Но деревня оживала дальше. Треснувшие дороги срослись, колодец наполнился водой, а на площади появился фонтан, которого раньше не было.

— Это не просто восстановление, — Миали коснулась стены. Её тени лизали свежую древесину, как щенки. — Здесь… есть память.

Из-за угла вышла девушка с корзиной яблок. Призрачная, полупрозрачная.

— Добро пожаловать в Лунный Перекрёсток, — она улыбнулась.

Призраки заполнили улицы. Дети гоняли обруч, старики играли в кости, женщины стирали бельё у фонтана. Но их глаза были пусты, а голоса — эхом из прошлого.

— Они не видят нас, — Дэфа прошла сквозь женщину, несущую хлеб. Та продолжала путь, роняя крошки, которые исчезали, не долетев до земли.

— Это не настоящее возрождение, — Филгарт пнул камень, который тут же вернулся на место. — Театр теней.

Карта «Суд» дрожала в моей руке, требуя большего. Я понял — чтобы оживить деревню по-настоящему, нужно пройти через их боль.

Я подошёл к призрачной девушке. Её образ дрожал, когда я коснулся картой лба.

Воспоминание ударило: она бежит по горящей улице, мечник — в доспехах с гербом Инквизиции — поджигает амбар. «За колдовство», — кричит, хотя знает: её отец отказался платить налоги.

— Прости, — выдохнул я, и карта вспыхнула.

Девушка обрела плоть. Яблоки в её корзине заалели, а в глазах появился блеск.

— Ты… — она отшатнулась, но потом улыбнулась сквозь слёзы. — Ты вернул мне выбор.

Её фигура рассыпалась в золотую пыль, а на месте деревни вырос дуб с резными листьями.

Колодец взорвался чёрной водой. Из него выползли тени с крючковатыми пальцами — духи, не принявшие искупления.

— Ты нарушил баланс! — закричала Миали, её тени сражались с одним из призраков. — Они хотят вернуться!

Я воткнул карту в землю. Корни дуба опутали деревню, утаскивая тени обратно в колодец. Последней исчезла девушка, махнув мне рукой на прощание.

Шеон сидел на корточках, дрожа. У него на ладони лежало яблоко — настоящее, сочное.

— Она дала мне, — прошептал он. — Сказала: «Для нового начала».

Мы разбили лагерь под дубом, чьи листья светились в темноте. Карта «Суд» теперь была тёплой, как живое сердце.

— Ты мог бы восстанавливать целые королевства, — Никлас чинил упряжь, кивая на карту.

— Но тогда мне пришлось бы пережить каждую их боль, — ответил я, наблюдая, как Дэфа сажает косточку от яблока в землю.

Филгарт бросил в костёр ветку, и искры взметнулись к листьям дуба, превращаясь в светлячков.

— Значит, в следующий раз подумаешь, прежде чем играть в бога?

— Нет, — я улыбнулся, впервые за долгое время. — Но буду готов заплатить цену.

Деревня осталась позади, но её эхо жило в нас — напоминание, что даже руины могут дать плоды, если найти смелость принять прошлое.

Степь дышала. Ковыль, серебристый от утренней росы, волновался под ветром, словно пытался что-то сказать. Колесница скрипела, в такт покачиваясь на ухабах, а Никлас, как всегда, сидел на облучке, вглядываясь в горизонт. Его руки, привыкшие к вожжам, теперь лежали на коленях расслабленно — словно впервые за долгие годы позволили себе отдых.

— Эй, бард! — Шеон щёлкнул пальцами перед лицом Пита, который дремал, облокотившись на мешки с провизией. — Спой что-нибудь, а? А то Никлас опять впал в свою «степную медитацию».

Пит, паренёк с лютней за спиной и вечным пучком соломы в волосах, зевнул, потягиваясь:

— Песни требуют вдохновения, а не пинков под ребро. — Он достал инструмент, провёл пальцами по струнам, и воздух наполнился мелодией, похожей на шелест травы. — Хочешь балладу о великом воине, который потерял штаны в битве с гусями?

Дэфа, чистившая кинжалы у костра прошлой ночи, фыркнула:

— Лучше спой о том, как кто-то заткнулся.

— О, леди Смерть заказывает музыку! — Пит вскочил, сделав реверанс. — Тогда послушайте историю о Чёрной Розе…

Он запел. Голос, бархатистый и глуховатый, сливался с завыванием ветра. Даже Никлас повернул голову, прислушиваясь. В балладе говорилось о воительнице, которая носила в сердце шип, пока не встретила дурака, умеющего смеяться над тенями.

