Дворец Берли, откуда она управляла своим государством, стоял на пологом холме, в центре столицы — городе Атерстоне. Благодаря такому местоположению, из королевских апартаментов, расположенных в задней части вытянутого каменного здания, открывался великолепный вид на парки, сады и красивые жилые дома восточных районов города. Вдалеке виднелась размытая темно-синяя полоса океана.

Расположенный всего в пятнадцати градусах от экватора Атерстон находился в тропическом климатическом поясе. Однако благодаря легкому бризу, который по утрам дул с океана, до десяти часов здесь стояла вполне терпимая температура. Итак, слуги Кирстен уже накрыли на стол, стоявший на широком, отделанном красным кафелем балконе ее спальни, где она любила сидеть в тени желтых и розовых цветов местного ползучего растения толла, которым заросла вся задняя часть дворца. Здесь в течение часа она проводила время со своим мужем и тремя рожденными естественным путем детьми.

Зандре, Эммелин и Бенедикту было семь, пять и три года соответственно. Они были единственными детьми, которых она и Эдвард зачали естественным образом. Первые пять отпрысков были выношены внеутробным способом, после того, как их зиготы подверглись очень осторожному генинженированию с применением последних достижений генетиков Кулу. Именно так всегда и поступали члены династии Салдана, которые, генинженируя каждое новое поколение своих отпрысков, всегда использовали все самые последние новшества, или по крайней мере те из них, которые способствовали поддержанию династии. Следуя старой традиции европейских аристократов Земли, это преимущество получали старшие дети.

Первые пять детей Кирстен должны были прожить приблизительно по двести лет, тогда как она сама и трое ее рожденных естественным путем отпрысков могли надеяться лишь на сто восемьдесят лет. В 2608 году, после того как ее брат Алистер II получил трон Кулу, она, в возрасте шестидесяти шести лет, была коронована в кафедральном соборе Атерстона. Ей, девятому ребенку семьи, всегда прочили трон самого молодого княжества Омбей. На большее она могла бы рассчитывать только в случае смерти ее старших братьев и сестры.

Как и все девять внеутробных братьев и сестра княгини, а также ее первые пять детей, она обладала высоким ростом и физическим здоровьем. В результате генинженирования она получила темно-рыжие волосы, овальное лицо и круглые щеки. Ну и, естественно, тонкий нос, кончик которого был загнут вниз.

Но генинженирование лишь укрепило физическую стойкость, необходимую для того, чтобы выдержать напряжение, связанное с бременем высшей власти, которое правящему монарху приходилось нести в течение целого столетия. С самого рождения ей приходилось развивать свои умственные способности. Сначала ей пришлось учиться. Она изучала все эти бесконечные политические и экономические премудрости, закончила курс менеджмента. После этого она провела пять лет в университете Нью-Конга, где училась применять все это на практике. После двенадцати лет службы в качестве офицера флота (обязательной для всех старших отпрысков Салдана) она получала должности в системе управления Корпорации Кулу, которая представляла собой целое государство со своей транспортной системой, машиностроением, энергетикой и горнодобывающей промышленностью. Весь этот огромный конгломерат был основан Ричардом Салдана, когда он поселился на Кулу (и до сих пор исключительное право владения им оставалось за королем). Затем она поднималась на все более высокие посты в дублирующем кабинете министров. Она делала эту карьеру исключительно для того, чтобы получить драгоценный опыт и научиться пользоваться властью.

Княжествами королевства Кулу могли управлять лишь братья и сестры царствующего монарха, которые защищали его интересы. Таким образом ему подчинялась вся семья. Эта давно установившаяся иерархия чрезвычайно преуспела в деле объединения девяти звездных систем, разбросанных на пространстве в сотни световых лет. Лишь однажды она оказалась на грани краха. Это случилось, когда кронпринц Майкл дал жизнь Транквиллити. С тех пор семья Салдана ни разу не допустила ничего подобного.

