А-кью все это раздражало. Он давно чувствовал себя одиноким, а когда услышал о «серебряном персике» сюцая, сразу понял: чтобы стать революционером, мало заявить, что присоединяешься к революции и закрутить косу. Самое главное – завести знакомство с революционерами, а он за всю свою жизнь видел только двух: того, которому в городе – ш-ша! – отрубили голову, и этого Поддельного заморского черта. У А-кью не было выбора, и он решил немедленно пойти к Поддельному заморскому черту посоветоваться.
Ворота в доме семьи Цянь были открыты. А-кью осторожно вошел и сразу испугался. Посреди двора, весь в черном, вероятно в заморском костюме, стоял Поддельный заморский черт. На груди у него красовался «серебряный персик», в руке была палка, которую А-кью когда-то испробовал на себе. Успевшие подрасти распущенные волосы Поддельного заморского черта делали его похожим на праведника Лю Хая.[72] Против него стояли Чжао Бай-янь и три бездельника, которые со вниманием, очень почтительно слушали его речь.
А-кью незаметно подошел и стал позади Чжао Бай-яня; он хотел окликнуть хозяина, но не знал, как это лучше сделать. Сказать: «Поддельный заморский черт»? Нет, не годится. «Иностранец» – нельзя, «революционер» – тоже. Может быть, назвать его «господин иностранец»?
Между тем «господин иностранец» не замечал А-кью и, закатив глаза, вдохновенно разглагольствовал:
– …Я человек нетерпеливый. И каждый раз при встрече с ним прямо ему говорил: «Братец Хун![73] Надо действовать!» Но он твердил свое: «No».[74] Это иностранное слово; вам его, конечно, не понять! Если бы не это слово, мы давно победили бы… Но он оказался чересчур нерешительным… Не раз просил меня поехать в Хубэй,[75] но я не согласился. Кому охота работать в таком захолустье?
Выждав, пока «господин иностранец» умолкнет, А-кью храбро произнес: «Ага!.. Вот что…» – но и на этот раз почему-то не назвал его «господин иностранец». Присутствующие испуганно обернулись, и тут только «господин иностранец» заметил А-кью.
– Что тебе?
– Я…
– Пошел вон!
– Я хочу присоединиться…
– Убирайся!.. – И «господин иностранец» замахнулся своим «похоронным посохом».
Чжао Бай-янь и бездельники закричали:
– Господин приказал тебе убраться! Почему ты ослушался?
А-кью прикрыл голову руками и, не помня себя, бросился за ворота, но «господин иностранец» не преследовал его. Пробежав несколько десятков шагов, А-кыо пошел медленнее. Сердце его сжимала тоска. «Господин иностранец» не допустил его к революции, а другого пути у него нет. Отныне А-кью уже не мог надеяться, что придут люди в белых шлемах и в белых панцирях и позовут его. Все его чаяния, надежды, стремления планы были уничтожены одним взмахом палки. Теперь его уже не волновало, что бездельники разнесут эту новость и Маленький Дэн или Бородатый Ван станут насмехаться над ним.
Кажется, никогда еще А-кью не пребывал в таком унынии. Он утратил всякий интерес к своей закрученной на макушке косе, даже почувствовал презрение к ней. Всем назло он решил сейчас же раскрутить косу, но почему-то не сделал этого. Прошатавшись до ночи, он выпил в долг две чашки вина и вновь пришел в хорошее настроение. В его сознании снова возникли смутные образы людей в белых панцирях и белых шлемах.
Однажды, досидев, как обычно, до закрытия винной лавки, А-кью вернулся в храм Бога земли.
«Бум!» – вдруг донеслось с улицы. Любитель всяких происшествий, А-кью тотчас же устремился в темноту. Впереди послышались шаги нескольких человек, потом кто-то пробежал мимо. А-кью повернулся и помчался вслед за бегущим. Человек свернул в сторону – А-кью тоже. Неизвестный остановился, и А-кью остановился. Подойдя к неизвестному, А-кью обнаружил, что это всего-навсего Маленький Дэн.
– В чем дело? – сердито спросил А-кыо.
– Чжао… Грабят дом почтенного Чжао… – задыхаясь, ответил Дэн.
Сердце А-кью учащенно забилось. Маленький Дэн скрылся в темноте. А-кыо побежал дальше, то и дело останавливаясь. Как человек бывалый, имевший дело с людьми «подобной профессии», он, осмелев, добрался до угла улицы и внимательно прислушался – там вроде бы кто-то разговаривал. Потом увидел людей, выносивших сундуки, домашнюю утварь и кровать нинбоского образца. Кажется, они были в белых шлемах и белых панцирях, но все это произошло как в тумане. Надо бы подойти ближе, однако ноги не слушались А-кью.
Ночь выдалась безлунная, и стояла такая тишина, будто вернулись времена великого покоя, царившего при императоре Фу Си.[76] А-кью оставался на углу, пока у него хватило сил, а мимо него все тащили и тащили сундуки, домашнюю утварь, нинбоскую кровать, на которой спала жена сюцая. Он просто не верил собственным глазам, но твердо решил остаться незамеченным и в конце концов вернулся в свой храм.
В храме была черная, как лак, тьма. А-кью тщательно запер ворота и ощупью пробрался в свою каморку. Лег и постепенно успокоился. Итак, люди в белых шлемах и белых панцирях действительно пришли, но его не позвали. Они унесли много хороших вещей, а на его долю ничего не досталось…
«И все потому, что Поддельный заморский черт – будь он проклят! – не допустил меня к революции. Иначе разве я не получил бы своей доли?» – негодовал А-кыо.
Чем больше он думал об этом, тем больше злился, и под конец душа его переполнилась горечью. В гневе он тряхнул головой и прошептал:
– Не допустили. Только вам можно. Ну, погоди, Поддельный заморский черт! Ты – мятежник, а мятежникам – ш-ша! – рубят головы… Вот возьму и донесу… Посмотрим тогда, как тебя заберут в ямынь[77] и отрубят тебе голову… А добро отберут. Всей твоей семье отрубят… ш-ша… ш-ша…
Ограблением дома Чжао вэйчжуанцы были и обрадованы и напуганы. Те же чувства испытывал и А-кью. Однако спустя четыре дня, ровно в полночь, А-кью схватили и отправили в город. В эту, тоже темную, ночь отряд солдат, отряд самообороны, отряд полиции и еще пять сыщиков незаметно подошли к Вэй-чжуану, воспользовавшись темнотой, окружили храм Бога земли и выставили пулемет прямо против входа. А-кью не показывался. Долгое время вообще не было никакого движения. Наконец начальник потерял терпение и назначил награду в двадцать тысяч медяков тому, кто первым проникнет к А-кью. Тогда два солдата из отряда самообороны, пренебрегая опасностью, отважились перелезть через стену. Вслед за ними отряды объединенными усилиями проникли в храм и схватили сонного А-кью, который пришел в себя, лишь когда его проволокли мимо пулемета.