Бараки дезинфекции по причине ночного времени были пусты, и с этой стороны подвоха мы не ожидали, поэтому прокрались вдоль строения, добравшись до правого торца, но дальше не пошли, опасаясь попасть в свет прожектора. До одной из вышек оставалось шагов двадцать, не больше, вторая же находилась с другой стороны барака. Но между ними был удобный участок, где я и хотел скинуть тело.
— Если вдруг что, — предупредил Зотов, — не поминай лихом…
— Действуй, командир, все у нас получится.
Георгий оставил меня и побежал вдоль барака на другой его конец, мне оставалось лишь ждать.
В висках стучало от напряжения, но страха не было, лишь азарт — выгорит дело или нет? Если удастся все синхронизировать и остаться незаметными, то все может получиться. Но любая ошибка грозит смертью. Впрочем, я был готов к такому исходу.
Секунды пролетали одна за другой, но ничего не происходило. Чего он медлит?
И тут ночь разрезал резкий окрик:
— Halt[7]!
Зотова заметили с вышки, теперь все внимание переключится на него. Все, пора действовать!
Я побежал напрямую к колючке, таща тело капо на себе. Двадцать шагов, десять… расстояние стремительно сокращалось.
И тут ударила пулеметная очередь, а луч правого прожектора мазнул совсем рядом, лишь чудом не зацепив меня. И в то же время левый прожектор тоже прошелся вдоль барака, высветив место, где я находился буквально только что.
Вот она — колючка, а перед ней несколько метров распаханной земли и два информационных щита. Первый — понятный — на черном фоне череп и перекрещенные кости. Второй на немецком: «Neutrale Zone! Es wird ohne Anruf sofort scharf geschossen»[8]. Сюда-то мне и надо!
На каждой третьей секции стены были подвешены яркие фонари, но я понадеялся, что с вышек меня не увидят — все внимание часовых сейчас было сосредоточено на Зотове. Успею!
По распаханной земле я пробежал без остановок, а перед колючкой замер. Мне пришлось сбросить тело Осипова вниз, потом вновь поднять его, чтобы бросить на проволоку лицом вперед. Иначе, странно бы вышло.
Справился, развернул труп, собрался с силами и скорее толкнул, чем бросил тело вперед. Здоровый, сволочь! Килограмм девяносто! Отъел брюхо, гнида, пока мы загибались в бараках.
Получилось! Тело упало прямо на расположенную чуть под наклоном проволоку, тут же заискрило, запахло паленым, одежда на теле начала тлеть…
Дальше я не смотрел. Тут же развернувшись, я бросился обратно, постаравшись проскочить по своим же следам, а дальше в тень от дезинфекционного барака, вдоль стены, и наискосок — к своему.
За спиной ударила еще одна пулеметная очередь, потом вторая, третья. Тело Осипова обнаружили.
Вот только заметили ли нас с Зотовым? Этого я не знал.
Завыла сирена, лагерь пробуждался от сна.
Скорее! Мне нужно успеть вернуться на свое место, пока барак не проснулся. Я не знал, кто из моих соседей может работать на СС. Если заметят, что я и Зотов отсутствовали — доложат.
С Георгием я столкнулся у дверей в барак, он запыхался и тяжело дышал, но с виду был цел.
— Получилось? — выдохнул он главный вопрос.
— Все сделал, — подтвердил я.
Он хлопнул меня по плечу, мы закрыли дверь и тихонько прошли в спальную часть помещения. Внутри царила темнота, но я чувствовал, что половина людей уже бодрствует.
— Что там случилось? — настороженно поинтересовался сиплый глухой голос откуда-то сбоку.
Со стороны ближайшего окна ему ответили:
— Не видно ни хрена, прожекторами водят, стрелять перестали… наверное, ловят кого-то!
До утра уснуть у меня уже не получилось, слишком сильный выброс адреналина, сердце до сих пор колотилось с сумасшедшей скоростью. Да и барак, проснувшись, еще долго не мог заснуть. Охрана снаружи бегала туда-сюда, бешено лаяли собаки. У меня мелькнула мысль, не смогут ли собаки по следу прийти в наш барак, но повезло, то ли эти псы не были натасканы на поиски, то ли следы уже затоптали, но никто так и не явился.
