—      И кто же воспитывает их! — возмущался Александр Васильевич. — Закоренелый фашист Хопперт, предательница Фогель, смесь немецкой фашистки и украинской националистки — ведь муж у нее украинский националист. Такая мерзкая смесь! Эта ужасная американка и почти диккенсовский тип Годлея. Как доказать миру, что эти преступники не имеют права даже дотронуться к детям, не то что решать их судьбу. Надо немедленно связаться с высшей властью англо-американской зоны.

Валентина Дмитриевна была в курсе всех дел. Она только не могла понять, как это может быть — преступников выявили, детей нашли — почему не закончить это дело? Точно так же не мог примириться ни с какими проволочками молодой и горячий Вася.

—      Надо поскорее поехать туда снова, в это змеиное гнездо. Вы только представьте себе, что они могут сделать с этими детьми, нашими детьми. И я уверен, что не только у Лиды и Ясика — у половины из них совсем другая национальность, а не та, которая значится в списках. И у большей половины есть родители, которые ищут их, ждут, страдают.

Нет, о них никто не забывал. Не забывали об этих детях ни в Москве, ни в Киеве, ни в Минске. Советские женщины печатали в газетах и передавали по радио письма, обращенные к английским и американским женщинам-матерям: «Помогите вернуть наших детей». И Лина Павловна, и Галина Алексеевна писали Кате: «Скажи осторожно Оле Климкович — Ясика, кажется, нашли, но еще не вырвали оттуда. С ним какая-то наша девочка Лида, но фамилию ее установить не так просто. Делом этим лично занимается полковник Навроцкий. Пускай немедленно Оля напишет заявление, заверит и пришлет ему. Образцы посылаем».

Кажется, у полковника Навроцкого уже были все необходимые доказательства по поводу Ясика.

—      Сегодня мы наверняка привезем его, — сказал Александр Васильевич взволнованной Валентине Дмитриевне, которая снова провожала их, держа на руках полненькую веселую Валюшку.

—      Прямо сюда. Прямиком к нам, — говорила она мужу, — я обед приготовлю, пирог спеку. Деточка моя родная, сколько мучается без отца-матери у этих зверей. Может, и девочку удастся вырвать оттуда. Вася, — обратилась она к молодому офицеру, — ты бы взял и выкрал ее, что ли, вместе с Грицком, — она показала на шофера.

—      Ну и женщины, — покачал головой полковник. — И что ты такое говоришь, Валентина.

Они уехали, а Валентина Дмитриевна принялась хозяйничать. Действительно, все должно быть приготовлено как следует. Днем с Валюшкой она пошла в магазин, купила хороший костюм для мальчика, белье, игрушки. «Как счастлива будет мать, наконец» — думала она. К вечеру все было готово. Обед, пирог с буквой «Я», цветы, костюм, большой мяч, точно такой же, как и у Валюшки, и даже лошадка с пушистым хвостом и гривой. Какой мальчик сможет устоять перед такой лошадью?

Ждать больше не было сил. Позвонила знакомой — жене Александра Васильевича.

—      Приходите, вместе будем ждать. Все у нас и пообедаем. Ведь такая радость! Еще одного ребеночка родного вытащили.

Сидели, потихоньку разговаривая. Уже и Валюшку отправили спать.

Вот наконец гудок машины. Валентина Дмитриевна с приятельницей выбежали на крыльцо. Из машины вышли полковник, Александр Васильевич и Вася. Больше никого.

—      Где же мальчик? — испуганно спросила Валентина Дмитриевна.

Полковник строго молчал, покусывая седой ус.

—      Нет, — произнес наконец Александр Васильевич. — Куда-то отправили. И мальчика, и девочку. Мерзавцы! Что же теперь делать?

Сидели молча, никто не притронулся к обеду.

— Пошли свяжемся с Москвой, — сказал полковник. — Работорговцы проклятые! А в списках даже фамилий детей нет. Одни номера.

Они пошли в служебный кабинет полковника. Жена Александра Васильевича — к себе, Валентина Дмитриевна — к Валюшке.

На столе стоял нетронутый праздничный пирог с буквой «Я», цветы, а на маленьком столике лежали штанишки, рубашка, туфельки, большой мяч, и на все это смотрела нарисованными глазами большая красивая игрушечная лошадка с пушистым хвостом и гривой.

