— Должен признать, что в действиях Джошуа определенно проглядывается доля предвидения.

— Ну наконец-то. Спасибо.

— Тогда это значит, что ты приступишь к вызову зиготов?

— Да. Если ты не возражаешь.

— Я никогда не буду возражать против того, чтобы принять в себя твоего ребенка, несмотря на то, кто был его отец. Это тоже будет наш ребенок.

— И я никогда так и не узнаю его, — сказала она печально, — по-настоящему не узнаю. Просто буду знать его несколько лет за все его детство, точно так же, как я видела своего отца. Иногда мне кажется, что наши обычаи слишком суровы.

— Я буду любить его. Я буду рассказывать ему о тебе, если он об этом спросит.

— Спасибо. Однако у меня будут и другие дети. И я буду знать их.

— От Джошуа?

— Возможно.

— А что ты собираешься делать по поводу него и доктора Мзу?

Иона взволнованно вздохнула. Изображение спальни Элен уплыло. Она оглядела свой собственный кабинет; он был забит темной деревянной мебелью, которая насчитывала уже несколько веков. Ее привез с Кулу еще дед. Все, что ее окружало, было пропитано историей, напоминало ей, кто она такая и какова ее ответственность. Это была тягостная ноша, и она умудрялась довольно долго уклоняться от нее. Но всему есть конец.

— Я не собираюсь ему ничего говорить, по крайней мере, не сейчас. Джошуа — седьмой капитан, к которому обратилась Мзу за последние пять месяцев, она просто пока еще забрасывает удочку, изучая, какая реакция последует на ее предложение.

— Да, она заставляет оперативных разведчиков подергаться.

— Знаю. В этом есть и моя вина. Они не знают, что может случиться, если она вздумает уехать. Не могут же они об этом спросить у Повелителя Руин, у них есть только обещание моего отца.

— А оно выполняется?

— Да, конечно. Она не имеет права уехать. Полицейским дан приказ задержать ее, если она только попытается это сделать. А если она даже и попадет на корабль, то есть разрешение использовать стратегическое оборонное оружие.

— Даже если этот корабль «Леди Макбет»?

— Джошуа не будет пытаться вывести ее, особенно после того, как я попрошу его об этом.

— А если нет?

Пальцы Ионы непроизвольно сжались вокруг распятия, висящего у нее на шее.

— Тогда ты расстреляешь этот корабль.

— Извини. Я чувствую боль в твоем сердце.

— Это нулевой вариант. Он этого не сделает, я верю в Джошуа. Деньги у него стоят далеко не на первом месте. Он мог бы рассказать людям про мое существование. Взять хотя бы эту женщину-репортера Келли Тиррел, она бы заплатила ему целое состояние за такую сенсацию.

— Я тоже считаю, что он не примет предложения доктора Мзу.

— Хорошо. Это заставляет меня задуматься. Людям требуется вера в то, что за их спиной стоит некто, обладающий властью и силой. Ты не думаешь, что я уже достаточно взрослая для того, чтобы появиться на публике?

— В умственном отношении ты уже стала взрослой несколько лет назад. Физически — возможно; в конце концов, ты достаточно взрослая, чтобы стать матерью. Думаю, тебе поможет смена фасона одежды. Имидж очень важен в твоем случае.

Иона опустила глаза. На ней был розовый бикини и короткий зеленый пляжный жакет, идеальная одежда для купания в бухте, что она и делала каждый вечер.

— Думаю, в этом есть смысл.

У Транквиллити не было причальных сооружений на южном полюсе. Полип, который образовывал эту полусферу, имел достаточно толстую оболочку, чтобы вместить огромные минерало-питающие органы и резервуар для углеводорода. Там располагались органы, которые производили различные питательные жидкости, циркулирующие в обширной сосудистой сети оболочки, поддерживающие митозный слой регенерирующий клетки полипа, питательные гланды в квартирах небоскребов, посадочные площадки, питающие прилетающих космо— и черноястребов, ровно как и множество других органов, которые отвечали за окружающую среду. Проход к внешней оболочке был затруднен плотно сгруппированными титаническими внутренностями.

Здесь также не было космопорта на постоянной орбите. Внешний центр был занят кратероподобной утробой, в диаметре достигающей полутора километров. Его внутренняя поверхность ощетинилась трубчатыми ресничками стометровой высоты, которые дробили астероидные камни, сбрасываемые космическими кораблями, привозящими их с внутреннего кольца Мирчуско. Попав в утробу, камни покрывались ферментом из трубочек ресничек и дробились в пыль и гранулы, то есть в кусочки, более удобные для поглощения и употребления.

Отсутствие космопорта на поверхности полюса, да вдобавок омывающие его соленые воды моря, плещущегося вокруг основания, означали отсутствие какой бы то ни было деятельности на изогнутых склонах. Первые два километра, прилегающие к бухте, были оборудованы как древние фермы в холмистой местности и были засажены кустами цветов и фруктовыми деревьями, за которыми ухаживали подрабатывающие студенты, будущие агрономы. За садовой зоной глинистая почва, лежащая на крутом склоне полипа, образовывала кольцо густой зеленой травы, корни которой противодействовали гравитации и удерживали почву на месте. Как трава, так и почва заканчивались примерно в трех километрах от утробы, где стенки полипа становились практически вертикальными. По самому центру торчала световая труба, тянущаяся на всю длину огромного обиталища: цилиндрическая сеть органических проводников, в чьем магнитном поле содержалась флюоресцирующая плазма, которая давала свет и тепло внутри обиталища.

Майкл Салдана решил, что спокойный, почти уединенный южный полюс является идеальным местом для размещения исследовательского центра Леймила. Теперь его конторы и лаборатории были разбросаны на площади около двух квадратных километров и представляли собой самое большое скопление зданий на обиталище, напоминая собой некий процветающий частный университетский городок.

Кабинет директора исследовательского центра находился на пятом этаже административного здания, приземистого круглого сооружения из отполированной до зеркального блеска меди, обрамленного балконом на колоннаде из серого камня. Здание было расположено в задней части исследовательского центра, поднимаясь на пятьсот метров над омывающим полюс морем, и открывало великолепный вид на субтропический парк, раскинувшийся в туманной дали.

Открывавшийся вид являлся неизменной гордостью Паркера Хиггинса, лучшего во всем Транквиллити кандидата на почетную должность восьмого директора исследовательского центра. Его великолепный кабинет был обставлен мебелью цвета густого бургундского, сделанной из оссалового дерева и вывезенной из Кулу еще во времена, предшествовавшие кризису, связанному с отречением. Паркеру Хиггинсу исполнилось восемьдесят пять лет. Его назначение состоялось девять лет назад и было почти последним, что успел сделать Повелитель Руин, и благодаря Богу (и довольно состоятельным предкам, которые смогли позволить себе приличную генную инженерию) он сохранит за собой этот пост еще на девять лет. С настоящей исследовательской работой он покончил двадцать лет назад, после чего полностью сосредоточился на административной деятельности. Это тот род деятельности, в котором он был великолепен: создание прекрасной команды, массаж подвижного эго, знание, когда надо подстегнуть, а когда и попридержать. По-настоящему эффективные научные администраторы были редки, а под его руководством работы шли довольно гладко, это признавали все. Паркер Хиггинс любил содержать свой мирок в чистоте и порядке, это одна из формул его успеха, поэтому он был по-настоящему шокирован, когда, придя в одно прекрасное утро на работу, обнаружил молодую девушку с белокурыми кудрями, развалившуюся на подушках на его стуле с прямой высокой спинкой за его столом.

— Кто вы такая, черт подери?! — воскликнул он.