Все присутствовавшие окончательно опешили и попятились от Марко.

Марко рассказал, что заставило его умолить бога отпустить его к сербам, что с ним было и какие муки он принял, как у него отобрали оружие, одежду и бурдюк с вином, как Шарац надорвался, когда таскал конку и вертел колесо на огороде.

Тут оратор приободрился малость и сказал:

— Эх, брат, глупо ты поступил!

— Надоели мне ваши вопли да вечные призывы. Ворочался, ворочался я в гробу пятьсот лет с лишком, вот и невмоготу стало.

— Но это же только песни, милый мой! Просто в песнях поется. Ты поэтики не знаешь!

— Ну ладно, пусть поется. Но вы ведь и говорили так же! И ты только что то же самое сказал!

— Нельзя быть таким простаком, братец мой! Мало ли что говорится. Ведь это просто для красоты и пышности стиля! Видно, что ты и с риторикой не знаком. Старомодный ты человек, братец, не знаешь многих вещей! Наука, милый мой, далеко шагнула. Говорим, конечно, и я говорю, но ты должен знать, что согласно правилам риторики оратор обязан иметь красивый, цветистый слог, уметь воодушевлять слушателей, к месту упомянув и кровь, и нож, и кинжал, и рабские цепи, и борьбу! Но этого требует красота слога, на самом же деле никто и не собирается засучивать рукава и кидаться в драку вроде тебя. И в песню вставлена фраза: «Встань, Марко…» и т. д., — тоже для красоты. Ничего ты, брат, не понимаешь и делаешь глупости, сразу видно, человек ты необразованный и старого толка! Понимаешь все буквально, а того не знаешь, что литературный слог создают лишь тропы и фигуры!

— Что же мне теперь делать! И бог меня назад не призывает, и здесь деваться некуда.

— В самом деле неудобно получается! — вмешался председатель, притворившись озабоченным.

— Очень неудобно! — тем же тоном подтвердили остальные.

— Шарац мой у одного человека на кормах, ни одежды, ни оружия у меня нет, да и денег не осталось, — сказал Марко в отчаянии.

— Очень неудобно! — повторил каждый из присутствующих.

— Будь у вас хорошие поручители, вы могли бы взять денег под вексель! — говорит оратор.

Марко недоумевает.

— Есть у вас близкие друзья здесь, в городе?

Никого нет близких, кроме бога;

Нет здесь побратима дорогого,

Обилича Милоша юнака,

Побратима Топлицы Милана{57},

Побратима…

Хотел было Марко дальше продолжать, но оратор его прервал:

— Двоих хватит, больше не нужно!

— А я думаю… — начал глубокомысленно председатель, но запнулся, потирая лоб рукой, и после краткой паузы обратился к Марко с вопросом:

— Ты грамотный?.. Умеешь читать и писать?

— Умею и читать, и писать, — говорит Марко.

— Я вот думаю, не похлопотать ли тебе о каком-нибудь местечке? Попросился бы куда-нибудь практикантом.

Насилу растолковали Марко, что это такое — практикант, и в конце концов он согласился, узнав, что будет получать шестьдесят — семьдесят дукатов в год, а у него, юнака, и гроша ломаного за душой не осталось.

Написали ему прошение, дали полдинара на гербовую марку да полдинара на случай какой беды и направили в министерство полиции.

Среда влияет на человека. Марко тоже должен был испытать это влияние. И вот начал он вместе со своими достойными потомками слоняться и толкаться у дверей министерства с прошением в руках, поплевывая от скуки и дожидаясь часа, когда сможет предстать перед министром и попросить о каком-нибудь государственном местечке — лишь бы хватило на хлеб насущный, белый, конечно.

Разумеется, это обивание порогов заняло немало времени, и только через несколько дней ему сказали, чтобы он передал прошение в канцелярию на предмет регистрации.

Марково прошение всерьез озадачило министра.

— Черт возьми, что делать с этим человеком? Почитать мы его, конечно, почитаем, а все же являться ему сюда никак не следовало. Не годится он для нынешнего времени.