* * *

Около Неаполя есть вулкан Везувий. Неаполь и вулкан когда-то изучали дети всего мира в 3-м и 4-м классах школы, смотря по тому, что за школа.

В Неаполь приезжали туристы со всей Европы и поднимались на Везувий. Самые смелые даже заглядывали в кратер.

Теперь в Неаполе снова собралось великое множество людей из самых разных стран Европы. Но они не были туристами, они приезжали не из любопытства, не от безделья. Их свозили сюда из всех уголков, где находились лагеря, тайные лагеря «американской зоны». Среди них было много детей, которых тоже привозили в наглухо закрытых вагонах со всех тайных англо-американских приютов.

И взрослые, и дети терпели нещадные муки, болели, умирали, и никто из них не знал, что их каждый день пересчитывают, ими торгуют.

Когда сотни и тысячи взрослых выводили из лагеря, оставшиеся не знали, куда их еще ведут, куда повезут. А что могли знать дети, когда, считая на десятки, их гнали по трапу на гигантский пароход и, не давая оглянуться, толкали в трюм.

У детей этих не было ни имен, ни фамилий.

Только номера.

В ДАЛЕКОМ МОРЕ

В первой каюте справа живут два лейтенанта: Евгений Владимирович Кондратенко и Виктор Александрович Таращанский.

Когда они одни — просто Женя и Витя. Когда они одни, это вообще еще совсем молодые ребята, совсем еще не похожие на офицеров!

Они любят иногда побороться, конечно, чтобы никто не увидел из команды! Правда, команда их очень любит, и если б увидела — то не выдала бы.

Корабельная служба серьезная и сложная. Ну что же, хоть Витя пока не стал архитектором, но он очень полюбил море и корабельную службу, а про Женю и говорить нечего — вот он прирожденный «морской волк».

—      Я же из Одессы! — говорит он гордо.

Бывает, они безудержно спорят, чей город лучше — Одесса или Киев. Ведь Вите, как каждому киевлянину, кажется, что красивее Киева города нет.

Как хочется побывать там! Конечно, тяжело будет идти по улице, где когда-то жил в счастливые годы с отцом, матерью, сестричкой, знать, что теперь они тебя не встретят. Но там, в Киеве, его встретит Лина...

Вот ее фото, наконец присланное, висит над его тумбочкой. Какая была радость, когда получил его! Оно было надписано им двоим: «Вите и Жене — Лина».

Подписывая так, Лина подумала:

«Когда-нибудь, если я оправдаю свое имя в жизни, я надпишу на карточке «Ленина». Витя даже и не знает, что на самом деле меня зовут Лениной».

—      Ясно, это тебе. А она хорошенькая, посмотри — и глаза большие, и косы. Правда, может, это только на фото. Может, у нее просто фотогеничное лицо, — добавил Женя, чтобы подразнить друга.

Но Витя сиял от радости и только наставительно произнес:

—      Зависть — это большущий недостаток, мой дорогой.

Для него Лина была красавицей и самой умной девушкой в мире. Девушка, о которой можно только мечтать! Ведь еще до фото он уже столько думал о ней и перечитывал сотни раз ее письма, а теперь, когда он еще увидел ее серьезное, вдумчивое лицо (он убеждал себя, что это главное, а совсем не то, что она красивая), ему сразу захотелось сесть и написать: «Лина, ждите меня».

Он, конечно, не сделал этого, но письма его становились еще длиннее, искреннее, откровеннее. Он стал много читать в свободные от вахты часы. Когда они заходили в чужие порты, ему хотелось побольше увидеть, чтобы потом описать Лине.

Женя немного посмеивался, но сочувствовал.

—      Поскорее б домой, — говорил Витя.

Женя брал мандолину, играл и пел:

Додому, додому

В дорогу знайому,

На зорi ясного Кремля!..

Они оба любили эту песню. Женя — потому что очень любил петь морские песни, а Витя еще и потому, что песню эту прислала Лина. Она ее услыхала от поэта, который выступал у них в детдоме, а потом напечатал, и. ее стали петь и взрослые, и дети.