Делать нечего. Я пошел в указанном направлении, внимательно оглядывая улицы. Следы недавнего боя были повсюду: разбитые окна, воронки от снарядов, брошенное оружие, а главное — тела убитых, которые еще не успели убрать.

Вскоре, несмотря на то и дело вспыхивающую на улицах пальбу, я все же добрался до станции. Хотелось узнать, что сталось с дедом Мазалёвым, да и вообще — здесь явно был центр недавнего боя.

Страшная картина открылась передо мною. Пути и площадка перед станцией были усеяны трупами вперемешку — григорьевцы, красноармейцы, имелось и несколько гражданских, попавших под раздачу. Из двух окон станции вырывался густой светлый дым, угол здания был поврежден снарядами. Водонапорная башня была пробита в нескольких местах, и потоки воды водопадом хлестали сквозь проломы в кирпиче. Воздух был тяжелым от запаха крови и пороховой гари. Санитары, теперь уже с красными повязками, споро убирали убитых, оттаскивали в сторону стонущих раненых, грузили их на подводы. На меня, мечущегося по перрону, шикнули несколько раз:

— А ну, малец, не мешайся под ногами! Брысь отсюда!

— У меня тут дед работал! Грузчиком! Не видели его? — попытался спросить я у одного из санитаров.

— Дед? — тот не глядя отмахнулся от меня как он назойливой мухи. — Всех потом отыщешь. Не до тебя сейчас! Иди отсюда, пока цел!

Поняв, что здесь я ничего не добьюсь, я отошел в сторону.