Наконец, принимая во внимание широкую популярность Марко и прежние заслуги, назначили его практикантом в канцелярию дальнего уезда.

Марко с большим трудом выпросил, чтобы ему вернули оружие и выдали в министерстве жалованье за месяц вперед, и отправился за Шарцем.

Добрый корм не пошел Шарцу впрок; очень уж он отощал. Но и Марко стал легче по меньшей мере на тридцать окк.

Итак, облачился Марко в свою одежду, препоясался саблей, оседлал Шарца, наполнил бурдюк вином, привесил его к луке, сел на Шарца, перекрестился и отправился на службу по указанному пути. Советовали ему ехать по железной дороге, но он наотрез отказался.

Куда ни приедет Марко, везде спрашивает, где его уезд, и называет имя уездного начальника.

Через полтора дня пути прибыл он на место. Въехал во двор уездной канцелярии, спешился, привязал Шарца к шелковичному дереву, снял бурдюк и уселся, не снимая оружия, выпить в холодке вина.

Стражники, практиканты, писари с недоумением глядят на него в окна, а народ далеко обходит юнака.

Подходит начальник; он получил извещение о том, что Марко направлен в его уезд.

— Помогай бог! — говорит.

— Бог на помощь, юнак незнакомый! — ответил Марко.

Стоило ему заполучить свое оружие, коня и вино, как забыл он все мучения, вернулся к своим прежним повадкам и заговорил стихами.

— Ты новый практикант?

Марко представился, и тогда начальник сказал:

— Однако не можешь ведь ты сидеть в канцелярии с этим бурдюком и при оружии.

Марко ответил:

Уж такой обычай есть у сербов,

Красное вино пьют при оружье,

Под оружьем спят и отдыхают!

Начальник растолковал ему, что оружие придется снять, если он думает остаться на службе и получать жалованье.

Видит Марко, делать нечего, — человек ведь он, жить надо, а за душой ни гроша не осталось, да догадался спросить:

— А нет ли такой службы, на которой носят оружие, чтобы я мог там служить?

— Стражники носят оружие.

— А что они делают?

— Ну, сопровождают в дороге чиновников, защищают их в случае нападения, следят за порядком, за тем, чтобы не причинили кому ущерба, и так далее, — объяснил начальник.

— Вот это да! Это хорошая служба! — воодушевился Марко.

Стал Марко стражником. Тут опять сказалось влияние среды, влияние достойных потомков с их горячей кровью и восторженным стремлением послужить своему отечеству. Но и на этой службе Марко был хуже самого негодного из своих потомков, не говоря уже о тех, что получше.

Разъезжая с начальником по уезду, видел Марко много зла и бед, а когда ему показалось однажды, что и его начальник поступил не по справедливости, отвесил он ему оплеуху и выбил три зуба.

После долгой ожесточенной схватки Марко связали и препроводили в сумасшедший дом на проверку.

Этого удара Марко не смог перенести и скончался, конец разочарованный и измученный.

Предстал он перед богом, а бог хохочет так, что небо трясется.

— Ну что, Марко, отомстил за Косово? — спрашивает он сквозь смех.

— Настрадался я вдоволь, а горькое мое Косово и видом не видывал! Били меня, в тюрьме держали, в стражниках я был, а под конец посадили меня к сумасшедшим!.. — жалуется Марко.

— Знал я, что ничего хорошего из твоей затеи не получится, — молвил господь ласково.

— Благодарю тебя, господи, что избавил меня от мучений. Теперь я и сам не поверю причитаниям моих потомков, их скорби о Косове! А если им нужны стражники, на эту должность у них охотников хоть отбавляй — один другого лучше. Прости меня, господи, но сдается мне, что это не мои потомки, хоть и поют они обо мне, а нашего Сули Цыгана{58}.

— Я бы и послал его к ним, если бы ты так не просился. Знал я, что ты им не нужен!.. — молвил господь.