Матч продолжается и мы снова, уже сознательно успокаиваем игру, да и гости совсем не рвутся вперед. Они похоже поняли, что так можно доиграть и до разгрома.
Еще несколько минут и звучит финальный свисток. Все, мы выиграли и мы в финале.
— Второй финал за месяц, теперь кубка страны. Хороша тенденция. — Думаюя и со мной согласны трибуны.
Стадион в полном восторге от очередного успеха своей любимой команды.
Мы уходим с поля, а пятьдесят тысяч наших болельщиков любуются надписями и цифрами на табло:
* * *
«Нефтяник» Баку 4:2 «Металлист» Харьков
* * *
* * *
Я вновь сижу в задумчивости в раздевалке и меня, как всегда, никто не трогает, только мысли лениво плывут в разуме, пробуждая воспоминания и запуская анализ:
* * *
Один трофей уже взяли, от второго в шаге. В чемпионате лидеры. Сборная вот-вот начнет выступать на ЕВРО. Все хорошо, все бес сомнения хорошо.
И у меня тоже, все весьма не плохо. В этом году уже забито одиннадцать мячей в чемпионате, столько же в Кубке обладателей кубков и пять в Кубке страны. Итого за сезон уже двадцать семь забитых мячей.
Мне осталось провести финал кубка страны и матч сборной с Поляками и все, здравствуй Евро. У нас будет еще матч с «Шахтером» в Донецке, но я там играть не буду, только моральная поддержка. Как, впрочем, и остальные сборники, кроме Жидкова, впрочем, резерв у нас не слабый и вполне выдержит этот матч. Фактически все, кто выйдет в Донецке, игроки ротационной основы, ну и молодежь на заменах получит свой шанс.
* * *
Все, мысли закончились, растворились без остатка, я очнулся и рванул на выход с приятными мыслями:
— Меня ждут, и совсем не дела, но приятные, очень приятные.—
А ребята лишь с улыбкой покачали мне вслед головой.
* * *
19 мая 1988 года
Четверг
Баку
12:00 23*С
Привычные Мардакяны, родная дача, веранда и я, будто вросший в кресло на ней. Хорошо, тепло и как говорится мухи не кусают.
— Боятся наверно? — Думаю я и взгляд падает на антимушинный арсенал, сложенный на столике неподалеку.
— А что у нас тут есть? — Размышляю глубокомысленно я и перечисляю то, на что падает глаз: — Мухобойка пластиковая, газета обыкновенная, правильно сложенная и главное оружие, снайперское можно сказать, резинка дальнобойная.—
И тут появляется очередная сумасшедшая муха, держится неподалеку и мы с ней делаем вид, что не замечаем друг друга. Ну да, я просто так углам прицеливаюсь резинкой, а она, муха, конечно, тоже просто так, чисто по приколу, летает по тем же углам.
Но она ошиблась, а я нет, не промахнулся. Выстрел резинкой и еще одна жертва моего бесчеловечного отношения к сим милым созданиям, сваливается под стол.
— Иес. — Восклицаю я и тут же озвучиваю новый рекорд нашей, отдельно взятой дачи:— Семнадцатая, но вроде закончились, а то достали уже, жужжат, с ритму понимаешь, сбивают. Не порядок, недовольные появится.—
— Ты с кем воюешь, Даня? — С улыбкой спрашивает меня Ленка, появившаяся из входной двери.
Я ее тут же обнимаю, сажаю к себе на колени, целую и отвечаю:
— Я Вас защищаю от страшных агрессоров. Они тут слетелись, все пытались дорваться до ваших прелестных тел. Но я не пустил, мое, не делюсь, да с мухами. У нас теперь война.—
Она смеется, с хотой отвечает на поцелуй и переспрашивает:
— И какой счет? Про победителя не спрашиваю, и так понятно. —
Я гордо выпячиваю грудь, при этом еще теснее ее обнимая и говорю шепотом:
— Семнадцать — ноль, я веду.—
Ленка подхватывает игру и продолжает тему аналогичным шепотом:
— А почему шепотом?—
— Они за подмогой, а то испугаются, не прилетят, потом гоняйся за ними по всей даче. А так, сейчас вернутся и мы продолжим истребление. — Отвечаю я еще более трагическим шепотом.
