— Вы хотите продолжить дело?

— Я не получал приказа о его завершении.

— Но вы не получали приказа и о его начале.

— Получал.

— От кого?

— От себя. И от своего непосредственного начальника.

— Но его нет.

— Пусть мне продемонстрируют его тело. А лучше пусть покажут его живого и пусть он отменит свой приказ. Тогда я подумаю.

— Вы не сможете обойтись без поддержки со стороны. Хоть даже с моей стороны.

— А вдруг? Может, я хочу попробовать. Может, я по натуре единоличник. Может, я делиться не люблю.

— Вы не единоличник. Вы — безумец. Невозможно в одиночку воевать против системы.

— А я, знаете, предпочитаю другое определение безумства. Безумец — тот, кто торгует своей Родиной, прикрываясь сомнительного свойства рассуждениями на тему, что лучше я, нежели другой. Потому что я менее жадный. Прощайте.

— Когда и как мы с вами встретимся?

— А мы встретимся?

— Я надеюсь.

— Надейтесь. Надежда — это единственное, что нам осталось в этой жизни. Нам и нашей стране. Александр Анатольевич, вы со мной?

Александр Анатольевич только глазами моргал. Он решительно ничего не понимал.

— А что будет, если я останусь?

— Ничего хорошего.

— А если пойду?

— То же самое.

— Тогда я с вами. Между ничем хорошим в одиночку и ничем хорошим в компании я выбираю компанию.

— Ну тогда оставшимся — счастливо оставаться. Большой начальник только обреченно махнул рукой. Я не знаю, правильно ли я поступил, лишаясь последнего своего союзника. Не могу с уверенностью сказать, вел ли он свою игру или она мне только пригрезилась. Наверное, не вел, раз нам позволил уйти живыми. Или вел, раз спросил о том, о чем не должен был спрашивать. А может быть, вел, но какую-то совсем другую, мне совершенно непонятную.

В любом случае рисковать я не мог. Я привык работать только с теми, кому доверял абсолютно. А ему я не доверял. Потому что фамилия его была — Политик. И потому, что заказывал информацию он. А для чего — я не знаю. Может, чтобы шантажировать своих коллег. Может, чтобы с ее помощью сделать очередной виток должностной карьеры. Может, еще для чего.

А то, что нас не повязали здесь же, на его глазах, — можно расценить как случайность, как оплошность охраны, не знавшей о подземном лазе. Или, наоборот, разумным ходом, попыткой выйти на утраченные диски, которые я по «рассеянности» потерял и в том месте, где потерял, — постараюсь найти. Сам по себе я им зачем? Им информация нужна.

Может быть, так. А может быть, и иначе. Гадать без толку.

Ситуация сложилась безнадежная. Вроде вечного шаха в шахматах. Ни поражение, ни победа. И в то же время бесконечное переставление с места на место фигур.

А я вам шах. А я — сюда. А я вам снова шах. А я снова — сюда. А я опять…

Сдохнешь со скуки. Если раньше боевики противника не найдут.

— И что мне делать сегодня?

— То же, что вчера.

— А что я делал вчера?

— То же, что позавчера. То есть ничего.

Александр Анатольевич вздыхал и шел к компьютеру играть в электронные игрушки.

А я, в очередной раз изменив внешний облик, отправлялся в традиционный обход точек реализации печатной продукции. Нам было необходимо постоянно пополнять банк данных. Ведь жизнь не стоит на месте и каждый прошедший день добавляет новые, со старыми персонажами события. Новые встречи, новые поездки, новые назначения. Информация — не антиквариат, где ценность тем выше, чем старее вещь. Информация — очень скоропортящийся товар.

Моя задача усложнялась тем, что я не мог в одном и том же месте покупать более трех-четырех газет одновременно. Времена изменились. Раньше можно было целые подшивки таскать без опасения, что кто-то что-то заподозрит. А теперь, если исходить из предположения, что за нами идет охота, лишней газетки не прихватишь. Даже если вдруг потребуется использовать ее не по прямому назначению. Потому что если нас и будут ловить и если нас и можно поймать — то только через информацию. Вернее сказать — через интерес к информации, к тем самым, будь они трижды неладны, периодическим изданиям.

