– Кто же даст взаймы перед самым праздником? – безразличным тоном заметила жена, не проявив никакого участия.

Фан опустил голову, он понимал, что в этом нет ничего удивительного, – не так уж он был близок с Цзинь Юн-шэном. Тут он вспомнил, как в канун прошлого Нового года к нему явился земляк и попросил у него взаймы десять юаней. Фан тогда уже получил чек на жалованье, но дать взаймы побоялся и соврал, что сам находится в затруднительном положении, что не получил жалованья ни на службе, ни в школе, что рад бы, да не в силах помочь, и выпроводил земляка. Выражение собственного лица при этом Фан, естественно, не видел, однако почувствовал неловкость, губы у него дрогнули, и он покачал головой.

Спустя некоторое время Фан велел мальчишке-слуге сходить в лавку и взять в долг бутылку «Лотосовой».[8] Лавочник же не посмеет отказать, надеясь, что перед праздником ему заплатят все долги. А если откажет, Фан в наказание не уплатит ему завтра ни гроша.

«Лотосовую» удалось получить в долг. Фан выпил две чашки, и лицо его порозовело. После ужина он развеселился, закурил сигарету известной марки «Хадэмын»,[9] взял со стола сборник стихов «Опыты»[10] и улегся на кровать.

Подошла госпожа Фан и, в упор глядя на него, спросила:

– Как же мы завтра расплатимся с лавочниками?

– С лавочниками?… Пусть придут восьмого во второй половине дня.

– Я не могу им этого сказать. Они не поверят.

– Как это не поверят! Пусть спросят, – во всем учреждении никто не получил, ждут восьмого!..

Он ткнул указательным пальцем в полог, а потом очертил в воздухе полукруг. Жена внимательно проследила за его пальцем, который тут же перевернул страницу. Это значило, что от мужа сейчас больше не добьешься ни слова…

– Я думаю, так дальше продолжаться не может… Надо что-то придумать, заняться каким-нибудь иным делом, – перевела она разговор на другую тему.

– Что придумать? Чем заняться? Ведь «чиновнику в писцах не ходить, а военному пожаров не тушить».

– А разве ты не писал сочинений для шанхайской книжной лавки?

– Для шанхайской книжной лавки? Так ведь они платят за рукопись, считая каждый иероглиф в отдельности, пробелы у них в счет не идут. А ты видела современные стихи, которые я для них написал? Сколько там пустого места? За всю книгу заплатят, пожалуй, не больше трехсот юаней. Да и об оплате за авторское право от них уже шесть месяцев нет никаких известий. Кто вытерпит такое? «Далекой водой не спасешься от близкого пожара».

– Ну, а если отдать в редакцию здешней газеты?…

– Газеты? Даже в самой крупной газете за тысячу иероглифов платят несколько медяков. Мне говорил об этом один студент, который там сотрудничает. На это вас не прокормишь, если даже писать с утра до ночи. Да и где я наберу темы для стольких статей?

– Что же нам делать после праздников?

– После праздников? Буду по-прежнему служить… Явятся завтра лавочники, скажи, что получат деньги восьмого после обеда. – И он снова взялся за книгу.

Госпожа Фан, боясь упустить подходящий случай, торопливо заговорила:

– Я думаю, после праздников… восьмого числа… не купить ли нам… выигрышный билет в лотерею?

– Вздор! И скажет же такое, точно необразованная…

Но тут Фан вдруг вспомнил, как он, растерянный, забрел в магазин под вывеской «Таосянцунь» после того, как его выпроводил Цзинь Юн-шэн. При виде объявлений у входа с огромными иероглифами «Главный выигрыш – десять тысяч юаней» сердце у него дрогнуло, и он замедлил шаг. Но йотом решительно прошел мимо, поскольку не мог расстаться с последними шестьюдесятью фэнями, лежавшими в кошельке.

По его изменившемуся лицу госпожа Фан предположила, что он рассердился на ее необразованность, и, оборвав разговор, поспешно отошла. А Фан, так и не закончив фразы, снова улегся и принялся читать нараспев стихи из сборника «Опыты».

Июнь 1922 г.