Яйцо перестало бултыхаться и теперь зависло под «Хайэлем», оглядывая пространство вокруг себя только что обретенным внутренним зрением. «Хайэль» начал менять траекторию их полета, поместив яйцо на постоянною круговую орбиту вокруг газового гиганта, где ему предстояло провести следующие восемнадцать лет, взрослея и увеличиваясь до размеров взрослой особи.

«Язиус» ринулся к верхней границе облачного слоя, оставляя за собой в кольцах темную борозду, видимую лишь тем, кто мог ее распознать, и говорящую о многом. Его полет, даже в пределах кольца-А, дал достаточно энергии, чтобы запитать еще два яйца, «Брисеиса» и «Эпопеуса». «Гесперус» вылупился, когда корабль проходил щель Кассини. «Грэя», «Иксион», «Лаокоон» и «Меропа» обрели сознание уже в кольце-В и только с тем, чтобы быть унесенными космоястребами, чьими композиционными схемами они были наделены.

«Юдат» поравнялся с «Язиусом» на внутреннем периметре кольца-В. Полет был долгим, тяжелым и подвергавшим серьезному испытанию даже могучие источники энергии космоястреба, не говоря уже о серьезном экзамене но искусству пилотажа. Но теперь «Язиус» снова призывал товарища, и «Юдат» преодолел разделяющее их пространство, их искажающие поля слились, а корпуса практически соприкоснулись. «Юдат» отправил «Язиусу» по телепатической связи свою композиционную схему, которая была воспринята с глубокой благодарностью.

— Благодарю тебя, — в конце концов сказал «Язиус». — Я чувствую, что этот будет совершенно особенным. В нем чувствуются великие силы.

Яйцо, подобно выпущенному из пушки ядру, вырвалось из яичника, сопровождаемое выброшенным в пространство фонтаном обрывков тканей полипа, и «Юдат» остался на месте, чтобы своим искажающим полем затормозить растерянное, озадаченное дитя. «Язиус» же тем временем продолжал полет. Озадаченный черноястреб так и не успел спросить, что означало последнее загадочное высказывание.

— Добро пожаловать в жизнь, — церемонно сказал «Юдат», остановив, наконец, вращение семиметрового шара.

— Благодарю тебя, — отозвался «Энон». — Куда мы направляемся?

— На более высокую орбиту. Сейчас мы слишком близко от планеты.

— А-а! — Небольшая пауза, пока неокрепший разум сообразовывался с зарождающимися чувствами, стараясь обуздать вихрем нахлынувшие мысли. — А что такое планета?

Последним яйцом был «Приам», извергнутый далеко за тонкой границей кольца-В. Космоястребы, продолжавшие следовать за собратом — теперь их оставалось никак не более тридцати, — начали разворачиваться. Сейчас они находились в опасной близости от облачного покрова, занимавшего более тридцати процентов видимого пространства. Начало сказываться притяжение планеты, пагубно влияющее на работу их искажающих полей и тем самым уменьшающее скорость кораблей.

«Язиус» же продолжал снижаться. Его более низкая, более скоростная орбита позволяла ему держаться впереди остальных. Но искажающее поле космоястреба постепенно стало слабеть, и в конце концов, в пятистах километрах от газового гиганта, было окончательно преодолено его гравитационным полем.

Впереди маячила линия терминатора — темная граница, словно пожирающая безмолвно подплывающие к ней облака. Слабые фосфеновые искорки проскакивали сквозь вихри и верхушки облаков, то исчезая, то вновь появляясь из плотных аммиачных туч. Мерцание призрачных светлячков становилось то ярче, то совсем исчезало из вида. «Язиус» окунулся в этот полусвет-полутень, и вокруг него сгустилась поистине непроглядная тьма. Сатурн перестал быть планетой, астрономическим объектом — теперь он становился вполне осязаемой твердью. Корабль-биотех несся вперед под все более острым углом. Впереди маячила одна-единственная огненная полоска, и его оптические датчики фиксировали ее все усиливающуюся яркость. Экватор неосвещенной стороны — эта ледяная бескрайняя пустыня внушала ощущение какого-то надменного величия.

Вместе с «Язиусом» вниз к планете неслись и частицы образующего кольца вещества, густой темный дождь, жадно захватываемый призрачными пальцами ионосферы, чьи обманчиво настойчивые ласки вскоре лишали их скорости и высоты. А в конечном итоге — и существования.