Подойдешь к киоскеру, спросишь все газеты за сегодня и сразу попадешь под хорошо оплаченное противной стороной подозрение. А другой раз придешь, так уже и не уйдешь. Припрут с боков бравого вида молодцы и возьмут под белы рученьки, в которых зажата очередная партия прессы.

Нет. Только в удаленных друг от друга точках и только по нескольку газет. Утомительно, но другого выхода нет.

— Заряжайте, — протягивал я Александру Анатольевичу очередную партию периодической прессы.

— Готово!

И новая проблема — куда и каким образом сбыть накапливающиеся горы макулатуры, чтобы не привлечь к себе внимания? Излишки бумаги — это второй след, по которому нас можно вычислить. Достаточно только опросить пару тысяч мусорщиков, чтобы установить подъезды, где мусоропровод или мусорные баки систематически перегружаются старыми газетами и журналами. И проверить эти адреса.

Это только кажется, что подобная работа неподъемно тяжела, а на самом деле — самая типичная для Безопасности. Именно таким образом они всегда и находили самые махонькие иголки в самых больших стогах сена. И диссидентов, и фальшивомонетчиков, и всех прочих. Походят, поспрашивают работников коммунальных служб, а потом соседей по дому, а потом по подъезду и лестничной площадке — и нет диссидента, который читал ночами запрещенную литературу.

Вот и приходится, как заключенным, копающим в тюрьме подземный ход, выносить газеты в карманах и рассовывать по городским урнам.

И самое обидное, что от всех этих моих героических усилий пользы — дохлый кот наплакал. Нет региональной прессы. Нет прессы на национальных языках. Нет ведомственных изданий. Гигантский пласт информации отсутствует. А как можно построить целое здание, если в его фундаменте не хватает пусть даже нескольких блоков? Никак нельзя. Рухнет здание. От первого же хлопка входной двери.

— Готово!

Еще одна партия периодики, которую я, можно сказать, по всему городу собирал, обработана. Чуть не за несколько десятков минут. Вот что значит опыт. И снова можно играть в игрушки. И откуда он их только берет? Практически не выходя из дома.

— Откуда игрушки, Александр Анатольевич?

— Из телефона, вестимо, — смутился программист.

— Из какого телефона?

— Да вот из этого. Это я от нечего делать к сетям подключился и периодически таскаю что поинтереснее. Не надо было?

— К каким сетям?

— К компьютерным. Они же, компьютеры, через телефонные сети друг с другом соединяются. Посредством модема. Ну дешифратор такой, плата дополнительная…

— И сколько компьютеров в таких сетях может быть?

— От двух до бесконечности.

— Скажете тоже. До бесконечности!

— Да я точно вам говорю. Ведь вот этот телефонный провод, «лапша», как его называют монтеры, он же из нашей квартиры в подъездную коробку идет. Так?

— Так.

— А к коробке еще три кабеля подходят еще от трех телефонов.

— Ну?

— А если к ним подключить компьютеры, то нам будет доступна записанная на них информация. Например, те же игры.

— Так-так, понимаю. А с нашей этажной коробки провод на нижний и на верхний этажи уходит?..

— Да, и в соседний подъезд. И в следующий…

— И в следующий дом. И соседний квартал. И улицу…

— Ну да. И если в тех подъездах и домах к тем телефонным проводам свои компьютеры подключить, то и с ними можно общаться. Вот это и есть компьютерные сети. Если, конечно, примитивно объяснять.

— А с той улицы — на следующую. И в другой район, И город, — продолжал я вслух размышлять о своем. — А в том районе или городе есть учреждения, а в учреждениях архивы, а в архивах телефоны и компьютеры. Так что же вы раньше молчали?

— О чем?

— Об играх.

— А вы что, играми заинтересовались?

— Теперь — да! Но еще больше способом их получения.