До лазарета и больничных корпусов от карцера было рукой подать, и через пять минут мои запыхавшиеся от усилий сопровождающие внесли меня в знакомый корпус и, словно мешок с мусором, бросили на пол.

— Что это? — раздался знакомый голос сестры Марии. Судя по интонациям, она была недовольна.

— Принесли заключенного. Провел ночь в карцере. Без печки. Выжил, — отрапортовал Клаус. Его голос чуть дрожал от волнения. Кажется, он изрядно побаивался сестру милосердия.

— Ночь в карцере, говоришь? — из кабинета вышел доктор Риммель, с интересом выслушавший доклад. — А ну-ка, давайте его ко мне на кушетку. Желаю осмотреть!

Вот те на! Попал из огня да в полымя. Но теперь деваться некуда, придется продолжать прикидываться полутрупом. Вот только доктора обмануть будет далеко не так просто, как солдат.

Меня вновь бесцеремонно дернули с пола, буквально на руках протащили до кабинета Риммеля, внесли внутрь и швырнули на кушетку лицом вниз. Из моей груди вырвался непроизвольный стон, хотя я и пытался всеми силами сдержаться.

— Вижу, вижу, не умер! — живо отреагировал Риммель, потом задумался и добавил: — Хотя должен был, если вы, господа, все описали, как оно было.

— Не извольте сомневаться, господин доктор! — Клаус вытянулся от усердия и удовольствия, его редко именовали «господином», и эсэсовцу было приятно. — Без тепла, еды и воды, после «приема» у господина фон Рейсса. Мы думали, сразу загнется, а он, глядите, даже порозовел лицом… и пальцы не отморозил!

— А ну-ка, сестра, подойдите сюда! — приказал доктор.

Я почувствовал, как меня переворачивают в четыре руки лицом вверх, потом Мария быстро прошлась ножницами по одежде, срезая ее, и уже через минуту я лежал на кушетке совершенно обнаженный.

— Не может быть! — восторженно вскрикнул Риммель. — Смотрите, ни одной омертвевшей конечности, все пальцы целы, руки и ноги в полном порядке, нет характерных пятен. Пульс в норме. Говорите, он побывал у фон Рейсса? Но этим шрамам на вид несколько недель. Этот человек совершенно здоров!

Я понял, что обманывать собравшихся вокруг людей дальше не имеет смысла, но вот так резко прекращать игру тоже было глупо, поэтому я приоткрыл глаза и попросил срывающимся голосом:

— Пить!..

— Сестра! — приказал Риммель, и вскоре я уже пил воду из стакана, поднесенного Марией.

Ее лицо выражало недовольство, а вот вид доктора, напротив, лучился искренним счастьем. Он ходил вокруг кушетки, поглядывая на меня. Я неспешно допил, вернул стакан медсестре и взглянул на Риммеля.

— Как вы себя чувствуете? — тут же спросил он.

— Очень плохо, слабость, головокружение, тошнота. Я едва не замерз насмерть этой ночью. И лишь чудо спасло меня от смерти!

— Но вы провели ночь в карцере без какого-либо источника тепла?

— Провел, — вынужденно согласился я.

— Вы-то мне и нужны! — безапелляционно заявил Риммель. — Если бы я сразу понял ваш потенциал, то не потерял бы столько времени. Впрочем, мы еще можем успеть до его приезда!

Тон и целеустремленность доктора мне однозначно не понравились. К тому же, я прекрасно понял, о чьем скором приезде он говорит. Конечно же, речь шла о Гиммлере. Я уже думал, что лучше бы вернулся в лапы жесткого и жестокого, но относительно предсказуемого фон Рейсса. А вот, что именно намеревается проделать со мной доктор Риммель, я даже представлять не хотел, памятуя о тех документах, которые обнаружил в его сейфе.

Я попытался подняться с кушетки, но доктор сделал знак, и солдаты схватили меня за руки, придержав меня в лежачем положении. Можно было попытаться вырваться, но я не стал показывать собственные силы до поры до времени.

Сестра Мария ловко взяла у меня кровь из пальца для анализов, а доктор ходил по кабинету и довольно потирал руки. Увидев, что медсестра закончила, он приказал:

— Тащите его за мной!