Стоило им оказаться у верхней границы ионосферы, как их охватывали ледяные сполохи вспыхивающих молекул водорода, окутывая смертников призрачным огнем. Они быстро снижались и, по мере возрастания плотности и сопротивления атмосферы, сначала тлели как угли, затем занимались ярким пламенем. Превратившиеся в солнечные искорки частички вещества оставляли за собой светящийся хвост длиной в несколько сотен километров. Их полет протяженностью в миллиарды лет быстро завершался впечатляющим спектаклем: ослепительной вспышкой, сопровождающейся фонтаном разлетающихся во все стороны осколков и мгновенно наступающей вслед за этим темнотой. Все, что оставалось от них, так это разреженное облачко темной сажи, тут же уносимое ревущими циклонами.

«Язиус» достиг границы ионосферы. Нижнюю часть его корпуса то и дело опаляли вспышки гибнущих частиц кольца. По периметру корпуса возникло дрожащее сияние. Полип начал обгорать, обугленные чешуйки его плоти отваливались одна за другой и уносились прочь, их оранжевые искорки быстро исчезали вдали. По мере того, как все сильнее и сильнее нагревались его специализированные наружные сенсоры, корабль-биотех постепенно начал терять периферийную чувствительность. Корпус оказывался во все более уплотняющихся слоях водорода. Прежде плавная траектория снижения становилась все более и более неровной, корабль начали терзать назойливые сверхзвуковые ветры. Наконец, корабль сделал в воздухе сальто, и это имело для него самые пагубные последствия. Плоская нижняя сторона корпуса внезапно развернулась поперек движения, тормозясь окружающим водородом, и корабль попал под воздействие мощной перегрузки. Вокруг корпуса расцвели опасные языки пламени, а плоть полипа стала отваливаться уже широкими полосами. «Язиус» беспомощно закувыркался вниз к огненной реке света.

Сопровождающие его космоястребы мрачно наблюдали за ним со своих безопасных орбит в тысяче километров над ним, безмолвно распевая свой поминальный гимн. Почтив память «Язиуса» одним полным оборотом вокруг Сатурна, они снова включили свои искажающие поля и направились обратно к Ромулусу.

Люди-капитаны космоястребов, участвовавших в последнем полете своего собрата, и экипаж «Язиуса» провели все это время в круглом зале, специально предназначенном для этой цели. Зал напоминал Афине средневековую церковь, которую она посетила во время одного из своих редких визитов на Землю. Здесь был такой же, как в церкви, сводчатый потолок и изящные колонны по периметру, внушающие присутствующим чувство благоговения, хотя стены зала, представляющие собой плоть полипа, были снежно-белыми, а роль алтаря играл фонтан, вода в котором била из античной мраморной статуи Венеры.

Афина стояла, окруженная своими людьми, и перед ее мысленным взором разворачивалась панорама мрачного экватора Сатурна. Последний удивительно мирный образ, переданный ей за несколько мгновений до того, как раскаленная плазма стиснула «Язиуса» в своих смертельных объятиях.

Все было кончено.

Капитаны по очереди подходили к ней со своими поздравлениями, и она ощущала прикосновения их разумов, исполненных сочувствия и понимания. Нет, подобные собрания никогда не являлась церемониями приношения соболезнований — напротив, эти собрания скорее являлись торжеством жизнеутверждения, праздником рождения яиц. Притом «Язиусу» удалось активировать все десять, а ведь некоторые космоястребы исчезали на экваторе с несколькими неактивированными яйцами.

Да, хвалу «Язиусу» они воздавали совершенно заслуженно.

— Смотри, а вот и он, — вдруг заметил Сайнон. В его мысленной фразе явственно чувствовался оттенок неприязни.

Афина отвела взгляд от стоящего перед ней капитана Пелиона и заметила пробирающегося к ней сквозь толпу Менера. Капитан «Юдата» был широкоплечим мужчиной лет сорока с коротко остриженными темными волосами. В отличие от шелковистых голубых церемониальных мундиров капитанов космоястребов, на нем был повседневный серовато-зеленый корабельный комбинезон и того же цвета ботинки. На ходу он то и дело вежливо кивал в ответ на официальные приветствия присутствующих.