– Вас очень хорошо описала девушка в отряде. Ее зовут Наташа.

У меня на душе потеплело, но виду я не подал.

– Допустим, – сказал я. – К кому вы шли?

– Да вот сюда и шла, – не слишком удивила она меня. – Вернее – к профессору Галанину. Адрес я знаю, но спасибо, что проводили.

– Понимаю, что это не мое дело, но в оккупированном городе нужно держать ухо востро. Даже если у вас надежные документы, лучше не попадаться патрулям, особенно – финским и эстонским полицаям. Сами ведь убедились в этом.

Прочитав эту нотацию, я поднялся.

– Подождите, Василий, – проговорила Шаховская, беря меня за руку и возвращая на стул. – Я знаю, вам можно доверять. А задание у меня настолько сложное, что в одиночку не справиться.

– И насколько я понимаю, вас отправили не по линии Главного разведуправления, – проявил я проницательность.

– Верно, – кивнула княгиня. – Хотя, полагаю, моя миссия согласована с ним.

– Однако у здешней резидентуры своих хлопот полон рот и вам нужен человек, формально с ней не связанный.

– Вот, видите, вы все понимаете.

– Даже больше, чем вы думаете.

– Тем более… – Шаховская помолчала, видимо, собираясь с мыслями. – В архиве профессора Галанина хранились важные документы. Они связаны с изысканиями, которые проводил академик Вернадский еще в двадцатые годы. Речь идет о химическом элементе, который может стать как топливом для электростанций будущего, так и основой заряда оружия чрезвычайной мощности.

– Вы говорите об уране, из которого можно сделать атомную бомбу?

– Вижу, вы действительно знаете больше, чем я думала… – без улыбки произнесла княгиня. – Нацисты пытаются ее создать, но пока еще далеки от практического результата. К счастью, для нас… Так вот, в папке есть материалы, которые могут им помочь.

– Тогда они уже в их руках. Как и профессор.

– Да. Поэтому я здесь.

– Вот с этого места поподробнее!

Пришлось профессорской жене и домработнице перебирать крупу долго. Потому что изложение подробностей, которыми принялась делиться Шаховская, заняло много времени.

Покинув профессорскую квартиру, я медленно брел по улицам в раздумьях. Да, теперь я не могу жаловаться на то, что пропадаю без настоящего дела. Дел у меня теперь выше крыши. И пора собирать старую команду. Поэтому я направился на площадь, где еще должен был работать Рубин. Заметив издалека его «греческую» физиономию, я облегчением выдохнул.

– А вот сапоги чистить! – зазывал липовый Евдоксий. – Дамочка! У вас сапожки испачканы! Подходите! Станут как новенькие!

– Хорош глотку драть! – пробурчал я, усаживаясь на табурет и ставя ногу в замызганном штиблете на подставку.

– Начищу, как зеркало, господин! – заголосил цыган. – Сможете бриться, в свою туфлю глядючи.

– Какие новости? – спросил его я.

– Фрицы ждут нового коменданта, – зашептал Рубин. – Штандартенфюрера Германа фон Штернхоффера. Лютый зверь, которого даже немцы боятся.

– Откуда ты знаешь?

– Знакомая кухарка нашептала, – усмехнулся парень. – Она в столовой комендатуры работает. Слышала, как болтает немецкая прислуга.

– А что, немецкая прислуга болтает по-русски?

– Нет. Просто моя кухарочка знает немецкий, но скрывает это.

– Ты с ней поосторожнее. Сам понимаешь, она может оказаться провокатором.

– Да я ей ничего не говорю, даже – не спрашиваю. Сама рассказывает.

– Ладно! Теперь слушай меня! Есть дело. Для этого вы мне понадобитесь все – ты, Яшка, Кузьма, Злата. Сбор завтра в нашем подземелье. В двенадцать дня.

– Эх, самая работа будет! – сокрушенно покачал курчавой башкой цыган. – Шучу!

Наконец-то – дело. Надоело бабьи сплетни собирать… Да, листовки разбрасывать… Всем все передам!

Я сунул ему немецкую марку.

– Благодарствую, господин хороший! – громко сказал Рубин. – Всегда рад чистить ваши штиблеты!

Посмотрев на часы, я направился к дому Сухомлинского. Вскоре должна вернуться с работы Марта. Да и мне не мешает посидеть в тишине и все обдумать. Уж больно заковыристая задачка. Извлечь папку с научными материалами из сейфа местного отделения Аненербе – сложно, но можно. Вытащить профессора из застенков – можно, но сложно. А вот как изъять из немецких мозгов то, что могло туда из этой заветной папочки попасть? И тем не менее – именно эту задачу поставило руководство перед бывшей княгиней Шаховской. Как бы бредово это ни звучало!

