, — пожал плечами я, пряча деньги. — Плюс внимательность.

— Внимательность не объясняет такую удачу, — покачал головой Гарри. — Ты сегодня полон сюрпризов.

Около полуночи нас подвезла знакомая Гарри на мотоцикле до элитного стрип-клуба, где мы пили шампанское за тысячу долларов за бутылку и знакомились с девушками, чьи имена мелькали в светской хронике. Потом была драка в переулке с местными хулиганами, которых я уложил быстрее, чем они поняли, что происходит. Гарри смотрел на меня с нескрываемым восхищением и растущим удивлением.

— Питер, — сказал он, когда мы сидели в такси, направляясь к очередному заведению, — ты сегодня совершенно не похож на себя. И я не говорю про одежду или поведение. Ты изменился физически. Сильнее стал, быстрее, увереннее...

— Может, я всегда таким был, — ответил я, глядя в окно на ночной город. — Просто раньше скрывал.

— Нет, — твёрдо сказал Гарри. — Я знаю тебя с детства, Питер. То, что я вижу сегодня... это невозможно.

Я повернулся к нему и посмотрел прямо в глаза.

— Иногда люди меняются за одну ночь, Гарри. Иногда что-то происходит, и ты понимаешь, что больше не хочешь быть тем, кем был раньше.

Он молчал, обдумывая мои слова. А я думал о том, насколько это было близко к истине, хоть и не в том смысле, в каком он это понимал.

К рассвету мы добрались до последнего места — бара на крыше с видом на весь Нью-Йорк. Город просыпался под нами, залитый первыми лучами солнца.

— Какая ночь, — выдохнул Гарри, прислонившись к ограждению.

— Да, — согласился я. — Какая ночь.

И это действительно была ночь, которая всё изменила. Не только потому, что я окончательно адаптировался к новому телу и способностям. Но и потому, что понял — в этом мире я могу быть кем угодно.