Стрельцов был из тех ученых, в которых счастливым образом сочетаются отличная научная подготовка с глубоким пониманием наиболее важных нужд авиационной практики. Увлеченный экспериментатор, он первым без страха вошел в примитивную камеру пониженного давления (барокамеру), из которой насосы выкачивали воздух. Первые рискованные опыты, исследуя влияние разреженной атмосферы на организм, Стрельцов провел на себе самом.

В 1930 году Стрельцов возглавил авиационный сектор Научно-исследовательского санитарного института РККА - первый исследовательский центр, который начал специально заниматься проблемами авиационной медицины. Владимир Владимирович вместе со своими сотрудниками очень много сделал для подготовки рекордных полетов первых советских стратостатов, а также знаменитых трансконтинентальных авиационных перелетов, позволивших установить многие международные рекорды.

Стрельцов, пожалуй, один из первых понял значение исследований перегрузок, возникающих при выполнении фигур высшего пилотажа. Он был зачинателем и наиболее настойчивым пропагандистом физической подготовки летчиков, повышающей устойчивость организма к действию перегрузок.

Очень много сделал для развития авиационной медицины и Алексей Павлович Аполлонов - выдающийся специалист в области физиологического обоснования, апробации и совершенствования кислородных приборов. Самолеты летали еще не очень высоко, но таких ученых, как Аполлонов, уже заботили и тревожили грядущие высотные рубежи. Было ясно, что не сегодня завтра конструкторы создадут новые самолеты, а летчики потребуют у врачей разрешения на завоевание новых высот. Затем последуют новые и новые… И вот авиационные врачи начали штурмовать большие высоты в лабораториях. Задолго до того, как туда поднялись самолеты.

Благодаря этим исследованиям было установлено, что на высоте около 1 0 - 1 2 километров даже дыхание чистым кислородом не в состоянии обеспечить организм необходимым для жизнедеятельности количеством этого газа. Оказалось, что в таком случае кислород для дыхания необходимо было как бы нагнетать в легкие под давлением. При этом, как выяснилось, существенно перестраивается физиология дыхания. Если в обычных условиях вдох является активным актом, а выдох - пассивным, то при дыхании под повышенным давлением все происходит наоборот: кислород с силой врывается в легкие, расширяя грудную клетку, и вдох получается пассивным. Чтобы выдохнуть воздух, нужно напрягать всю дыхательную мускулатуру, и выдох становится активным актом. Врачам-физиологам предстояло всесторонне изучить этот способ дыхания, найти допустимые пределы внутрилегочного давления, так как чрезмерное давление могло расстроить функции организма, нарушить деятельность сердца и даже механически повредить легкие.

Вот эту сложную и очень важную для авиационной практики проблему - влияние на человека повышенного внутрилегочного давления - одним из первых стал изучать Алексей Павлович Аполлонов. Его опыты, работы авиационных врачей послужили толчком для дальнейших исследований этой проблемы и разработки оборудования, обеспечивающего летчиков кислородом при полетах на больших высотах.

Исторически складывалось так, что проблемы высотной физиологии, и в частности борьба с отрицательным воздействием разреженной атмосферы, были первой и наиболее актуальной задачей медицины.

Решение этих проблем достигалось в барокамерных экспериментах, основоположником которых, как уже говорилось, был Владимир Владимирович Стрельцов, непосредственно в полетах - на аэростатах и самолетах. Не меньшее значение имели результаты экспериментальных исследований в высокогорье. Здесь следует напомнить о работах академика Ивана Петровича Разенкова и других исследователей, таких, как Владимиров, которые во время экспедиций на Эльбрус, в царство снегов и разреженной атмосферы, провели очень важные и интересные наблюдения, результаты которых ныне используются при составлении рационов питания летчиков и космонавтов, при изучении некоторых вопросов, связанных с пищеварением, обменом веществ в условиях, необычных для человеческого организма.

