— Отвечающее за безопасность суб-Согласие отдало дополнительный приказ. Станция должна быть захвачена без нанесения ей повреждений.

Мередит насупился. Он знал, что Согласие, через глаза Рекуса, видело его неудовольствие.

— Надеюсь, вы не собираетесь предложить нам сохранить эту мерзость.

Рекус вроде бы облегченно вздохнул.

— Нет, сэр, ни в коем случае.

— Тогда зачем нам ее захватывать?

— Сэр, нам нужно антивещество в качестве топлива для «Леди Макбет». Согласие направляет два корабля за Туманность Ориона.

Ну и новость! Мередит не знал, что и подумать. Хотя название корабля… Ах, да, конечно, «Лагранж» Калверт, он над Лалондом какой-то невероятный маневр учинил.

— Зачем? — спросил он.

— Миссия к тиратка. Они находятся не в нашей Конфедерации. Мы считаем, что у них может быть информация, касающаяся одержания.

Мередит знал, что Согласие внимательно к нему прислушивается. Адамиста — Салдану — эденисты просят нарушить закон, который установила сама Конфедерация. Можно, в конце концов, запросить штаб 2-го флота. И все же придется поверить. Согласие не станет затевать такую миссию без веской причины.

— В интересное время мы живем, лейтенант.

— Да, сэр, к сожалению.

— Так будем надеяться, что нам удастся их пережить. Очень хорошо. Командующая Кребер, приступайте к исполнению приказа.

— Согласие приказало пятнадцати космоястребам присоединиться к нам, — сказал Рекус.

— Когда вылетаем?

— На «Леди Макбет» сейчас ремонт. Через двенадцать часов она сможет присоединиться к эскадре.

— Надеюсь, этот «Лагранж» Калверт не подведет, — сказал Мередит.

— Согласие совершенно уверено в капитане Калверте, сэр.

Столик их стоял возле окна в баре Харки. За стеклом выгнулись дугой блестящие звезды. Перед ними стояли два тонких бокала с Норфолкскими слезами. Официантка решила, что это очень романтично. Оба — капитаны, он в комбинезоне, с серебряной звездой на плече, она — в безупречном шелковом голубом костюме. Красивая пара.

Сиринкс подняла бокал и улыбнулась.

— Пить нам вроде бы не следует. Через семь часов вылетаем.

— И в самом деле, — согласился Джошуа. И чокнулся бокалом. — Ну, за успех, — и пригубили, смакуя удивительный вкус.

— Норфолк — чудная планета, — сказала Сиринкс. — Я собиралась провести там следующее лето.

— И я тоже. Там у меня состоялась замечательная сделка. И… там была девушка.

Она сделала еще глоток.

— Ну не удивительно ли это?

— Ты изменилась. Не такая чопорная.

— А ты не такой безответственный.

— Ну что ж. За золотую середину! — они снова соединили бокалы.

— Как идет ремонт? — спросила Сиринкс.

— По графику. Мы установили новые цистерны. Дахиби вносит изменения в протокол: надо устранить несоответствия в программном обеспечении. Так всегда бывает с новыми устройствами. Производители не успокоятся, пока не внесут новшества в механизмы, и так хорошо работающие. К моменту отправления все будет закончено.

— Похоже, у тебя хорошая команда.

— Лучшая. А как «Энон»?

— Хорошо. Дополнительные фьюзеогенераторы — стандартные. Мы их уж установили.

— Похоже, теперь нам ничто не мешает.

— Да. На ту сторону туманности стоит посмотреть.

— Наверняка, — он помолчал. — Ты нормально себя чувствуешь?

Сиринкс посмотрела на него поверх бокала. Способность читать эмоции адамистов в последние дни у нее значительно повысилась. Порадовало его искреннее беспокойство.

— Сейчас — да. После Перника на какое-то время расклеилась, но врачи и друзья вернули меня в должное состояние.

— Хорошие друзья.

— Лучшие.

— Зачем ты решила лететь?

— Мы с «Эноном» хотим сделать все, что в наших силах. Если это звучит высокопарно, прошу прощения, но я так чувствую.

— Это единственная причина, почему я здесь. Ты знаешь, мы с тобой существа редкие. Много ли найдется людей, встретившихся лицом к лицу с одержимыми и оставшихся в живых? Невольно задумаешься.

