С у д ь я. А в каком году он родился, Давид, сколько ему лет?

Д а в и д. Да он не старый, молодой еще…

С у д ь я. Не о том тебя спрашиваю. Я хотел бы услышать, сколько ему лет? Это тоже положено знать.

Д а в и д. А сколько лет, как вы пришли в Боснию?

С у д ь я. Да, верно, двадцать три или двадцать четыре…

Д а в и д. Господи, много-то как, брат ты мой! А когда же вы тогда… Ну, в общем, лет этому вору столько же, чтоб все его племя сгинуло!

С у д ь я. А откуда ты знаешь, сколько ему лет?

Д а в и д. Да уж знаю. Пиши, не сумлевайся, аккурат и ему столько же!

С у д ь я. «Пиши, не сумлевайся, аккурат и ему столько же!» Ты мне вроде приказываешь, а? Вот мы тебя, Давид, и поймали! Не знаешь!

Д а в и д. Да ты пиши, господин, пиши, как я тебе говорю, ему аккурат столько…

С у д ь я. Нет, погоди! Сначала ты должен объяснить, откуда тебе об этом известно?

Д а в и д. Ну, ладно, ежели хочешь, чтоб я сказал, скажу: грабит нас, бедняков, вот я и думаю, что он родился в ваши времена…

С у д ь я. Как, как?

Д а в и д. Да вот так… Ой, прости, сударь, лишнее я брякнул… Совсем голову потерял, не знаю, что говорю! Ты уж меня прости, прошу тебя! Как вхожу в ваш славный суд, чудится мне, будто из всех углов лезут на меня страшные параграпские закорючки. Это все жена, накажи ее бог, застращала меня! Ох уж эта щербатая!

П и с а р ь. По-моему, господин судья, он просто придуривается.

Д а в и д (про себя). Эх, милок, а ты только сейчас это приметил? (Громко.) Не бери греха на душу, сынок! Не черни меня перед славным судьей! Вот, сударь, я все сказал, о чем ты меня спрашивал. Теперь вы должны осудить этого вора по закону и справедливости.

С у д ь я. А имя у него есть?

Д а в и д. Зовут его «Давидов барсук». Так его люди прозвали, так и повестки ему будет писать славный суд, ежели сразу его к виселице не приговорите. Живет он в селе Мелина Баня-Лукского уезда Баня-Лукского округа, а страна, я так думаю, почтенный господин, должно быть, тоже Босния. А заместо нумера на доме его два крючка — «Ц» и «Л», которыми, как говорит староста, цесарский лес обозначается…

С у д ь я (встает). Теперь, Давид, слушай: «Закон осуждает…»

Д а в и д. А где же «Именем…»? Нет, сударь, так не полагается! Я за порядок и закон! Ежели бы я закон не соблюдал, то сам бы вора убил. Но я закон знаю и даже отцу родному не позволю против закона пойти! Ежели по закону дозволяется, вы его можете хоть в шелк и бархат разодеть и отпустить, пусть разгуливает по базару, не в обиду будь сказано, как уездный начальник. А ежели не хотите судить, как положено по закону, то ведь есть в этой стране и окружной суд, есть наше всемилостивое правительство, а еще может глупый Давид с бестолковой-то его головой да вместе с этим вором в одно прекрасное утро и в Вену залететь! Не то вы задумали! Ежели не услышу «Именем Его Императорского…», сразу подамся в окружной суд!

С у д ь я. Ну, будь по-твоему, Давид. «Именем Его Императорского… закон приговаривает Давидова барсука к двадцати…»

Д а в и д (прерывает его). Я же тебя просил, почтенный господин, как старшего, поступай как положено по закону! Не так ведь надо, а вот как: «Славный суд, Именем Его Императорского… приговаривает Давидова барсука, из села Мелина, уезд Баня-Лука, округ Баня-Лука, страна…» (Обращается к писарю.) Как думаешь, дитятко, он в Боснии родился или с вами вместе пришел сюда после последнего бунта?

П и с а р ь. В Боснии он родился, Давид!

Д а в и д. Может, и верно, что он не с вами пришел, господа мои, но у нас-то такие появились аккурат с вашим приходом, при ваших порядках, а это ведь одно и то же! Ну-ну, сударь, давай дальше… слушаем!

