«Он говорит неправильную вещь», с тревогой подумал Поросенок. «Он должен был снова сказать „Хо-хо!“. Может, мне самому ему это сказать?». И Поросенок (так свирепо, как только мог) сказал:
«Хо-хо!»
«Как вы здесь оказались?», говорит Кристофер Робин своим обычным голосом.
«Вот ужас-то!», подумал Поросенок. «Сначала он говорит голосом Пуха, а теперь – голосом Кристофера Робина. Он это делает, чтобы Выбить меня из Колеи». И будучи Совершенно Выбитым из Колеи, Поросенок сказал очень быстро и визгливо:
«Это Западня для Пухов, и я жду, когда я в нее упаду, хо-хо, что все это значит, а потом я говорю „хо-хо“ еще раз».
«Ч Т О?», говорит Кристофер Робин.
«Западня для Хохоков», говорит Поросенок хриплым голосом, «я ее только что соорудил, и Хо-хо в нее вот-вот того…»
Неизвестно, сколько бы еще Поросенок продолжал в этом духе, просто не знаю, но в этот момент проснулся Пух и решил, что их было шестнадцать. Поэтому он сразу вскочил, и, как только он повернулся, чтобы почесаться как раз посередине спины в неудобном месте, где его что-то щекотало, он увидел Кристофера Робина.
«Хэлло!», радостно закричал он.
«Хэлло, Пух!»
Поросенок посмотрел наверх и потом посмотрел опять вниз. И он почувствовал себя в Таком Глупом и Идиотском положении, что окончательно решил убежать из дому и стать Матросом, как вдруг он что-то увидел.
«Пух!», завопил он. «Там что-то по твоей спине карабкается».
«Вот и я думаю», говорит Пух.
«Это же Малютка!», закричал Поросенок.
«А, так вот это кто!», говорит Пух.
«Кристофер Робин, я нашел Малютку!», заорал Поросенок.
«Молодец, Поросенок», говорит Кристофер Робин.
И после этих ободряющих слов Поросенок почувствовал себя совершенно счастливым и решил пока в Матросы не поступать. Поэтому, когда Кристофер Робин помог им выбраться из Большого Карьера, они пошли оттуда все вместе, взявшись за руки.
Через два дня Кролик случайно встретил в Лесу И-Ё.
«Хэлло, И-Ё», сказал он. «Что это ты ищешь?»
«Малютку, разумеется», говорит И-Ё. «Совсем, что ли, ничего не соображаешь?»
«О, разве я тебе не говорил?», говорит Кролик. «Малютку нашли два дня назад».
Последовало минутное молчание.
«Ха-ха», сказал И-Ё с горечью. «Всеобщий восторг и прочее. Не надо оправданий. Именно что-нибудь в таком роде и должно было произойти».
Глава IV. Jagular
Как-то раз Пух думал, и вот он подумал, что неплохо было бы навестить И-Ё, потому что он его не видел аж со вчерашнего дня. Но, проходя сквозь вереск и напевая, он вспомнил, что Сыча он не видел с позавчерашнего дня, поэтому он подумал, что сначала заглянет в Сто-Акровый Лес и посмотрит, может, Сыча нет дома.
Ладно, он шел, напевая, пока не дошел до того места у ручья, где был брод, и, когда он уже был посередине третьего камня, он стал раздумывать, как там поживают Канга с Ру и Тиггером, потому что они жили все вместе совсем в другой части Леса. И он подумал: «Я не видел Ру очень давно, и если я не увижу его сегодня, пройдет еще больше времени». Итак, он сел на камень посреди ручья и спел один из куплетов своей песни попутно размышляя, что же предпринять.
Этот куплет был примерно такого сорта:
Встаю я рано поутру,
Гляжу вокруг.
Играю в кошки-мышки с Ру.
Я – Winnie Пух.
Побольше бегать и играть
(Стараться в голову не брать!),
Побольше спать, поменьше жрать
Солнце было восхитительно теплым, и камень, на котором он уже довольно долго сидел, тоже нагрелся, так что Пух почти решил уже оставаться Пухом посреди ручья весь остаток утра, когда он вспомнил Кролика.
