— Господин, вы специально ждали, пока храм рухнет⁈ — заорал он, выплёвывая каменную пыль.

— Эстетика, — усмехнулся я, перебирая колоду. «Верховный жрец» обжигал пальцы, словно голодный щенок. — Руины красивее целых храмов. Особенно когда внутри жарится парочка святош.

Из-под груды обломков донесся приглушённый хруст. То ли костей, то ли мраморных плит. Воздух наполнился запахом жареной плоти — сладковатым, с нотками церковного ладана. Филгарт резко дёрнул головой к звуку. Его арбалет, привязанный к спине ремнями из тролльих жил, заскрипел, будто живой.

— Там кто-то есть, — пробурчал он, снимая оружие.

— Был, — поправил я, наблюдая, как из-под камня выползает рука в белой ризе. Пальцы судорожно сжали золотой крест, потом ослабли и поникли. — Теперь это шашлык.

Пит скривился, выплёвывая каменную пыль, которая осела у него на зубах, как плохой налёт с совести. Его коричневый плащ теперь напоминал пергамент, обмакнутый в чернила — весь в серых разводах и дырах от искр.

— Мне снились кошмары получше, — проворчал он, доставая из кармана дохлую летучую мышь. — Вот хоть перекусить есть.

Филгарт молча протянул ему кожаную флягу. Пит отхлебнул, скривился ещё сильнее и выплюнул жидкость, которая разъела камень на полу повозки.

— Ты мне кишки прожжёшь!

— Травяной бальзам, — пожал плечами Филгарт, возвращая флягу за пазуху. Повозка дёрнулась, спрыгивая с уступа. «Колесница» взвыла, как раненый зверь.

Филгарт начал молча перевязывать рану на плече — осколок статуи пробил кожу. Его кровь капала на пол повозки, и карта в моей руке дрогнула, жадно впитывая алые капли.

— Она требует подношений? — спросил он, заметив движение.

— Всё требует. Даже боги. — Сунул карту обратно в колоду, чувствуя, как её энергия пульсирует в такт сердцебиению. — Но я не жрец. Я коллекционер.

Пит фыркнул, разламывая мышиный скелет. Хруст костей смешался с грохотом очередного обвала.

— Значит, теперь мы таскаем с собой вампира-святошу? Отлично. А я думал, наша жизнь недостаточно весёлая.

«Колесница» резко свернула, уходя от летящего камня. Валун врезался в скалу справа, выпустив рой летучих мышей с кроваво-красными глазами. Одна из них вцепилась Питу в волосы, прежде чем Филгарт сбил её болтом.

— Спасибо, — Пит выдрал из пряди клок шерсти. — Теперь я пахну как публичный дом после праздника урожая.

Мы вынеслись на относительно ровный участок. Храм остался позади, превратившись в груду камней с торчащими, как рёбра, колоннами. Ветер донёс последний вздох святилища — гулкий стон, похожий на скрип закрывающихся врат ада.

— Коллекционер, — пробормотал я, разминая пальцы. «Верховный жрец» жёг карман, будто уголь в рождественском чулке. — Не жрец. Не пророк. Не верующий дурак. Я собираю их, как ребёнок собирает жуков — чтобы посмотреть, как они бьются в банке.

Филгарт записал что-то в потрёпанный дневник, зажатый между колен. Страницы пестрели кровавыми пятнами и рисунками — на последней был схематичный набросок статуи с подписью: «Жрец-говно. Взорвали. Класс».

— Он вас сожрёт первым, — неожиданно сказал Пит, тыча в мой карман. Его глаза сузились, как у кота, видящего призрак. — Такие карты… они как проклятые зеркала. Сначала ты любуешься отражением, а потом оно начинает любоваться тобой.

Повозка наехала на камень, подбросив нас всех в воздух. «Верховный жрец» выскользнул из колоды, развернувшись в полёте. На мгновение мне показалось, что маска на карте сморщилась в усмешке.

— Знаешь, что я сделал с последним зеркалом, что пыталось мной любоваться? — поймал карту зубами, чувствуя, как её края режут десну. — Разбил. И вырезал из осколков мозаику. Называется «Иди на хуй».

Пит захихикал, но смех его был сухим, как шелест мёртвых листьев. Он потянулся к своей лютне, обмотанной кишками неизвестного существа, и дёрнул струну. Звук вышел хриплым, болезненным.

— Скажите, Господин… — он сыграл тревожный аккорд. — Когда вы поймёте, что колода собирает вас самого?