Академик Василий ПАРИН. Работа шла во всем мире. Экспериментальные перегрузки росли: доктор Стапп в Нью-Мексико опробовал на себе сорокашестикратную перегрузку. Тележка с реактивным двигателем была разогнана по девятимильному прямому рельсовому пути. В момент торможения Стапп потерял сознание. Ремни, которыми он был пристегнут к креслу, оставили на теле кровоподтеки. В ту секунду тело Стаппа весило три с половиной тонны. Вернее, в те две десятых секунды…

Его соотечественники Вуд и Ламберт из знаменитой клиники Мейо, прежде чем сесть в кресла центрифуг, ввели себе по венам пластиковые катетеры в сердце, чтобы измерить давление крови в его полостях при перегрузке.

В Свердловске в 1935 году мы изучали рефлекторные изменения кровообращения. Тоже на себе. В статьях мы писали: «Наши опыты проведены пока на трех испытуемых: А. П. П. - тридцати двух лет, В. Н. Ч. - двадцати шести лет и В. В. П. - тридцати одного года. Все трое - лица нефизического труда (научные работники)».

Расшифруем закодированные имена: В. В. П. - это я. В. Н. Ч. - теперь широко известный своими трудами и научной школой академик Владимир Николаевич Черниговский. А. П. П. - вице-президент Академии наук Казахстана и директор республиканского Института физиологии Александр Порфирьевич Полосухин.

Однажды ведем опыт. Я сижу на стуле, дышу в мешок: мы тогда определяли минутный объем крови, выбрасываемой сердцем, по так называемому ацетиленовому способу Грольмана. Я дышу, а Полосухин старательно давит мне на сонные артерии. Больно, конечно, но ничего особенного я еще не успел почувствовать, как вдруг Черниговский, следивший за приборами, обернулся и что-то пытается показать А. П. П. глазами.

Тут у меня закружилась голова - слегка, потом сильнее, чем в прошлых опытах, но я продолжаю старательно дышать в мешок. А Черниговский двигает губами, но голос у него исчез. Наконец он рявкнул:

- Перестань давить!

Полосухин испуганно отнял руки. У меня все окончательно затуманилось, как ни странно, только после этого.

Черниговский подбежал, стал щупать пульс. Тут у меня головокружение прекратилось. Я спрашиваю:

- В чем дело?

- Синкопе! - сказал Черниговский. - Истинная синкопе!…

Синкопе - это остановка сердца.

Она и в самом деле была истинной: пульсовая кривая на закопченном барабане кимографа выпрямилась на 16 секунд, а затем снова стала обычной. Эту кимограмму мы, конечно, опубликовали в нашей совместной статье.

Да, освоение космоса начиналось на Земле. Тогда, в середине тридцатых, я не мог предположить, что мне придется заниматься космической физиологией, что изменения кровообращения в «малом круге», которым я отдал многие годы работы, окажутся одной из актуальнейших проблем физиологии ускорения.

По существу, задолго до исторического утра 12 апреля 1961 года в результате проведенных ранее космо-биологических опытов были решены технические и основные медико-биологические вопросы, связанные с полетом космического корабля с человеком на борту. Основной вывод из этих опытов состоял в том, что созданные советскими учеными космические корабли и примененные на них тонкие и сложные, но безукоризненно работающие системы обеспечивают жизненные условия и полностью гарантируют безопасность и здоровье не только животных, но и человека.

Предстоял не менее важный этап - подготовка летчика-космонавта. Его нужно было подготовить и технически, и физически, и морально.

Академик Борис РАУШЕНБАХ. Еще до того, как в конструкторском бюро Сергея Павловича Королева была создана ракета «Восток», возник принципиальный вопрос, решение которого, несомненно, повлияло на ход всей работы.

Вопрос этот заключался в следующем.

Нужно ли сразу посылать человека на корабле-спутнике в орбитальный полет, или сначала следует поднять его на вертикально взлетающей ракете, чтобы он пробыл в космосе несколько минут и тут же спустился на парашютах обратно на Землю?