И вновь меня подхватили под руки. Я не сопротивлялся, пока ничего не предвещало смертельной угрозы, но когда меня занесли в знакомую комнату с двумя резервуарами, а руки тут же сцепили наручниками за спиной, дергаться было поздно.

— Внутрь его!

Голый, со скованными руками, я слегка растерялся от скорости происходящего, а через минуту уже отплевывался, с головой погрузившись в ледяную воду. К счастью, глубина резервуара, в который меня буквально зашвырнули, была не больше полуметра, так что в сидячем положении захлебнуться я никак не мог.

Но главная проблема тут была иной. Температура воды была почти нулевая, на поверхности плавали куски льда, и сверху уже задвигали плотную крышку с небольшим отверстием для доступа воздуха.

— Пять часов! — услышал я приглушенный голос Риммеля. — Если продержишься столько, потом тебя вытащим. Обещаю!

Пять часов? Да он шутит! В такой холодной воде сложно пробыть и четверть часа, даже если ты тренированный «морж».

Дьявол! Почему опять я?

Двигаться, нужно больше двигаться! Если ночью в камере я даже уснул, и это мне помогло, то здесь в резервуаре о подобном и думать не стоило. Никакая усиленная регенерация не справится со столь сильным стрессом для организма.

По сути, шансов у меня нет. Никто не может выдержать это испытание, человеческое тело попросту не приспособлено для пребывания при таких низких температурах столь долгий срок.

Но самостоятельно выбраться наружу я не мог. Раньше, чем через пять часов меня отсюда не вытащат. Да еще эти чертовы наручники… сталь охладилась настолько, что жгла запястья могильным холодом.

Если бы резервуар был больше, я мог бы ходить, это дало бы минимальный запас тепла, но я сидел, стараясь дышать глубоко и равномерно, благо, свежего воздуха внутри хватало.

— Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять…

Некоторое время я пытался читать вслух детские стишки, но вскоре перестал — зуб на зуб не попадал. Потом начал крутить головой влево и вправо, надеясь чуть размять шею, поджимать ноги к груди, но скоро понял, что все бесполезно.

Я едва мог дышать от леденящего душу холода, сковывавшего все мои члены. Сначала свело икры на ногах, и это на какое-то время даже помогло, дикая боль освежила мозг, впрыснув в кровь немного адреналина. Ноги стали как деревянные колодки, и находись я на глубине, непременно утонул бы.

Потом свело руки и шею, и я бы точно нахлебался воды, если бы вырубился. Но я еще держался, отчаянно сражаясь за собственную жизнь.

Сколько прошло времени? Я давно сбился со счета. Полчаса? Час? Ответить я не мог.

В какой-то момент я понял, что не чувствую больше ничего, даже холода. Тело почти перестало мне подчиняться, и сознание вновь начало угасать.

Если не выдержу и потеряю сознание, то попросту захлебнусь.

Сердце начало биться с перебоями.

Неужели болезнь Димки опять вернулась? Совсем недавно, несколько дней назад, уже проявились первые симптомы, но потом они ушли и не возвращались, и я подумал, что это была случайность.

Нет.

Организм, который переродился с моим появлением и, как я думал, полностью восстановился, вновь начал сбоить. Как процесс рецессии у ракового заболевания. Казалось, болезнь побеждена, и все в порядке, но в какой-то момент она возвращается вновь, стократно усилившись, и мало кому удается выиграть повторную битву.

Я поплыл… не в физическом смысле, а ментально. Мысли мои перепрыгивали с одного события на другое, я вспоминал все, случившееся со мной за эти месяцы.

В любом случае, я успел сделать многое, и даже, если сейчас меня не станет, то, надеюсь, я оставил свой небольшой след в нашей истории.

И все же, хотелось большего.

Чертов Риммель и его методы! Впрочем, не он первый.

Многие думают, что именно немцы в Первой мировой перестали использовать «джентльменские» правила ведения войны, начав массово применять отравляющие вещества, распыляя их над русскими окопами. А потом, тридцать лет спустя, они лишь продолжили собственную практику истребления солдат противника, используя для этого все возможные средства и самые современные достижения химической промышленности. А до этого, мол, войны велись по правилам, по совести и чести, где пленных не убивали, а с захваченными мирными жителями обращались уважительно.