В прихожей меня встретила Глаша. Надутые губки выражали неодобрение. Надо думать, моими любовными похождениями. Приняла у меня пальто и шляпу. Сообщила, что князь отбыл по делам, обед готов, можно подавать. Я сказал, что подожду фройляйн Зунд, чем вогнал горничную в еще большее уныние. Чтобы как-то утешить ее, я попросил подать мне кофе в кабинет. А сам прошел в ванную. Колонка была теплая, так что помыть руки можно было с комфортом, а вот к приходу Марты не мешало бы нагреть воду как следует.

– Спасибо, милая! – сказал я, когда горничная принесла кофейник на серебряном подносике, с фарфоровой чашечкой и блюдечком с конфетами. Именно так любил пить кофе Базиль Горчаков, о чем я узнал, случайно. Старый князь как-то проговорился, что в «моем семействе» бытовала такая странная привычка. Пришлось соответствовать. Взяв чашечку, как положено, двумя пальцами и чтобы мизинец непременно – на отлете, я сказал:

– Да, Глашенька! Скажи Захару, чтобы колонку растопил!

– Мадам вернутся, и соизволят принять ванную? – съязвила горничная.

Мне захотелось по-барски отвесить ей леща пониже спины, но удержало опасение, что эта шалость будет воспринята как сигнал к сближению.

– Не мадам, а – мадемуазель! – поправил я. – Вернее – фройляйн.

– Я по-немецки не понимаю, – насупилась Глафира. – Они моего тятеньку под Перемышлем в шестнадцатом убили.

– Соболезную, но не скажи это при наших немецких гостях. Некоторые из них неплохо понимают по-нашему.

Сердито стуча каблуками, она удалилась. Я остался наедине с кофе и своими мыслями.

Итак, что я узнал от засланной княгини? Галанина взяло не гестапо и даже – не Абвер. Он взят по заказу Аненербе, благодаря чему, собственно, жив до сих пор. Аненербе, несмотря на свою специфику, заинтересовано в участии в создании нацистского атомного оружия. Это как раз понятно. Какое ведомство первым преподнесет обожаемому фюреру вундервафлю, тому и достанутся все моральные и материальные плюшки.

Дальше. Со смертью Зиверса и примыкавшего к нему графа Сольмс-Лаубаха, Аненербе в Плескау затихарилось. И это тоже понятно! Боятся попасть под тяжелую лапу Красного Вервольфа. Теперь сотрудники «Немецкого общества по изучению древней германской истории и наследия предков» уже не щеголяют нагрудными знаками в виде меча в петельке, а либо предпочитают штатское, либо носят полевую форму офицеров вермахта. И тем более – ни одной вывески или хотя бы – таблички на двери кабинета.

Следовательно, надо, прежде всего, вычислить, где они сейчас тусуются? И кто из немчуры, наводнившей город, относится к Аненербе. Это, так сказать, план предварительных мероприятий. Потом, необходимо узнать, кто именно здесь работает по теме атомной бомбы, сузив, так сказать, круг подозреваемых. Ну и параллельно – выяснить местонахождение профессора Галанина и изъятой у него папочки. Собрав информацию, можно будет подумать о планах по вызволению и документов и их владельца из лап фашистов.

Ну и третий этап, к которому я не знаю пока как подступится, это извлечение из голов этих фантазеров из Аненербе выкраденных ими сведений. Не прибегая к гипнозу и другой чертовщине, сделать это можно лишь одним способом, а именно – подорвать доверие к полученным данным. Примерно к этому приему прибег Штирлиц, когда дискредитировал в глазах нацистской верхушки истинно арийского физика Рунге. Вот как раз этим и нужно озадачить Шаховскую, ибо во всем остальном она будет мне только помехой.

Двери моих комнат – спальни и кабинета – выходили в коридор, который вел от прихожей к апартаментам самого князя, так что мне было отчетливо слышно, когда кто-то приходил. Вот и сейчас, заслышав голоса, я навострил уши. Говорили двое – женщина и мужчина. Увы, это не Марта вернулась, а – князь. Он говорил с Глашей. Что-то фройляйн Зунд задерживается. Много работы в «Тодте»? Через несколько минут в прихожей забрякал колокольчик дверного звонка. Обитатели дома открывали двери своим ключом, значит, это гость. Я решил открыть сам. И не зря. Правда, за дверью была не Марта, а… Степан.