И ловлю улыбку в ответ, которая что-то пробуждает в душе, что-то пока не ясное, но такое теплое и нежное, что я решаю:
— А ну их мух, есть занятия и приятнее.—
И уже просто укладываю ее себе на колени, улыбаюсь, снова целую и спрашиваю:
— А кто под халатиком живет, можно посмотреть?—
Она на мгновение замирает, но не в испуге, в предвкушении и отвечает внезапно охрипшим голосом:
— А я не помню, посмотри, тебе все можно и всегда.—
И я смотрю, исследую, руками и глазами. Мягко, нежно и приятно, просто сводит с ума.
И…раздается:
— Хулиганы. — Это Наташка, уже тоже появилась из дверей и улыбается, глядя на нашу композицию.
Впрочем, все еще довольно прилично, Ленка неохотно поднимается и потом заявляет Наташке:
— Ну вот, не могла еще поспать? Все опять обломала, я только тут коварную операцию по соблазнению задумала и почти провела, а тут ты.—
— А что? Его надо соблазнять? Он, по-моему, сам кого хочешь, соблазнит моментом. — Смеется ей в ответ Наташка, а Ленка уже спрыгивает с моих колен, уступая место вновь прибывшей подруге.
— Я то знаю, что это не всерьез, все эти показные обиды. Это игра такая. Между нашей четверкой, давно все всерьез и до конца, а это просто игра, они давно между собой договорились, и я это тоже прекрасно понимаю и одобряю. Но подобные фокусы, оживляют атмосферу. Которая правда и без того весьма живая. — Думаю я, уже обнимая прильнувшую ко мне Наташку, целую, охотно подставленные губы.
А она снова улыбается и неожиданно заявляет со смехом:
— А у меня, между прочим, там вообще ни чего нет.—
Я притворно пугаюсь, тут же отвечая:
— Как, куда все делось?—
И проверяю наличие, попутно слегка щекоча хулиганку в самых интересных местах. Она негромко взвизгивает, явно от удовольствия и прижимается ко мне.
— Ты чего меня пугаешь? — Спрашиваю я и тут же развиваю свою мысль:— Все на месте, я пересчитал и проверил. И все очень даже ничего, и даже больше.—
Она снова смеется и отвечает:
— Так я про то что между, тем и тем.—
— Ну ты закрутила, любовь моя. — Говорю я ей и снова целую и тут же слышу Ленкин голос:
— А я что, не любовь? — Спрашивает она и тут же получает уверения в обратном:
— Иди сюда милая. — Говорю я ей, тяну к себе, усаживаю на второе колено и продолжаю:— Любовь, вы обе моя Любовь.—
Тут я замечаю улыбающуюся белобрысую мордашку, появившуюся из все тех же дверей и добавляю:
— Вы все три, четыре, пять. Моя любовь и я знаю, что мне с Вами делать. — И маню рукой Ольку к себе.
Она подходит, девчонки уступают место вновь прибывшей с возгласами:
— Ну вот, эти 90−60–90 сейчас все место займут.—
Я смеюсь в ответ, этой паре хулиганок и произношу:
— У Вас у всех, мои любимые размеры и везде.—
Потом тяну к себе подошедшую блондинку и говорю:
— Привет, Оля, привет любимая. Вы все мои любимые и самые дорогие.—
Поцелуи и я чуть не тону в ее губах. Она умеет, она умеет это.
Еще мгновение, вся троица рядом, совсем рядом, ближе не бывает и уже становится слышно тройное мурчанье моих прелестных кошечек, прильнувших ко мне, греющихся в моем тепле и согревающих мою душу своей нежностью.
Любовь, это Любовь и плевать на всяких моралистов не понимающих этого. А может просто забывших это чувство?
* * *
Там же, но спустя уже несколько часов, веселых и радостных часов счастья, которые так красят жизнь.
Я снова сижу на веранде, в полном одиночестве, с чашкой чая и видом на поселок. А в голове лениво бредут мысли о прошлом, настоящем и будущем:
* * *
Девчонки разбрелись по комнатам, у каждой срочно появилось что-то, что надо сделать, прочитать, о чем подумать, что-то вспомнить. Но по моему они просто решили немного передохнуть и спрятаться от меня, от себя и от взаимных безумств.