Солнце скрылось за горами, бросив на нас последний луч — красный, как полоска на горле жертвенного ягнёнка. Я достал «Верховного жреца», поднёс к губам и шёпотом, чтобы слышали только карта и ветер:

— Давай договоримся. Ты не лезешь в мою голову, а я не буду выжигать тебя кислотой?

Карта дрогнула. Золотая маска на рисунке потекла, как воск, обнажив на мгновение череп под ней. Потом всё вернулось на место.

— Отлично, — сунул её обратно. — Значит, договорились.

Я посмотрел назад. В клубах пыли, поднимающихся от руин, мелькнули тени — слишком прямые, слишком человеческие, чтобы быть просто игрой света. Кто-то шёл по нашим следам, не скрываясь. Высокий, в развевающемся плаще, с посохом, бьющим в такт шагам…

«Колесница» рванула в чащу, сминая кусты и выкорчевывая молодые деревца. Где-то позади, в руинах, завыл ветер — или голос. Слишком поздно понял, что это смех.

Лагерь раскинулся у подножия гор, словно гнойник у края язвы — нелепо, болезненно, но неизбежно. Скалы нависали над нами чёрными клыками, собирая сумерки в складках своих каменных глот. Пит копошился у костра, выкрикивая ругательства, которые могли бы опозорить даже демона-матроса. Его тень прыгала по валунам, превращаясь в карикатуру на пляшущего беса.

— Чтоб вам пусто было, твари пернатые! — он швырнул в огонь комок мха, который тут же захлебнулся дымом. — Даже черти в аду суше веток носят!

Филгарт сидел в трёх шагах, разобрав арбалет на части. Его пальцы двигались с хирургической точностью:

Снял тетиву, обёрнутую кишками горного козла.

Выковырял засохший яд из желоба.

Протёр болты тряпицей, пропитанной маслом светлячков — они засветились тусклым зелёным, как глаза голодного волка.

Между нами, на грубой шкуре тролля, лежал «Верховный жрец». Его золотая маска искривлялась, будто кто-то невидимый давил пальцами на пергамент. По краям карты выступили капли смолы, пахнущие ладаном и гноем.

— Слышишь? — Мадвис швырнул в меня берцовую кость, выловленную из супа. Она пролетела в сантиметре от виска, вонзившись в трухлявый пень. Из щелей выползли многоножки, спеша унести ноги. — Она шепчет. Как продажная девка на исповеди. Только без скидок за красоту.

Я поймал карту в воздухе, когда порыв ветра попытался унести её к обрыву. Золотая краска осыпалась под пальцами, обнажив строки, выведенные почерком писца с трясущимися руками:

'Власть над толпой в обмен на душу.

(Дополнительные опции:

— Бессмертие + вечная жажда

— Мудрость + слепота

— Любовь толпы + ненависть близких)'

— Дёшево. — Провёл ногтем по тексту, оставляя царапину на слове «душа». — У меня эта фигня уже в залоге у трёх демонов. Причём двое из них спорят, кому достанется моя печень.

Филгарт поднял голову. В его глазах отразилось пламя — не костра, а то, что горело глубже. На левом виске пульсировала свежая царапина в форме полумесяца.

— Она может контролировать других? — Он кивнул на карту, одновременно собирая арбалет. Пружины щёлкнули, как голодные челюсти.

Я перевернул карту. На обороте, под слоем якобы случайных клякс, проступил силуэт виселицы. Вместо верёвки — цепь с шипами, вместо тела — мешок с дырой, из которой сыпались монеты.

— Только тех, кто верит в бредни. — Швырнул «Верховного жреца» в костёр. Пламя выгнулось дугой, позеленев, как мох на северной стороне могил. Карта зависла в воздухе, обугленные края шевелились, словно крылья летучей мыши. — Видишь? Даже огонь брезгует.

Филгарт выстрелил не глядя. Болт пронзил карту, пригвоздив её к скале. Из прокола хлынула струйка чёрной жидкости. Капли, падая на камни, выжигали в них миниатюрные лица — все с открытыми ртами в немом крике.

— Интересная реакция, — пробормотал я, подбирая окровавленный болт. Металл был холодным, несмотря на пламя. — Может, использовать как чернила? Написать любовное письмо королеве троллей.

Ночью мне приснился «Верховный жрец».

Сон начался с запаха ладана — густого, удушливого, как рука мертвеца на горле. Я стоял на краю бездны, где скалы плавились в чернильную тьму, а звезды над головой были слепыми бельмами в глазницах неба. Воздух вибрировал от неслышных молитв, и я понял, что стою не на камне — на гигантской раскрытой ладони, пальцы которой уходили в облака из пепла.