Раньше, октиллион ассоциировался у меня с Юпитером, ведь половина его массы в килограммах равна именно этому числу. Теперь будет с Тимуром…От разброса собственных мыслей у меня истерика начинается, продолжаю сидеть на полу и плакать, но теперь плач хохотом сопровождается. Какие мне отношения, если я ненормальная?

Будят меня утренние солнечные лучики, что норовят забраться под веко и коснуться слизистой оболочки глаза. Натягиваю одеяло повыше на лицо и от окна отворачиваюсь. Пора подниматься. После того, как на спорте был крест поставлен, более поздний подъем был единственным позитивным моментом. Но это быстро мне надоело: чтобы выспаться всласть хватило пары недель.

Пока ёж мой – Прожорка, он же Жор, в ветклинике прохлаждается уже пятые сутки, мне снова нечем заняться. Его оставили там понаблюдать и взять анализы после ввода прививок. Дикое животное держать дома негуманно, но я всё же возьму на душу грех. Жду его очень не только я. Деревянная клетка метр тридцать на метр, подстилка, поилка, домик, кормушка, беговое колесо и личное полотенце. Ах да, ещё вольер на случай прогулок, так как отпускать гулять его просто по квартире не безопасно, так написано в статьях об уходе за домашними ежами. Он может пораниться сам и испортить что-то из мебели, не думаю, что хозяин квартиры рад будет. Мне ещё повезло, что ногти ему подрежут и искупают в клинике. Как и все парни, он оказался требовательным привередой. Жду его всё равно. У меня никогда не было домашних животных. Жор будет первым.

Телефон, лежащий на краю дивана, на котором я сплю, вибрировать начинает, высовываю руку из-под одеяльного убежища и, сжав ладонью устройство, тащу в свое царство темноты. Весьма условное царство весьма условной темноты.

Оля. Кто же ещё.

Тилетрия – наша с Олей малышка, определила нас как Беляночку и Розочку, после прочтения ей сборника сказок братьев Гримм. Если с Олей понятно: она что внешне, что внутренне беленькая, то меня с Розочкой роднит только темный цвет волос.

– Доброе утро, – произношу, приняв вызов и включив громкую связь.

Она уже на беговой дорожке несётся: слышу характерные звуки.

– Ты спишь что ли? Привет. Поднимайся и неси свою упругую жопку в душ. Встретимся дома у Тиль, – так она нашу мини-исследовательскую лабораторию называет. – Эми, живее. Почему я ещё не слышу противного скрипа твоего ложа?

Очень важно в этой жизни встретить такого же чудака, как вы сами. Можно для всего мира быть серьёзным и сдержанным занудой и только в компании того самого – своего человека, ржать как припадочный, обкуренный конь. Примерно так у нас с Олей и вышло. Когда я на втором курсе перевелась из Дальневосточного федерального университета, мы с ней сразу поладили. И дело было не в том, что девушки на курсе составляют процентов двадцать от населения – нам весело вдвоем было с первых секунд.

– Сегодня вскрсн. Я хотела дольше поспать, – тяну флегматично, стараясь её чуть-чуть побесить.

– Много же ты энергии сэкономила, выкинув четыре гласные буквы. Четыре же? А объектно-ориентированное программирование как сократишь? – походу ускоряется в беге, произнося окончания слов на выдохе.

– ООР. Я что кукуля, по-твоему, разбивать это в голове на гласные и согласные?

– Ты и так, и так для меня кукуля.

– Между мной и мешком оленьего меха ничего общего нет.

Оля в смехе заходится.

– А как же эвенские корни?! – смеется так, что у меня возникают опасения за её жизнь: рухнет и счешет себе половину лица.

– Не убейся там, смотри, – бурчу в ответ.

– Твои аппетитные ножки заставляют моё сердце биться чаще, так что тащи их ко мне побыстрее, – хохоча, произносит и скидывает вызов.

«Аппетитные ножки», «упругая жопка» – те эпитеты, которые Оля может только в моём присутствии произнести. В жизни она нереально скромная и добрая девушка. Другой такой просто нет. И она, и её мама – очень светлые и добрые люди.

На то, чтоб собраться, уходит всего двадцать минут. За это время я успеваю принять душ, выпить кофе, съесть банан и прибрать в своей комнате: собрать постельное, убрать его и сложить диван. И вытереть пыль. В детстве у меня была астма, вызванная наличием аллергии на пылевых клещей. Родители старались не обрастать мелочевкой, поверхности все были пустые, ничем не заставленные, чтобы удобнее было влажную уборку проводить. Недуг прошел, а привычка осталась.

Выйдя из квартиры, рядом с соседской дверью замечаю грустного пёселя, сидящего на подстилке, которую ему оставили для осуществления естественных нужд.

– Привет, Дёготь, – опускаюсь на корточки и глажу собаку. – Когда-нибудь психану и себе тебя заберу. Терпишь до сих пор? – смотрю на сухую пеленку. – Пошли погуляем. Оля меня простит, когда я ей расскажу, какими ты глазами на меня смотрел.

Дёготь – черный дружелюбный мопс, с косыми глазами на выкате. Соседи его завели по просьбе сына. Мальчику тринадцать и, когда родители уходят на работу или просто по делам, он забивает на нужды животного. Это так ленно вставать рано и идти собаку выгуливать, поэтому он выгоняет пса в подъезд, стеллит подстилку и идет заниматься своими делами.

Он товарищ контактный, любит, когда его гладят, играют. От любого проявления внимания прыгать на месте, как мяч начинает. Быстро дела свои грязные сделав, подходит ко мне и трется об ноги, подсказывая, что пора бы его потрепать. Он так радуется ласке, что даже похрюкивает – очень потешно.

– Сын опять в подъезд его выгнал? – слышу из-за спины голос Егора Николаевича, одного из хозяев Дёгтя.

Не хочется сдавать мальчугана, поэтому просто пожимаю плечами. Он и так знает ответ.

Немудрено, что добираюсь я до пункта назначения совершенно не быстро. Оля, заметив меня на углу здания, около которого она меня ждет, перехватывает картонную подставку со стаканчиками кофе в одну руку, и разводит обе руки к небесам, дескать, свершилось. Я же, в свою очередь, обе ладони складываю в просительном жесте, подношу к губам, извиняясь. Никогда раньше проблем с пунктуальностью у меня не было, сказывалась с годами выработанная дисциплина. То и дело я непроизвольно сравниваю? себя нынешнюю с собой же прошлой… Не всегда находя новые выигрышные качества.

– Прости. Дёготь хотел в туалет, – пожимаю плечами.

Олька сокрушенно вздыхает.

– Танцуй! Тогда я подумаю, – её глаза изумрудным огоньком загораются.

Со стороны мы выглядим как… умалишенные, если говорить мягко. То, о чём она просит, – это смесь тектоника, электро, танца Адриано Челентато из фильма «Укрощение строптивой» и женской лезгинки. Эти конвульсионные подрыгивания были придуманы мною несколько лет назад. Впервые увидев их, Оля так хохотала, что подавилась соком, который пила в тот момент. Честно? Я думала, что убила подругу. Она тогда поседела за пару секунду и кашляла после ещё часа два.