— Я знаю, что ты имеешь в виду.

— Никогда еще не был так напуган. Смерть всегда страшна. Большинство людей о ней попросту не думают. Ну а когда понимаешь, что дни твои сочтены, утешаешь себя тем, что жизнь прожита не зря. Должно же быть что-то после смерти, и это бы хорошо, потому что в глубине души убежден, что самого главного в своей жизни ты так и не сделал. С чем-то ты придешь к Судному дню?

— Латон обо всем этом уже думал, вот что меня поражает. Я прочитала последнее его послание. Он и в самом деле верил, что эденистов не запрут в потусторонье. Ни одного человека из миллиарда, сказал он. Почему, Джошуа? Разве мы так уж отличаемся от вас?

— А что об этом думает Согласие?

— У него на этот счет мнение пока не сложилось. Мы стараемся понять природу одержимых и сравнить ее с нашей психологией. Латон говорил, что такой анализ облегчит нам понимание. Кампания по освобождению Мортонриджа должна дать нам новые данные.

— Я не уверен, что это так уж полезно. У каждой эры свой взгляд на эти вещи. Возьмем, к примеру, поведение горшечника из семнадцатого столетия… ясно, что оно будет совершенно отличаться от твоего. Я всегда думал, что у Эшли ужасно старомодные взгляды на многие вещи: вот, хотя бы, он в ужасе оттого, что современные дети пользуются программными стимуляторами.

— У меня на это такие же взгляды.

— Разве запретишь доступ к стимуляторам? В наш век это попросту невозможно. Вы должны обучать общество, втолковывать, объяснять, что приемлемо, а что — нет. Маленький юношеский эксперимент не повредит. В случае излишества необходимо помочь людям с этим справиться. Альтернативой этому является цензура, с которой мировая паутина справится в один миг.

— Это пораженчество. Я не спорю: люди должны знать о последствиях стимуляторов, но если бы вы сделали усилие, адамистская культура избавилась бы от них.

— Знание не может быть уничтожено, оно должно быть поглощено и приспособлено, — он печально смотрел на Юпитер. — Я пытался спорить с Первым адмиралом. Он был не очень-то взволнован.

— Ничего удивительного. То, что мы собираемся в полете использовать антивещество, — секретная информация.

— Дело не в том, — начал Джошуа, затем проворчал: — Похоже, мне не удастся избежать потусторонья. Не думаю, как эденист.

— Нет, это не то. Это просто разница во взглядах. Мы соглашаемся в том, что стимуляторы — зло, но по-разному смотрим на то, как с этим злом справляться, а думаем мы одно и то же. Не понимаю этого.

— Будем надеяться, Спящий Бог покажет нам разницу, — искоса глянул на нее. — Могу я задать личный вопрос?

Она обтерла кромку бокала кончиком указательного пальца и облизала его.

— Спасибо, Джошуа Калверт, у меня есть преданный возлюбленный.

— Э… я хотел спросить, есть ли у тебя дети?

Она покраснела.

— Нет. Пока нет. Зато у моей сестры Помоны целых трое. Вот и не понимаю, чем я все это время занималась.

— Когда у тебя появятся дети, как ты собираешься их поднимать? Я твое капитанство имею в виду. Ты, что же, возьмешь их с собой на борт?

— Нет. Жизнь на корабле — только для взрослых, даже и на борту космоястреба.

— Так как они будут расти?

— Что ты хочешь сказать?

Странный вопрос, особенно от него. Но она видела: его и в самом деле это интересовало.

— Мать должна быть всегда рядом.

— А… поняла. Это неважно, для них, во всяком случае. У капитанов космоястребов очень большие семьи. Как-нибудь я познакомлю тебя со своей матерью, тогда сам увидишь. Все дети, которые у меня родятся, пока я летаю на «Эноне», будут под присмотром целой армии родственников и под защитой обиталища. Я не занимаюсь пропагандой, но эденизм — это одна огромная семья. Понятия сиротства у нас нет. Конечно, нам, капитанам, трудно расставаться с детишками на несколько месяцев. Но ведь и у жен морпехов такая судьба вот уже целое тысячелетие. Приходится с этим мириться. Когда яйца «Энона» проклюнутся, мне стукнет девяносто лет и я закончу свою карьеру. Буду сидеть дома с выводком орущих младенцев. Представил?