Отчетливо слышались громкие голоса и ругань на улице. Кто-то из офицеров выговаривал часовым, собралась целая толпа, и тело Осипова унесли прочь. Если проведут вскрытие, то настоящую причину смерти врач легко поймет, несмотря на все внешние повреждения. Да, тело сильно обуглилось, но сломанную шею сложно пропустить при обследовании трупа.
Впрочем, если повезет, все обойдется. Тело могут попросту сжечь в крематории — меньше возни. Не такая уж большая фигура был покойный капо, чтобы из-за его гибели устраивать масштабное расследование.
Через какое-то время возня на улице закончилась, и барак облегченно вздохнул. Любые действия немцев могли привести к проблемам. Заявись они в барак с проверкой, и кто знает, чем все кончилось бы…
Я все же задремал под утро, но почти сразу же дверь распахнулась, и в помещение вошел высокий офицер в сопровождении двух солдат. Прежде я его не видел, так что имени не знал.
Офицер осмотрелся по сторонам, неприязненно повел носом на царящие внутри запахи, и коротко приказал:
— Aufstehen[9]! — после чего вышел на улицу.
Утренняя перекличка проходила, как обычно. Про Осипова никто вопросов не задавал, и это было хорошим знаком. Значит, наша задумка удалась, и его смерть все же приняли за самоубийство.
Мне показалось, что рапортфюрер Зорге проявил особый интерес именно к нашему тридцатому бараку. Пока шла перекличка, он не сводил глаз с наших рядов, словно выискивая кого-то взглядом. Не к добру такое внимание…
Как и обещал генерал, меня, Зотова и еще человек тридцать на сегодня определили на завод.
Нас построили в колонну и погнали, словно баранов, вперед, сквозь ворота с уже знакомой резной надписью «Arbeit macht frei», и дальше, до вторых ворот и внешней стены. Справа за внутренними воротами я увидел несколько строений комендатуры: три барака для солдат охраны СС, бюро управления и еще какие-то постройки, назначения которых я не знал.
— Там электрощитовая, — негромко сообщил мне Зотов, — оттуда подается напряжение на колючку по всему периметру. А в самом конце, вон видишь маленький дом с желтыми стенами — политический отдел, меня как-то водили туда на допрос…
Слева же располагались гаражи и склады. Там нам приказали остановиться и ждать.
Колона мрачно замерла, вокруг на равном расстоянии расположились с десяток автоматчиков, у троих были собаки. На нашу группу охраны было более чем достаточно.
Наконец, явился тот самый незнакомый мне офицер, разбудивший нас с утра на построение. Он что-то сказал переводчику, и тот закричал, обращаясь к нам:
— Грузиться в машины, быстро!
От гаража отъехали три военных грузовика «Опель», модели «Blitz S» со снятыми тентами, и мы набились в кузова двух первых машин, как селедки в бочку. В третьем грузовике разместились охранники, а офицер, имени которого нам не сообщили, сел на переднее пассажирское место в односкатный штабной «Mercedes-Benz L1500A», переводчик сел сзади. Я неплохо разбирался в марках и моделях немецких машин — поднатаскался за прошедший год, поэтому определил их без проблем.
Судя по всему, ехать нам предстояло достаточно далеко, иначе проще было бы отправить заключенных своим ходом, а раз посадили в грузовики и говорили про завод, то я предположил, что нас отвезут куда-то в сторону Берлина — это километров тридцать — тридцать пять на юго-восток — там много заводов, в том числе, строящихся, и дополнительные рабочие руки, конечно, немцам не повредят.
Погода, как и все дни до этого, стояла отвратительная. В лицо, как не прячься, била колючая морось, забиваясь и за шиворот, ветер дул с такой силой, словно пытался подхватить грузовики или, хотя бы, перевернуть их. Руки без перчаток быстро покраснели и начали коченеть.
Но я был искренне рад впервые за прошедшие недели выбраться за пределы лагеря. Я прекрасно понимал, что я не свободен, что каждое мое движение контролируется, и вздумай я выпрыгнуть за борт, как тут же получу очередь в спину от охраны. И все же… я дышал холодным воздухом, смотрел по сторонам, и чувствовал себя иначе. В лагере сама атмосфера с невероятной силой давила на психику, загоняя людей в непрерывный страх за свои жизни и жуткую депрессию, когда силы попросту покидали самые крепкие организмы, и ты не мог даже подняться с постели… а это была верная гибель. Черный дым, почти круглосуточно шедший из труб крематория, постоянно напоминал о том, что тебя ждет.
