В последние годы на Сигэмацу Сидзума из деревни Кобатакэ тяжким грузом лежали заботы о племяннице Ясуко. И не было никаких оснований надеяться на облегчение — он знал, что ему придется и впредь нести двойное, нет, тройное бремя. Причина на первый взгляд казалась простой: Ясуко никак не удавалось выдать замуж. Кто-то пустил слух, будто в конце войны ее направили отбывать трудовую повинность в Хиросиму, она работала там кухаркой в трудовом отряде второй средней школы и попала под атомную бомбардировку. Поэтому жители Кобатакэ, деревни в доброй сотне километров к востоку от Хиросимы, убеждены были, что Ясуко больна лучевой болезнью, а супруги Сигэмацу, мол, это скрывают. Вот почему Ясуко так и не смогла выйти замуж. Если кто и приходил свататься, то тут же ретировался, узнав от услужливых соседей эту историю.

В то памятное утро шестого августа, когда была сброшена атомная бомба, трудовой отряд второй средней школы находился то ли на мосту Тэмма, то ли на каком-то другом мосту в западной части Хиросимы. Школьники слушали указания инструктора. Внезапно вспыхнуло нестерпимо яркое пламя. По распоряжению инструктора обожженные школьники тихо запели «Уходим в волны морские». Затем последовала команда «Разойдись!», и вслед за инструктором все кинулись в реку. Было как раз время прилива, и вода в реке покрыла их с головой.

Обо всем этом рассказал единственный уцелевший школьник, но и он прожил недолго.

Разговоры о том, что Ясуко служила кухаркой в отряде второй школы в Хиросиме, были далеки от правды. Но даже если бы и были они верны, место кухарки — на кухне, а отнюдь не на мосту, откуда отряд бросился в воду. На самом же деле Ясуко работала курьером у господина Фудзита — директора текстильной фабрики в Фуруити в окрестностях Хиросимы. При чем же тут кухня второй средней школы?

С тех пор как Ясуко поступила на фабрику в Фуруити, она жила у супругов Сигэмацу, которые снимали квартиру в районе Сэнда-мати, и вместе с дядей Сидзума каждое утро садилась в электричку, следовавшую до станции Кабэ. Ко второй школе она не имела решительно никакого отношения. Правда, один солдат, бывший выпускник второй школы, воевавший в Северном Китае, написал ей однажды письмо, в изысканно вежливой форме благодаря за полученный им на фронте подарок. Вскоре он прислал Ясуко несколько стихотворений собственного сочинения. Ясуко показала их жене Сигэмацу.

— Да это никак любовные стихи,— удивилась та, и Сигэмацу заметил, как неожиданно покраснела его жена — в ее-то годы!

Во время войны действовал указ о борьбе со слухами, и в квартальных комитетах следили даже за разговорами, которые вели между собой соседи. Когда же война окончилась, страну буквально наводнили всевозможные слухи о бандитских шайках, ограблениях, аферах, толки о подпольных военных складах, новоиспеченных миллионерах, о поведении оккупантов... Но проходило недолгое время, слухи исчезали, а разговоры забывались. Хорошо бы и болтовня о Ясуко имела такую же короткую жизнь... Но нет! Всякий раз, когда кто-нибудь сватался за Ясуко, вновь оживали разговоры о том, что она-де служила кухаркой в отряде второй школы в Хиросиме, когда была сброшена атомная бомба.

Вначале Сигэмацу пытался разыскать источник этих несусветных сплетен. Среди жителей деревни Кобатакэ, подвергшихся атомной бомбежке, кроме Сигэмацу, его жены и Ясуко, оказались и ребята из отряда добровольного служения родине и трудового отряда. Отряды добровольного служения родине были укомплектованы из Молодежи различных уездов префектуры. Юноши из Кобатакэ входили в отряд Кодзин, состоявший из представителей уездов Кону и Дзинсэки. В противопожарных целях они разбирали некоторые дома в Хиросиме. Сначала подпиливали столбы и подпоры, затем привязывали длинную веревку к коньку и, ухватившись за нее человек по двадцать, а то и по тридцать, тянули. И дом с треском падал. Одноэтажные дома доставляли много хлопот, они рушились не сразу, приходилось разбирать их по частям. С двухэтажными было полегче. Сваливать их ничего не стоило, но поднималась такая туча пыли, что минут пять, а то и больше к ним невозможно было приблизиться...

На следующий же день по прибытии в Хиросиму, так и не успев приступить к работе, юноши из отряда Кодзин и трудового отряда оказались жертвами атомной бомбы. Все уцелевшие получили сильные ожоги; их отправили во временные госпитали в Миёси, Сёбара и Тодзё. И вот ранним утром того дня, которому суждено было стать последним днем войны, жители деревни Кобатакэ собрались провожать юношей из отряда добровольного служения родине в Миёси, Сёбара и Тодзё, где они должны были разыскать пострадавших и привезти их домой. Перед отъездом деревенский староста обратился к юношам со следующими словами:

— Юные мои друзья! Вы уже немало потрудились на благо родины. Теперь вы едете на поиски своих несчастных односельчан. Они сильно обожжены. Постарайтесь не причинять им лишних страданий, когда будете везти их обратно в деревню. Враг применил новое оружие. Сотни тысяч беззащитных жителей Хиросимы приняли неслыханные муки. Один вернувшийся оттуда парень рассказал мне, что крики сотен тысяч людей: «Помогите, помогите»,— сотрясали небо. По пути домой он видел развалины города Фукуяма и пепелище на том месте, где стояла главная башня и летняя галерея Хиросимского замка. «Какой ужас — эта война!»— подумал парень. Но война есть война, вам надлежит выполнить важное задание: разыщите ваших боевых соратников и привезите их в деревню. Пусть каждый из вас бережет свою бамбуковую пику — этот символ решимости бороться до конца, до последней капли крови. Простите, что мы провожаем вас без надлежащей торжественности, к этому вынуждают нас обстоятельства военного времени.

Закончив свое напутствие, староста повернулся к толпе провожающих, поднял обе руки и крикнул:

— Ура в честь наших славных юношей! Ура! Ура!

За околицей добровольцы разделились на три отряда. Один отряд двинулся в направлении Миёси, другой — к Сёбара; а третий — к Тодзё. Парни молчаливо шагали за телегами с вещами. Группа, направлявшаяся к Тодзё, остановилась передохнуть на полпути, в деревне Юки. Добровольцы присели у веранды крестьянского дома, близ дороги, и развязали узелки с едой. А тут как раз стали передавать по радио выступление императора, в котором он объявлял о капитуляции. Повернувшись к дому, все молча выслушали его речь.