На следующее утро после прибытия «Эквана» Кирстен вышла на балкон в явно раздраженном состоянии. Начиная с прошлого вечера «Тайм-Юниверс» с триумфом передавал свой эксклюзивный репортаж о Латоне. Проснувшись, она быстро просмотрела программы новостей и убедилась в том, что вся эта суматоха еще не улеглась. Больше всего было тревожных рассуждений по поводу «Эквана» и Гайаны. Впервые с момента своей коронации она обнаружила, что подумывает о возможном введении цензуры, с помощью которой можно было сбить волну истерии, нагнетаемой средствами массовой информации. Кирстен почувствовала необходимость сделать в течение этого дня официальное заявление.

Закатав просторные рукава своего халата, она посмотрела вниз, на великолепные лужайки и клумбы с земными и ксенокскими цветами, а также на искусственные озера, в которых плавали черные лебеди. В лазурном небе не было ни облачка. Вот и еще один великолепный, сладостный день, который она проведет уж если не в раю, то во всяком случае в том месте, которое, на ее взгляд, весьма его напоминает. Но залитая солнечным светом панорама на этот раз почти не обрадовала княгиню. Еще в детстве имя Латона внушало страх. Политическое чутье подсказывало ей, что этот кризис так просто не закончится.

Это было то самое политическое чутье, которое в течение четырехсот лет удерживало семейство Салдана на их многочисленных тронах.

Няня вывела взбудораженных детей из их комнаты. Кирстен улыбнулась и поцеловала каждого из них. После этого все засуетились. Эдвард посадил себе на колени маленького Бенедикта, а сама Кирстен усадила рядом с собой Эммелин. Зандра, усевшись на свое место, сразу же потянулась к кувшину с соком из дорза.

— Соблюдай приличия, — одернула ее Кирстен.

— Ну, мама!

— Веди себя прилично.

Горестно вздохнув, Зандра сложила руки и надула губы.

— Теперь мне можно поесть?

— Да, но ешь не спеша, — она велела одному из присутствующих лакеев принести себе чай и тост.

Эдвард кормил Бенедикта тонкими кусочками хлеба и вареным яйцом.

— В новостях по-прежнему говорят только о Латоне? — спросил он, взглянув на жену, лицо которой заслоняла голова Эммелин.

— Да, — ответила Кирстен.

Сделав сочувствующую мину, он поманил развеселившегося Бенедикта еще одним кусочком хлеба.

Их супружество продолжалось уже сорок лет. По всем меркам это был хороший брак. И уж конечно он вполне соответствовал всем требованиям, которые предъявлялись к такому странному понятию как монархический брак. Эдвард был из знатной и богатой семьи. В прошлом он служил офицером флота и несколько раз был отмечен по службе. Он также был генинженирован, что являлось большим преимуществом: при дворе было принято, чтобы продолжительность жизни супругов был одинаковой — это снимало многие проблемы. И хотя семья никогда не настаивала на этом, но такие как он всегда испытывали на себе ее давление. На публике старшие Салдана всегда показывали свою приверженность идеалам христианской моногамии. Что касается развода, то о нем конечно не могло быть и речи. Алистер был главой церкви Кулу и защитником веры во всем королевстве. Персоны королевской крови не нарушали заповедей, во всяком случае публично.

Что касается Кирстен и Эдварда, то они относились друг к другу с взаимным уважением, доверием и даже нежностью. Возможно, что причиной тому была любовь, которая присутствовала в самом начале их взаимоотношений. Правда это было сорок лет тому назад. Но и то, что они сохранили, было вполне достаточным для того, чтобы без горечи и сожалений вместе войти в следующее столетие. И уже это являлось большим достижением. Ведь когда она размышляла о браке своего брата Клода…

— Мамочка снова задумалась, — громко объявила Эммелин.

Кирстен улыбнулась.

— Задумалась о том, что с вами делать.

— И что с нами делать? — взвизгнула Эммелин.