С у д ь я. «Славный суд, Именем Его Императорского… приговаривает Давидова барсука, двадцати двух лет от роду…»

Д а в и д. Э, вот за это тебе спасибо! Вижу теперь, что уважаешь ты порядок и закон! Я-то давеча не сказал ведь, сколько ему лет… А ежели человек поступает по закону, то, будь он хоть черный цыган, для меня он все равно хорош! Спасибо тебе! Давай дальше…

С у д ь я. «Славный суд, Именем Его Императорского… приговаривает Давидова барсука, двадцати двух лет от роду, женатого…»

Д а в и д. О, и за это тебе спасибо! Я-то давеча не под твердил это, как положено. Женат он, чтоб кости его в Зенице сгнили! Но что ж это я все влезаю в дела славного суда? Я ведь обвинять могу, а судить не умудрил господь… Ну-ну, сударь, дальше…

С у д ь я. «Славный суд, Именем Его Императорского… приговаривает Давидова барсука, двадцати двух лет от роду, женатого, из села Мелина, уезд Баня-Лукский, округ Баня-Лукский, уроженца Боснии, проживающего в доме, обозначенном двумя крючками: «Ц» и «Л», к двадцати годам каторжных работ с отбыванием срока заключения в Зенице…»

Д а в и д (подпрыгивая от радости, бьет барсука по морде). Ну, барсучок! Слышал, ворюга? Может, ты еще хочешь кукурузы? Что ж ты не отвечаешь? Плакать и горевать по тебе твоей матери! Есть в этой стране и на тебя закон, не думай, что нет!

С у д ь я (продолжает). «Оный Давидов барсук погубил у Давида Штрбаца делянку кукурузы…»

Д а в и д (перебивает). «…которая называется «Ни Давидова, ни царская, ни барская». Чтоб все было как положено — по закону и справедливости.

С у д ь я (продолжает). «…которая называется «Ни Давидова, ни царская, ни барская», на основании чего и вынесен данный приговор!» Ну как, Давид, доволен?

Д а в и д. Спасибо славному суду! Приговором я доволен! Только, может, добавишь еще, от моего имени: Давид Штрбац, мол, из села Мелина уезда Баня-Лукского округа Баня-Лукского страны Боснии, нумер дома сорок семь, благодарствует империи, всемилостивому правительству нашему и славному суду за то, что они его от всего избавили и, как говорится, совсем голым оставили! Спасибо им всем, и кто слышит, и кто не слышит! Может, припишешь где-нибудь перед моим именем, от меня лично?.. А еще я вот о чем хотел спросить, кто ж возместит мне, как положено по закону и справедливости, убытки, которые злодей причинил? Он ведь, как говорят, из цесарского леса, стало быть…

С у д ь я (усмехаясь, протягивает Давиду немного денег). Вот тебе, Давид, в возмещение убытков, а вора завтра же отправят в Зеницу.

Д а в и д. Деньги-то из царской казны? А то, может, милостыня, что-то уж больно мало… Ежели милостыня, не возьму!

С у д ь я (дает ему еще несколько монет). Не милостыня, Давид. Деньги из императорской казны, в возмещение за убытки.

Д а в и д (прячет деньги в кисет). Э, спасибо империи, всемилостивому правительству нашему и славному суду! Милый ты мой, я ведь кровь свою, хоть она и лютая, и ядовитая, как змеиный яд, готов отдать всемилостивому правительству нашему!

С у д ь я. Как это?

Д а в и д. Да так…

С у д ь я. Что-то я тебя не понимаю!

Д а в и д. Меня не так просто понять, больно я угловат. Слыхал я, люди говорили, будто в палатах у еврейского царя Соломона было двенадцать углов, а на мне, детьми своими клянусь, двадцать четыре угла. И не виноват я, господь меня таким сотворил, что в один час могу начать двадцать речей и ни одной не кончить. Слушать меня и понимать, почтенный господин, ой как трудно, мука-мученическая, ей-богу!

С у д ь я. Я тебя, Давид, и впрямь не пойму, но, может, тебя поймет другой господин. Подожди-ка, я сейчас вернусь. (Уходит.)

Д а в и д (озабоченно). Куда это ушел господин судья?

П и с а р ь. Сейчас вернется.

Д а в и д (про себя). Боюсь, не к добру это! А, была не была! (Махнул рукой и стал расхаживать по канцелярии, разглядывая портреты на стенах.) Погляди, сынок, как я умею прогуливаться! Ей-богу, не хуже какого цесарского чиновника! Вот только левая нога у меня малость короче правой, оттого и хожу вразвалку… Кто это, сынок?

П и с а р ь. Это император.

Д а в и д. Ваш император?