4) специализация — эпоха (примерно с середины XIX в. до настоящего времени), когда военные силы становятся мощной специализированной властью, фискальная деятельность организационно все больше отделяется от военной, усиливается «разделение труда» между армией и полицией, представительные институты все больше влияют на определение расходов на военные цели, а государства все больше занимаются распределительной, регулирующей, определяющей компенсации и судебной деятельностью.
Ясно, что от одного периода к другому существенно менялось отношение капитала к принуждению.
Изменявшиеся под воздействием войн государства, в свою очередь, изменяли и свои ставки на войну. В период патримониализма победители больше стремились к получению дани, чем к установлению постоянного контроля над ресурсами и населением тех территорий, которые они захватывали; на основе получения ренты и даров от правителей множества регионов вырастали целые империи, без того, чтобы глубоко внедряться в местную систему правления. По мере продвижения к брокеражу, а затем к созданию армий национальных государств завоевателей больше привлекает присоединение посредством захвата новых территорий с последующим их администрированием, что доставляло возможность извлекать доходы, необходимые для содержания вооруженных сил. Но в век специализации государства так быстро обретают претендентов на свои услуги, что война становится (даже больше, чем раньше) средством удовлетворения экономических запросов правящей коалиции, поскольку является средством обеспечить доступ к ресурсам других стран. Со времени Второй мировой войны распространение европейской государственной системы на весь мир и одновременный процесс закрепления национальных границ сделали возможным оказывать влияние на другие государства, не включая реально их территории в состав другого, более сильного государства.
Таковы были основные тенденции. Однако на каждом этапе развития европейских государств мы встречаем самые разные комбинации капитала и принуждения. Мы можем выделить три пути формирования государства: с интенсивным принуждением, с интенсивным капиталом и смешанный путь одновременного употребления капитала и принуждения (capitalized coercion). Это, впрочем, не альтернативные «стратегии», а различия в условиях жизни. Правители, осуществляя сходные задачи, — специально это касается эффективной подготовки к войне — в разных условиях, под воздействием этих условий по разному моделировали свои отношения с основными социальными классами. Отношения правителей с подданными могли изменяться, производя новые, часто противоположные формы правления, более или менее социально адаптированные.
Согласно стратегии интенсивного принуждения правители выжимали средства на ведение войны из своего населения и покоренных территорий, попутно создавая грандиозные структуры по извлечению средств. Такой способ действий по модели интенсивного принуждения представляли Бранденбург и Россия — в особенности в то историческое время, когда они были построенными на взимании дани империями. В своем крайнем проявлении этот способ действий приводил к тому, что вооруженные землевладельцы сосредотачивали огромную власть, которая не позволяла никому из них установить продолжительный контроль над другими; в течение столетий польские и венгерские дворяне сами выбирали себе королей и низводили тех, кто слишком стремился к верховной власти.
Согласно стратегии интенсивного использования капитала правители опирались на соглашения с капиталистами — чьим интересам они служили — в том, что касалось найма или создания вооруженных сил. При этом им не надо было для ведения войны создавать громадные устойчивые государственные структуры. Города–государства, города–империи, союзы городов и другие формы фрагментарного суверенитета обычно шли этим путем. Такой образ действий с интенсивным использованием капитала представляли Генуя, Дубровник, Голландская республика и (в течение определенного времени) Каталония. История Голландской республики показывает, что данный образ действий (в своем крайнем проявлении) приводил к созданию союзов обладавших большой самостоятельностью городов-государств и к постоянным их переговорам относительно государственной политики.
Согласно средней (между указанными двумя) стратегии использования принуждения и капитала правители отчасти проводили политику каждого, но в гораздо большей степени, чем их соседи с интенсивным капиталом, тратили усилий на прямое включение в структуру своих государств капиталистов и источников капитала. Держатели капитала и принуждения взаимодействовали на условиях относительного равенства. По пути капитал + принуждение пошли в конце концов Франция и Англия, в результате появились развитые национальные государства раньше, чем там, где шли по пути интенсивного принуждения или интенсивного капитала.
Под давлением международной конкуренции (особенно под давлением войн и подготовки к войнам) три этих пути, постепенно сближаясь, развивались до такой концентрации и капитала и принуждения, которая сверх всякой меры превосходила положение на 990 г. После XVII в. наиболее эффективным в военном отношении стал путь капитал + принуждение, он и стал преобладающей формой даже для тех государств, которые в начале развивались по иным моделям. С XIX в. до наших дней все европейские государства занимаются гораздо больше, чем раньше, построением социальных инфраструктур, предоставлением услуг, регулированием экономической деятельности, контролем за перемещением населения и обеспечением благосостояния граждан. Все эти виды деятельности поначалу были побочным продуктом деятельности правителей по получению доходов и поддержки от подвластного им населения, но затем уже они существуют и совершенствуются независимо. Современные социалистические государства отличаются от капиталистических более прямым, осознанным контролем производства и распределения. Но сравнительно с формами государств, которые существовали в Европе в последнее тысячелетие, тем не менее они, конечно, относятся к тому же типу, что и соседние с ними капиталистические государства. Они тоже представляют собой национальные государства.
До того как три вышеуказанных типа развития государств (с интенсивным принуждением, с интенсивным капиталом и капитал + принуждение) конвергировали, они порождали очень разные типы государств. И даже конвергировав (в национальные), государства сохраняют некоторые отличительные черты — например, характер их представительных институтов, — ясно указывающие на своеобразие пройденного ими исторического пути. Все три типа государств были вполне жизнеспособны применительно к тем условиям, в которых они складывались в Европе в определенное время в прошлом. И в самом деле, при отречении Карла V в 1557 г. на большей части Европы царили империи, а не национальные государства, как мы понимаем этот термин.
В это время Оттоманская империя Сулеймана Великолепного (подчинившая себе Анатолию и большую часть Ближнего Востока) заняла почти весь Балканский полуостров и держала в вассальной зависимости государства от Волги до Адриатики. Карл V, будучи императором Священной Римской империи, императором Испании и старейшиной Габсбургов, претендовал на власть в Испании, Нидерландах, Милане, Неаполе, Сицилии, Сардинии, Австрии, Богемии, Бургундии, Франш–Конте и (спорно) на множество государств на той территории, которую мы теперь называем Германией. Восточнее Польша, Литва, Московия и донские казаки также представляли собой нечто вроде империй. В 1555 г. Северная Италия, Швейцария и значительная часть Священной Римской империи оставались регионами фрагментарных суверенитетов, и только Франция и Англия напоминали то, что мы привыкли считать национальными государствами. К тому времени города–государства и другие небольшие организационные формы начинают проигрывать сравнительно с другими формами государств. Однако уже вскоре Голландская республика докажет, что союзы городов с прилегающими территориями все еще представляют собой немалую силу как мировые державы. Между тем наступали империи, и в то время ничто не предвещало конечную победу национального государства.