— … и тогда она поняла, — Пит оборвал мелодию, щипнув струну, — что её боль — всего лишь обратная сторона радости.

Тишина повисла густым мёдом. Шеон первый нарушил её, бросив в барда сушёной вишней:

— И что, хэппи-энд?

— Кто знает. — Пит поймал ягоду в рот. — Жизнь — не сказка.

Миали, сидевшая на крыше колесницы, вдруг подняла голову. Её тени замерли, вытянувшись в сторону востока.

— Там, — она указала на едва заметные холмы. — Браслет дрожит сильнее.

Никлас натянул вожжи, и лошади, фыркая, свернули с тропы.

Круг менгиров возник перед нами, как сон. Камни, покрытые лишайником цвета ржавчины, стояли неровно — словно великаны, застывшие в танце. Между ними, на алтаре из чёрного базальта, лежал венок из чертополоха. Высохший, но всё ещё колючий.

— Здесь должна быть карта, — я коснулся рун на алтаре. Знаки «Мира» — переплетённые корни и крылья — светились тускло, как угли под пеплом.

Пит присвистнул, обходя камни:

— Это место старше империй. Видишь, как резьба повторяет узоры на моей лютне? — Он провёл рукой по трещине в менгире. — Здесь пели о равновесии. О том, что мир держится не на силе, а на…

— На пустых словах, — Дэфа пнула камень. — Карты нет.

— Кто-то опередил, — Филгарт поднял ветхую ленту с вышитой пчелой. — Знак Ордена Пчёльников. Собиратели древностей. Им нужны артефакты, а не карты.

Дэфа ударила кулаком по камню:

— Значит, они украли её?

— Да, — Миали провела рукой над алтарём. Тени ожили, показав отпечатки — человек в плаще, спотыкающийся, будто нёс непосильную ношу. — Он ушёл на север. С картой.

Мы двинулись следом.

Палатки Пчёльников стояли полукругом, словно щупальца, вцепившиеся в скалы. Над входом в каждую висели глиняные ульи — внутри них жужжали пчёлы с серебряными крыльями. Филгарт присвистнул, разглядывая телегу с решётками:

— Похоже, они коллекционируют не только артефакты.

Дэфа сжала рукоять косы. В её глазах отражались тени, мелькавшие за холстом палаток:

— Если карта здесь, они не отдадут её просто так.

Старейшина Ордена вышел навстречу, опираясь на посох с полым ульем. Его плащ был сшит из сотканных пчелиных крыльев, шуршащих при каждом шаге. Лицо, изуродованное шрамами, напоминало карту забытых войн.

— Собиратель, — прохрипел он, останавливаясь в двух шагах. — Ты пришёл за тем, что не может принадлежать тебе.

Шеон вынырнул из-за моей спины, держа в руке горсть светящегося песка из ущелья:

— Эй, дедуля, а вы это видели? Он горит, если плюнуть!

Старейшина проигнорировал его, уставившись на мою колоду:

— «Мир» не для таких, как ты. Ты — разрушитель.

— А вы — воры, — Миали шагнула вперёд, её тени обвили посох старейшины. — Карта выбрала его.

Жужжание усилилось. Из улья на посохе вырвался рой пчёл, но Филгарт ловко швырнул плащ, накрыв их.

— Давайте без драк, а? Я сегодня в новом плаще.

Старейшина усмехнулся, подняв руку. Из палатки вывели юношу лет восемнадцати — Арни. Его пальцы сжимали медальон с пчелой, а на руках краснели ожоги, словно от прикосновения к раскалённому металлу.

— Она говорит со мной, — прошептал он, не поднимая глаз. — Горит, но я должен…

Мы вошли в его палатку. Вместо кровати — груда книг с обугленными страницами. На столе лежала карта — «Мир». Его поверхность мерцала, как вода под луной.

— Почему ты взял её? — я спросил, садясь на сундук.

Арни дрожал, обхватывая себя руками:

— Я хотел доказать, что достоин. Все смеялись, когда я говорил, что найду артефакт… — Он посмотрел на ожоги. — Но она не даёт спать. Во снах я вижу…

— Что?

— Пустоту. — Его голос сорвался. — Как будто я растворяюсь, а вместо меня остаётся только ветер.

Дэфа, стоявшая у входа, неожиданно опустила косу:

— Ты боишься исчезнуть.

Арни кивнул. Филгарт прислонился к столу, разглядывая карту: