В. А. Бондин. «Дальнейшие события развивались быстро. 19 мая Мамлакат Ходжаева позвонила мне по телефону и рассказала, что её подруга продолжает подыскивать покупателя на «кара-дори» и надеется, что она, Мамлакат, поможет. С этой целью подруга вручила ей образец «чёрного лекарства», который находится сейчас у Ходжаевой.

Заместитель начальника отдела уголовного розыска срочно связался с Мамлакат и уже через полчаса привёз в Управление небольшой, чёрного цвета кусочек лёгкого плотного вещества.

В Джизаке находился в это время начальник экспертно-криминалистического отдела МВД Узбекской ССР. Он затруднился дать однозначный ответ, что это: мумиё? Или наркотик? Связался с соседней областью, где в штате имелся эксперт-химик, дал указание: срочно провести исследование вещества, которое доставит нарочный из Джизака.»

Справка эксперта-химика. «...Доставленное на исследование вещество чёрного цвета, направленное согласно отношению отдела уголовного розыска Джизакского УВД в Экспертно-криминалистический отдел, представляет собой наркотическое вещество «опий» в количестве двух грамм...»

В. А. Бондин. «22 мая меня не было в Джизаке, я выезжал по неотложному делу в отдалённый район.

В Джизак возвращался к вечеру, в самое пекло.

Накануне снова приходила Мамлакат Ходжаева:

— Как поступить? Подруга предупредила: «Если не можешь найти покупателя, откажись! Найду без тебя!»

— Выходит, намерения у неё самые серьезные?

— Конечно! На всякий случай я по телефону поставила в известность ещё одного человека — сотрудника ОБХСС в Ташкенте. В курсе?

— Да, он звонил сюда.

— Сделала, что могла.

— Могли бы вы всё же написать нам об этом официальное заявление? — Другого выхода я не видел.

— Ладно. Будь что будет.

Заявление Ходжаевой было зарегистрировано в тот же день. Я адресовал его на исполнение начальникам двух служб — ОБХСС и уголовного розыска. Заместитель начальника отдела уголовного розыска ездил в кишлак вместе со мной, теперь дремал на заднем сиденье. Торбин оставался в Джизаке.

«Если там что-нибудь срочное, — подумал я, — то Торбин и начальник управления на месте. Разберутся. А к вечеру и мы подъедем...»

— Где она работает, ваша подруга? — поинтересовался я у Мамлакат. — Откуда у неё «кара-дори»?

— Откуда — не сказала. Но объяснила, что может достать. А работает в районном нарсуде. Секретарём.

«Странно, — подумалось мне. — В районном суде нет дел по наркотикам!»

— Как её зовут?

— Адылова. Нурия.»

...Покупатель — Нурия Адылова не запомнила этого человека. Лишь потом, на суде, узнала его с трудом — это он поставил машину у противоположной стороны тротуара, сам остался за рулём. Как договаривались.

Улица была пустой, только на углу, рядом со скрипучими качелями и трапецией, кричали и носились взапуски дети.

К вечеру жара спала, домам возвращался их обычный белесый облик — дань въевшейся глубоко в стены крупной, как мука, азиатской пыли.

Увидев подходившую к перекрёстку Нурию, покупатель приоткрыл дверцу «жигуля», негромко окликнул через дорогу:

— Эй!

Их познакомили утром того же дня — ни он, ни она не знали друг друга, чего, впрочем, и не требовалось.

— Принесла? — спросил покупатель.

Нурия оглянулась: «Не надо бы, чтобы нас видели вместе... Джизак хотя и город, но и в нём слухи разносятся быстро.» Это она знала точно.

— Всё в порядке, —для убедительности она похлопала себя по карману.

Покупатель ни о чём больше не спросил, неслышно тронул «жигуль» навстречу.

«Хорошо, нет никого вокруг», — подумала Адылова.

«Жигуль» сделал поворот и направился к ней. Нурия машинально проверила карман, где находился товар.

Солнцезащитные очки покупателя в машине мелькнули почти рядом. Он почему-то не затормозил. Проехал мимо.

В этот момент к ней подошли.

— Адылова Нурия?

— Да.

— Мы из ОБХСС. Нам известно, что у вас при себе имеется «кара-дори»...

В областном управлении опий взвесили: 103 грамма. По рыночной оценке — стоимость около 4 тысяч рублей.

В Джизак Бондин вернулся уже затемно. Но начальник управления Криворучко был у себя. (И сегодня в Джизакском уголовном розыске, наверное, самый длинный рабочий день.)

— Новость, — показал заместителю на стул за приставным столом. — Мы задержали знакомую Мамлакат, Адылову, когда та несла для продажи опий покупателю.

— Откуда она его взяла? В суде не должно быть дел по наркотикам!

— Туда передали дело из соседней области. Оно ещё не рассмотрено. Вещественные доказательства по делу —130 граммов опия и 94 грамма анаши.

— Адылова вынесла прямо из здания суда?

— Нет. Опий находился у неё дома. Мы передали материал и задержанную в горотдел к Каршибаеву.

— А кто подыскал человека на роль покупателя?

— Торбин. Мероприятие контролировал я лично.

В. П. Торбин. «Задержать преступника с поличным при продаже опия трудно. Сбытчик наркотика берёт «товар» с собой, только если абсолютно уверен, что сразу передаст его покупателю. При этом всегда существует опасность, что задержанный с поличным может заявить: «Милиция знала о готовящейся продаже наркотиков, значит, она и спровоцировала!..» Иные сотрудники милиции, напуганные словом «провокация», остерегаются задерживать с поличным даже карманников.

Подполковник В. А. Бондин адресовал заявление Мамлакат Ходжаевой ОБХСС и уголовному розыску, но основные поручения мне пришлось выполнить самому.

Было решено, что посторонний человек, которого подыщут работники ОБХСС, сыграет роль покупателя, но при этом он не будет интересоваться наркотиком, чтобы не быть заподозренным в провоцировании Адыловой на продажу опия. Ничем не интересоваться. Даже ценой. В общем, не раскрывать рта. Вся инициатива должна исходить от Адыловой, если она действительно заинтересована в том, чтобы продать наркотик. Такого человека мы нашли — Фурката Ташпулатова с машиной. И он вместе с Мамлакат Ходжаевой предстал перед Адыловой. Единственное, чем поинтересовался «покупатель», было качество «кара-дори». Нурия предоставила ему маленький кусочек весом около грамма и предложила встретиться вечером на улице, недалеко от её дома...»

Что, если тогда, в мае, Торбин смог бы увидеть заявление в высший законодательный орган республики, которое направит его мать меньше года спустя?

«Более девяти месяцев волокитится уголовное дело, которое было целенаправленно сфабриковано против моего сына некоторыми должностными лицами милиции и прокуратуры...

О злоупотреблениях этих лиц, предательстве интересов службы мой сын сообщил МВД республики и Союза рапортом в июне 1986 года, но тогда мер принято не было и именно эти люди искусственно создали уголовное дело по его обвинению.

Я юрист. И моё мнение совпадает с мнением знакомых мне юристов высокой квалификации: мой сын, молодой ещё человек, вчерашний ведущий конструктор КБ, имеющий два высших образования, невиновен. Обвинение полностью сфальсифицировано...»

Единственно отрадным во всей этой истории является принципиальная позиция Джизакского горкома и обкома партии. Сына вызвали, его доводы выслушали и их посчитали обоснованными.

«Прошу рассмотреть жалобу, пресечь беззаконие и восстановить справедливость.

Пенсионер, участник Великой Отечественной войны, полковник внутренней службы в отставке, заслуженный юрист республики — Н. П. Торбина.»

Из материалов уголовного дела.

Показания свидетелей:

«Каршибаев был нашим «хозяином», а хозяина мы должны содержать, давая ему взятки и безоговорочно выполняя все его прихоти, так это было заведено у нас в Джизакском РОВД.» (т. 7, л. д. 260).