«Кролик», сказал Пух. «Мне нравится потолковать с Кроликом. Он всегда толкует о разумных вещах. Он не употребляет длинных, трудных слов, как Сыч. Он употребляет короткие, легкие слова, такие, как „Не позавтракать ли нам?“ или „Угощайся, Пух“. Я полагаю, что на самом деле я должен пойти и навестить Кролика».
Что побудило его подумать о следующем куплете:
Да, я люблю потолковать о том о сем.
У камелька поворковать За жизнь вдвоем.
И сесть у Кролика за стол:
Поел-попил – да и пошел.
Лекарства лучшего от зол
Я не нашел.
Итак, исполнив этот куплет, он встал с камня, вернулся обратно через ручей и отправился к дому Кролика.
Но не прошел он и нескольких шагов, как стал говорить себе:
«Да, но, положим, Кролика нет дома?»
«Или, положим, я застряну в его парадной двери, как уже однажды случилось, когда его передняя вдруг стала гораздо меньше?»
«Потому что я-то знаю, что я не стал толще, а его парадная дверь вполне могла похудеть».
«Поэтому не будет ли лучше, если…»
И все это время, пока он высказывал эти и им подобные мысли, он забирал все больше и больше на запад, сам не понимая, что делает… пока вдруг не обнаружил, что находится возле двери собственного дома.
Было одиннадцать часов.
Время, когда необходимо-немножко-чего-нибудь…
Полчаса спустя он делал то, что он на самом деле имел в виду с самого начала, – он ковылял к дому Поросенка[68]. По ходу дела он вытер рот тыльной стороной лапы и спел заключительный куплет своей песни:
Встаю я рано поутру,
Гляжу вокруг.
Мне Поросенок лучший друг.
И то не вдруг!
Осёл, и Сыч, и Мелкота,
И Кристофер Робин (как же я про него-то забыл, тьфу ты, зараза!)
С друзьями просто красота,
Без них – каюк!
Когда это вот так записано, то, может, оно и не кажется очень уж удачной песней, но, идя через светлый желтовато-коричневый пушок очень солнечного утра приблизительно в половине двенадцатого, Пух был склонен думать, что это лучшая из всех песен, какие ему когда-либо доводилось петь.
Поросенок был занят рытьем небольшой ямы в земле прямо рядом со своим домом.
«Хэлло, Поросенок», сказал Пух.
«Хэлло, Пух», сказал Поросенок, подпрыгнув от удивления. «Я так и знал, что это ты».
«И я знал, что это я», сказал Пух. «Что это ты делаешь?»
«Сажаю желудь, Пух, так чтобы из него выросло дубовое дерево и у меня было бы много желудей прямо возле дома, вместо того чтобы ходить за ними за тридевять земель, понимаешь?»
«А положим, не вырастет?», говорит Пух.
«Вырастет, потому что Кристофер Робин сказал, что вырастет, поэтому я его и сажаю».
«Ладно», говорит Пух, «значит, если я посажу медовые соты возле своего дома, то, стало быть, вырастет целый улей?»
Поросенок не вполне был в этом уверен.
«Или кусочек соты», сказал Пух, «а то так сот не напасешься. Но только тогда вырастет только кусочек улья, при том что это может оказаться неправильный кусочек, где пчелы только погудели, но ничего не намедовали. Зараза».
Поросенок согласился, что это было бы скорее обидно.
«Кроме того, Пух, сажать-то совсем не просто, особенно если ты не знаешь, как это делается», сказал Поросенок. Он положил желудь в яму, засыпал ее землей и попрыгал на ней.
«А я знаю», сказал Пух, «потому что Кристофер Робин давал мне семена мастурбций, и я их посадил, и у меня теперь вырастут мастурбций прямо перед дверью».
«Может, настурций?», робко говорит Поросенок, продолжая прыгать.
«Нет!», сказал Пух. «Это другие. Мои называются мастурбций».
